Уоррен Мерфи - Стальной кошмар Страница 9

Однако в американском городе Детройте, продолжал свою летопись Чиун, городе настолько невезучем, что в дни некоторых религиозных праздников жители едва не сжигали его до тла, Чиун столкнулся не с Шивой-Разрушителем, а с Шивой-Римо.

Римо пострадал при Пожаре, и Чиун вытащил его из-под обломков. Придя в чувство, Римо заговорил не своим голосом. Он произнес слова, которые Чиун не ожидал услышать от своего ученика. Это были жестокие слова, ибо Римо не узнал Чиуна. Совсем не узнал. Несмотря на все годы, прожитые вместе.

Даже сейчас, много месяцев спустя, Чиуну было трудно справиться с волнением, которое он испытал, увидев Римо во власти индийского бога разрушения. В одно мгновение все то, ради чего он трудился, готовя нового Мастера Синанджу, который должен был со временем вернуться в Синанджу, жениться и воспитать нового Мастера, лопнуло как мыльный пузырь.

Перевоплощение Римо было недолгим, но Чиун не знал, когда Шива вновь завладеет рассудком Римо. И тогда Мастер во имя сохранения сил, вложенных в неблагодарного ученика, и продолжения рода решил разорвать узы, связывающие Римо с родной страной. Это решение, писал Чиун, возможно, и не стоило бы упоминать, разве только для того, чтобы отметить его гениальность. Подумав немного, Чиун добавил перед словом “гениальность” слово “непревзойденную”. Иногда истину трудно разглядеть между строк.

И это помогло, нацарапал Чиун. Они с Римо вернулись в Синанджу, поскольку не обязаны были больше работать на клиента в лице США. Римо согласился стать преемником Чиуна и полюбил корейскую девушку. И вот теперь они должны были пожениться. Со временем появятся внуки, и дело жизни Чиуна будет завершено. Чиун вступил в брак необдуманно, и у него не было сына, которого он мог бы назвать своим наследником. Его вынудили взять белого ученика, чтобы традиция Синанджу не умерла. Недооценка Римо могла бы иметь катастрофические последствия, ибо в результате из него получился величайший Мастер Синанджу, Римо Светлый.

Чиун остановился и вычеркнул слово “Светлый”, заменив его словом “Неблагодарный”. Затем вымарал и это слово и попытался подобрать такое, которое включало бы оба понятия, но не смог ничего придумать.

К нему вернулась прежняя тоска. Казалось бы, сбылось все, о чем он мечтал для Римо и для Синанджу, и все же он был несчастлив. Сокровищница Синанджу просто лопалась от нового золота и старых драгоценностей, а он все равно чувствовал себя потерянным. Ему уже никогда больше не придется служить иностранным государствам, а он тем не менее грустил. Римо обещал поселиться вместе с ним в Синанджу и не соглашаться ни на какую работу, не посоветовавшись с учителем, но и это не радовало старика.

Но он не решался признаться в этом даже самому себе. Римо вечно обвинял его в том, что он брюзжит. Чиун считал, что сказано неудачно и слишком резко, но понимал, что в словах Римо есть доля правды. На протяжении многих лет Чиун уговаривал Римо оставить Америку и перейти на службу более достойным империям. Например, Персии, ныне утратившей былое величие и получившей название Иран. Он рассчитывал, что работа на другую страну станет первым шагом на пути превращения Римо в истинного корейца.

Но Римо поступил еще лучше: он приехал в Синанджу и сразу же покорил всех обитателей деревни. Чиун даже не предполагал, что такое может произойти, тем более так быстро.

И все же он испытывал грусть.

Ему хотелось кому-нибудь пожаловаться, но он не решался. Если бы Римо узнал, что Чиун несчастлив, то мог бы принять какое-нибудь поспешное, необдуманное решение. Например, потребовать, чтобы они немедленно вернулись в Америку, где Чиун был счастлив. Относительно счастлив.

При этой мысли на изборожденном морщинами лице Чиуна появилось странное выражение.

Пока сохла тушь на свитке, Чиун взял с низенького столика кусок пергамента. Этот пергамент изготовили во времена Тутмоса II, и по западным меркам он считался бесценным, но для Мастера Синанджу это был всего лишь листок для записей, достойный величайшего Дома наемных убийц за всю человеческую историю.

Записка предназначалась Римо. Едва начав писать, Чиун сразу же вспомнил слово, обозначающее одновременно и “светлый”, и “неблагодарный”, и продолжил письмо.

На дисплее справа расположился зеленый контур Соединенных Штатов Америки.

