Джоан Роулинг - Гарри Поттер и Орден Феникса (Анна Соколова)

Уважаемый читатель

Перед вами перевод пятой книги Джоан Кэтлин Ролинг (именно так, по ее собственным словам, произносится ее фамилия) о приключениях Гарри Поттера.

Этот текст от других вариантов перевода книг Ролинг отличают определенные концептуальные решения. Первой и основной установкой в этой работе было стремление приблизиться к оригиналу в передаче духа книги, не допустить потери авторской тональности, того неповторимого английского стиля, который присущ произведениям Ролинг.

Труд переводчика, кроме того, что творческий, еще и невероятно сложный. Смысл его в том, чтобы донести до нас не только содержание, фабулу, но и аромат чужого произведения, его смысловые подтексты, забыть себя, подчинить свою фантазию и творческую потенцию чужому вдохновению.

Одним из способов, призванных помочь русскоязычному читателю в полной мере ощутить созданный Ролинг мир, было решение переводчика оставить имена собственные и географические названия без изменений, т. е. в транслитерированном виде ибо, чаще всего, любая адаптация названий лишает авторский текст аутентичности, упрощает, делает его слишком прямолинейным. Будучи посредником между Автором и Читателем, Переводчик предлагает комментарии к авторским названиям, в основном к тем, которые впервые упоминаются именно в пятой книге, чтобы заинтересованный Читатель мог самостоятельно составить представление о подразумеваемых Автором аллюзиях. Эти комментарии, безусловно, обогащают перевод, предлагая увлекательное, информативное путешествие для лингвистического гурмана.

Заклинания, написанные Ролинг латынью, приводятся в том виде, в каком они существуют в оригинале. Один из непреложных законов магии состоит в том, что дееспособность заклинаний сохраняется лишь тогда, когда они произносятся на том языке, на котором были созданы великими магами прошлого. И, хотя английскому читателю, в силу языковых особенностей, латынь ближе, чем нам, она и для него, тем не менее, звучит достаточно академично и загадочно, поэтому аутентичность заклинаний — еще один штрих в любовно-бережном отношении автора перевода к оригиналу.

Хочу обратить ваше внимание на прозвища персонажей (см. таблицу ниже). Оригинальные английские слова не несут ассоциативной нагрузки для русскоязычного читателя, которая необходима, чтобы добиться такого же эффективного восприятия персонажей, которого хотел добиться Автор, давая герою то или иное прозвище, но частое использование их в прямой речи персонажей вызвало необходимость придать им русское звучание (за исключением тех случаев, когда в качестве клички использовано имя или фамилия), не переводя дословно, а сохраняя эмоциональную окраску.

Такой подход к именам и названиям в переводах книг Ролинг на русский язык предложен читателю впервые, и мне он представляется правомочным и чрезвычайно интересным.

О. Шапиро

Глава 1. Дадли в дементорном дурмане[1]

Раскаленный летний день тянулся к закату, и сонная тишина обволакивала большие квадратные дома на Прайвет-драйв.[2] Неизменно отполированные до блеска автомобили сейчас стояли пыльными на подъездных дорожках, а лужайки, некогда изумрудно-зеленые, теперь пожелтели и высохли — причиной тому стала засуха и запрет на пользование садовыми шлангами. Лишенные привычного занятия, состоявшего в мытье автомобилей и стрижке лужаек, жители Прайвет-драйв отступили в тень прохладных домов, распахнутыми настежь окнами надеясь привлечь к себе внимание несуществующего ветерка. Снаружи остался только один — подросток, который навзничь лежал на клумбе у дома номер четыре.

Худой, темноволосый, в очках, он выглядел несколько болезненным и зажатым, словно вымахал слишком быстро. Одеждой ему служили заношенные, грязные джинсы, вылинявшая, растянутая футболка и рваные кроссовки. Внешность Гарри Поттера не вызывала расположения соседей, принадлежавших к тому сорту людей, которые убеждены, что неряшливость должна караться законом, но этим вечером Гарри залег в раскидистый куст гортензии и для прохожих оставался совершенно незаметен. Обнаружить его смогли бы лишь дядя Вернон или тетя Петунья, если бы высунули головы из окна гостиной и посмотрели точнехонько вниз, на клумбу.

