Эллен Датлоу - Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм Страница 95

Дикерсон холост, живет в Таллахаси, штат Флорида. Он пишет докторскую диссертацию в области американской литературы и одновременно заканчивает свой первый роман, «литературное фэнтези в, „монти-пайтоновском“ ключе», в основу которого легли морские путешествия святого Брендана. Д. Э. Дикерсону доводилось писать поздравления для открыток «Hallmark», составлять кроссворды для «New York Times» и журнала «Games»; и он надеется, что в одно прекрасное утро найдет высокооплачиваемую работу.

«Постмеловой период» — искусно написанный, парадоксальный рассказ о любви между «почти вымершими» плотоядным и травоядным ящерами. Рассказ был впервые опубликован в журнале «Story Quarterly».

В девять часов вечера накануне Нового года Фил одиноко сидел у себя в комнате. Он разглядывал в зеркало свою чешуйчатую морду, устало моргая змеиными глазками.

— Боже мой, я выгляжу таким стариком! — сказал он наконец и с брезгливой гримасой оттянул шкуру на морде худой передней лапой. Затем отпустил: шкура шмякнулась на место и сморщилась — хуже некуда…

Фил вздохнул. После ухода Пегги он вздыхал все чаще и тяжелее.

— …Тебе надо купить приличную машину, — наставительно говорила Пегги. — Она поможет тебе продвинуться по карьерной лестнице. Ты будто из прошлого века.

— Я не помещусь в машину. Куда я дену хвост?

— А пластические хирурги? — возражала Пегги. — Они отрежут тебе хвост, выправят осанку, накачают мышцы на слабых ручках…

— Это не ручки, а передние лапы.

— А стали бы — руками. Врачи отшелушат твою шкуру и сделают ее гладкой и нежной, как настоящая кожа.

— Тебе ведь нравилась моя шкура!

— Мне нравилось то, что внутри, милое чудище. Но ты нич-чего не хочешь, — сказала Пегги на прощание. — У тебя та же работа, что и в год нашей встречи. Ты ни на шаг не стал ближе к должности менеджера. А я возлагала на тебя большие надежды…

— Но я ничего не могу с собой поделать!

Вспомнив этот разговор, Фил застонал от досады. Пегги ушла и теперь встречалась с каким-то бухгалтером… обыкновенного размера.

— Но я ни в чем не виноват. — Фил вновь посмотрел в зеркало. — Я делаю все, что могу. Это мир вокруг меняется слишком быстро. Для меня.

Он оглядел комнату. Кровать, туалет, зеркало и полуразвалившийся шезлонг, без стола и даже без холодильника — жалкая обстановка, ничего не скажешь… И это — все, что удалось ему отвоевать у быстро меняющегося мира. Здесь не до работы над собой. Печально.

А ведь сегодня — канун Нового года. Фил нацарапал когтем в желтом блокноте:

ПЛАН ДЕЙСТВИЙ:

1. Почаще выходить из дома.

2. Найти…

3.

4.

Фил не знал, что можно написать напротив цифр «три» и «четыре». Спустя несколько минут он вернулся ко второму пункту, но и здесь не смог ничего придумать. И тогда он отшвырнул блокнот.

Скоро половина десятого. Пора идти на улицу, где будут сновать эти крошечные люди. Фил опять вспомнил, как несовременно выглядит его морда, как весь он стар и как плохи его дела…

— Что за черт?! — воскликнул он. — Тебе здесь неудобно, ты никому не нужен — так забудь и больше не переживай из-за этого!

Он надел фрак, маленький красный галстук — скромно и со вкусом, — вздохнул в последний раз, и этот звук напомнил ему шум тормозов автобуса: вуужжш…

Фил аккуратно топал по городу, стараясь не наступать на людей и машины, — это умение пришло с опытом. Люди вокруг почти бежали, глядя себе под ноги; в огромном городе у каждого из них, даже накануне праздника, были неотложные дела. Если кто-то и поднимал голову, он не пугался Фила: город очень древний, жители тут всякое повидали… Фил почувствовал, как входит в ритм города: бум! бум! бум! бум! — обрывок разговора, вой сирены, толчок, еще один, — его сердце забилось так же быстро, как сердце самого города, от этого захватило Дух.

Фил переходил с одной улицы на другую и думал: сколько людей, с совершенно разными ногами, пробегало здесь до него! На этой земле — следы его предков и тех, кого они съели, и любой из них может быть погребен именно здесь, под улицей, по которой толпами идут люди. Сколько еще таких шагов может вынести земля? Такая жесткая и холодная, от нее болят колени. И эта смола, и асфальт, потертый миллионами ног…

Ни в какой клуб идти не хотелось. Фил с трудом переносил шум и дым, которые ничуть не мешали маленьким людям. Ноги болят. Найти бы неподалеку место, чтобы посидеть и расслабиться. Вот, кажется, подходящая вывеска… Филу пришлось наклониться, чтобы прочитать: «Въевшаяся привычка».

Он подумал: «Почему бы и нет?»

Фил протиснулся внутрь, твердая чешуя на его шее оцарапала потолок. В этом клубе было меньше света и шума, чем в других, но гораздо больше табачного дыма. Фил огляделся в поисках уголка, где можно было присесть незаметно. Найдя такое место, он расправил плечи и занял несколько столиков. Здание заскрипело, и флуоресцентные лампочки под потолком закачались, как дорожные указатели. На Фила никто из посетителей не обращал внимания. Посидев секунд пятнадцать, он вновь задумался: зачем он здесь и что его так беспокоит? Как только глаза привыкли к полумраку и Фил смог разглядеть выход, он решил вернуться домой.

В другом конце большой комнаты, отвернувшись от Фила, у барной стойки сидела женская особь анкилозавра. Она гляделась в зеркало. На ней были скромный вечерний костюм и красный галстук — здесь фуляровый лоскут выглядел жутковато, точно капля крови, падающая с подбородка. У Фила невольно отвисла челюсть и потекли слюни (атавизм, оставшийся с охотничьих времен). Глядя на ее отражение, Фил почувствовал неловкость за собственный галстук. «Только не говорите, что я — уцелевшее ископаемое!..» Сейчас ему как никогда хотелось казаться успешным и счастливым.

Фил встал и направился к анкилозавру, но остановился. «Ты плотоядный! — сказал он себе и нервно сглотнул. — А она — травоядная! Вдруг ты убил ее родственников? Что она может о тебе подумать?» Но лишь взглянув на нее, он вновь вдохнул океанский воздух, увидел заросли первобытного леса, ощутил тепло земли и меловой бриз… Воспоминания о времени, когда он чувствовал себя частью огромного, зеленого и синего, живого мира вокруг!

Она повернула голову, и Фил представил ее в папоротниковой роще. Скрип входной двери напомнил ему крик птеродактиля в прозрачных сумерках. Горячее, томное солнце над свободной землей!.. Нет, лучше умереть, чем упустить такой шанс.

Пробираясь к ней, Фил обдумывал первые слова.

— Привет! — сказал он, присев рядом. — Ты анкилозавр, верно?

Она повернулась к нему, ее глаза расширились от страха. Затем она огляделась вокруг.

— Вы… вы ведь не будете нападать на меня здесь, на глазах у всех этих людей?

— Нет, я пришел сюда не за мясом, — ответил Фил. — Я просто хочу поговорить.

— Где-то я уже это слышала…

Но все же она улыбнулась. Защитные пластины над бровями сморщились.

— Руби, — представилась она. — И я не анкилозавр. Я — полакантус, понятно?

Она взглянула через плечо и пошевелила хвостом:

— Никаких колючек, только шипы на спине — от шеи до конца туловища.

— О господи, — пробормотал Фил. — Мне очень жаль. Я…

— Все в порядке, — сказала Руби. — Правда, теперь это немного стесняет. Когда млекопитающие пошли вверх, со мной попытался спариться глиптодон. С этой мордой грызуна и волосатыми лапами — бррр! Хотя у него забавный панцирь… Я могу понять твое замешательство.

— Все это было так давно, — вздохнул Фил.

— А я, честно говоря, никогда не разбиралась в названиях, — сказала Руби. — Я просто жила, не думая об именах. Ты — тираннозавр?

— Нет, дейнонихус. Что-то вроде этого, но гораздо меньше: я тринадцать футов высотой, и еще у меня есть костяные отростки для нападения и защиты. Вот здесь, видишь? — Фил взглядом показал на передние лапы.

— Я была не в духе, извини, — сказала Руби. — Ты очень милый.

— Да нет… Просто я встречал слишком много тираннозавров.

— Господи! — вдруг воскликнула Руби и улыбнулась, показав коренные зубы. — Кажется, прошло несколько миллионов лет, с тех пор как я видела другого динозавра!

Фил улыбнулся в ответ. Они сидели и улыбались друг другу, и более того — Фил чувствовал себя довольно легкомысленно. Давно у него не было такого настроения!

— Я Фил.

— А я по-прежнему Руби. Купишь мне салат?

— Как же ты уцелела? — спросил Фил после нескольких коктейлей и вазочек салата.

— Уединение. Я из места Ла Бри, там есть несколько укромных уголков, которые почти не изменились за это время. Я ушла туда, когда мои родственники стали болеть. Осталась одна; никто меня не трогал, и вот теперь я здесь. Было одиноко, но я сказала себе: это не важно, главное — что ты выжила. А как ты здесь оказался?