Доктор Харолд В. Смит нажал на клавишу, и внутри контура появились границы штатов. На левой стороне экрана, отгороженный пунктиром, светился список Харолдов Смитов с датой и местом смерти. Смит вызвал этот список вновь, когда в Массачусетсе, у себя в кабинете был обнаружен новый труп – врача Харолда К. Смита. Его имя было последним в списке, построенном по датам гибели.

Пальцы доктора Смита летали по клавиатуре, последовательно нажимая на клавиши.

Один за другим все имена в списке получили порядковый номер, и один за другим каждый номер появился на карте. Между нанесенными на карту номерами выстраивалась толстая зеленая линия, словно в какой-нибудь детской игре.

Наконец все цифры заняли свое место, образовав зигзагообразную линию, идущую из Алабамы в Массачусетс. Линия была извилистой, но четкой. Это означало, что убийца – если он был один – ехал по шоссе.

Еще одна клавиша – и на карте появились все главные дороги США.

Зигзагообразная линия совпала с крупнейшими магистралями штатов, где были совершены убийства. Это было доказательством того, что у убийцы существовал четкий план и его путь, прошедший от Алабамы на север, в Новую Англию через район Великих озер, лежал теперь на юг. Следующая жертва, по оценкам Смита, будет обнаружена в Массачусетсе, Род-Айленде или Коннектикуте. А потом?

Не мог же убийца-путешественник двигаться на восток – там он уперся бы в Атлантический океан. Поэтому ему оставалось ехать на юг, в город Нью-Йорк, либо на запад, в северную часть одноименного штата. Но любой путь (от этой мысли у Смита возникло болезненное чувство тошноты) в конце концов неизбежно приведет его в местечко Рай, штат Нью-Йорк.

К доктору Харолду В. Смиту.

Ему оставалось ехать на юг, в город Нью-Йорк, либо на запад, в северную часть одноименного штата. Но любой путь (от этой мысли у Смита возникло болезненное чувство тошноты) в конце концов неизбежно приведет его в местечко Рай, штат Нью-Йорк. К доктору Харолду В. Смиту.

Глава седьмая

Случайное соседство за столом на званом ужине сделало Ферриса ДОрра величайшим специалистом в своем деле.

Он занимался металлами. Некоторые из тех, кто мог сказать то же про себя, спекулировали золотом, платиной, изредка серебром. Феррис ДОрр занимался титаном. Он его не продавал, не покупал, не спекулировал им, он с ним работал. В свои неполных тридцать лет он был ведущим специалистом в той области, где ценность определялась не дефицитом, а возможностью практического применения.

Ставя свой серебристо-серый “БМВ” на стоянку компании “Титаник титаниум текнолоджиз”, расположенной в Фоллз-Черч, штат Вирджиния, Феррис ДОрр в который уж раз вспоминал тот удивительный день, с которого все и началось.

Тогда ДОрр был старшеклассником и особыми успехами не блистал, зато встречался с Дориндой Домичи, дочкой дантиста, который считал Ферриса вполне приемлемым, но не более того. А все потому, что Феррис был лишен честолюбия. То есть абсолютно. Он не собирался поступать в колледж, не представлял себе, в какой области станет делать карьеру, и имел лишь сомнительный шанс выиграть в государственную лотерею.

А еще он надеялся жениться на Доринде хотя бы потому, что у ее старика были деньги, а деньги Феррис любил.

Но вот одним темным вечером все его надежды рухнули. Случилось это на переднем сиденье его неуемно пожиравшего бензин “крайслера”. В тот вечер Феррис решил, что их отношениям с Дориндой пора “подняться на новый уровень близости”. Именно так он и выразился.

– О’кей, – согласилась Доринда, не вполне понимая, о чем идет речь, но зачарованная звучанием слов.

– Отлично, – сказал Феррис и принялся стягивать с нее свитер.

– Что ты делаешь? – спросила Доринда.

– Мы же поднимаемся, помнишь?

– Тогда зачем ты пытаешься уложить меня на сиденье?

– Как это расстегивается? – спросил Феррис, пытаясь снять с нее лифчик.

– Попробуй спереди.

– Именно туда я и пытаюсь добраться – до твоего переда.

– Я хочу сказать, лифчик расстегивается спереди.

– Да? Что же ты сразу не сказала?

Ощущение было отнюдь не столь восхитительно, как о том мечтал Феррис ДОрр. Сиденье было слишком узким, и когда его нога застряла в рулевом колесе, они решили перейти назад.

– Так-то лучше, – пробормотал Феррис. Он вспотел. Похоже, придется положить гораздо больше сил, чем он рассчитывал.

– Мне неприятно, – сказала Доринда, хмуря брови.

– Потерпи. Мы же только начали.

Не успел он произнести этих слов, как все было кончено.