Гарри решил, что, в конечном счете, может поздравить себя с идеей спрятаться именно тут. Хотя лежать на горячей, твердой земле не совсем удобно, но, с другой стороны, — здесь никто не буравит его взглядом, не забрасывает едкими вопросами и не заглушает диктора новостей скрипом зубов, как это случалось всякий раз, когда он пробовал сесть в гостиной, чтобы вместе с дядей и тетей посмотреть телевизор.

Эта мысль словно влетела в открытое окно, и дядя Гарри, Вернон Дарсли, внезапно выдал:

— Как хорошо, что мальчишка перестал мозолить глаза. Между прочим, где он?

— Не знаю, — равнодушно откликнулась тетя Петуния. — В доме его нет.

Дядя Вернон буркнул:

— Посмотреть новости… — и саркастично продолжил: — Хотелось бы мне знать, ну зачем ему это нужно. Вот какого нормального мальчика будет волновать то, о чем говорят в новостях… Дадли понятия не имеет, что происходит, сомневаюсь, что он знает, кто премьер-министр! И вообще, можно подумать, про их братию пойдет речь в наших новостях…

— Вернон, ш-ш! — шикнула тетя Петунья. — Окно открыто!

— Ах, да… извини, дорогая.

Дарсли затихли. Под аккомпанемент рекламы мюслей «Fruit'n'Bran» к завтраку Гарри следил за престарелой миссис Фигг, ненормальной любительницей кошек с соседней улицы Уистерия-уок,[3] которая неспешно семенила мимо. Она хмурилась и беззвучно шевелила губами. Гарри порадовался тому, что скрыт кустами, поскольку с недавних пор миссис Фигг взяла за правило приглашать его на чай, всякий раз встречаясь с ним на улице. Старушка скрылась за углом, и тут из окна вновь понесся голос дяди Вернона.

— Дадлика позвали на чай?

— К Полкиссам,[4] — с нежностью отозвалась тетя Петунья. — У него так много приятелей, он так популярен…

Гарри с трудом подавил смех. По отношению к своему сыну Дадли, Дарсли были удивительно слепы. Каждый вечер, на протяжении всех каникул, они принимали за чистую монету любую его незатейливую ложь о визите на чай к какому-нибудь очередному члену своей компании. Гарри знал совершенно точно, что Дадли ходил вовсе не чай пить: он и его компания все вечера проводили, громя детскую площадку в парке, покуривая за углами и швыряя камни в проезжавшие автомобили и проходящих детей. Во время своих вечерних прогулок по Литтл-Уингингу[5] Гарри не раз заставал их за этим занятием — сам он большую часть каникул бесцельно бродил по улицам, по пути выуживая из мусорных баков газеты.

Прозвучал музыкальный проигрыш, предваряющий выпуск семичасовых новостей, и у Гарри засосало под ложечкой. Может быть, сегодня вечером… как-никак, уже месяц прошел… все и выяснится…

«Аэропорты заполонило рекордное количество отпускников, попавших в безвыходное положение в связи с забастовкой испанских багажных грузчиков, которая продолжается уже вторую неделю…»

— Будь моя воля, я б им устроил пожизненную сиесту! — вскипел дядя Вернон, заглушая диктора.

В то же самое время, снаружи, на клумбе, напряжение пошло на убыль. Если бы что-нибудь случилось, то наверняка в новостях об этом сказали бы в первую очередь: смерть и разрушения куда важнее, чем попавшие в затруднительное положение отпускники.

Гарри медленно перевел дух и стал смотреть в ослепительно-синее небо. Каждый новый день этого лета похож на предыдущий: мучаешься, ждешь, потом отпустит ненадолго, и снова нарастает напряжение… и постоянно один и тот же, все более и более настойчивый вопрос: почему до сих пор ничего не произошло?

На всякий случай, он продолжал слушать: вдруг прозвучит какой-нибудь недоступный магглам намек — необъяснимое исчезновение, или, быть может, загадочная авария… Но после забастовки испанских грузчиков последовал репортаж о засухе на Юго-Востоке («Надеюсь, наш сосед слушает это! — проревел дядя Вернон. — Вместе со своими поливалками в три часа ночи!..»), затем о вертолете, едва не рухнувшем в поле Суррея, потом о разводе популярной актрисы со своим знаменитым мужем («Можно подумать, нам очень интересно их грязное белье полоскать», — фыркнула тетя Петунья, которая одержимо выискивала подобные сплетни в каждом журнале, попавшем в ее костлявые руки).

Вечереющее небо слепило глаза, Гарри зажмурился в тот момент, когда диктор произнес: