Яник Городецкий - Треугольник Страница 11

Я никогда раньше не был в подобных заведениях, что, в общем-то, и не странно. Сюда пускают только тех, кому уже стукнуло восемнадцать. Мне до восемнадцатилетия еще как России до правового государства.

Но я сейчас говорю не о политике, а о ночном клубе. Здесь было довольно весело. Играла громкая музыка, за барной стойкой стояли молодые парни и продавали выпивку, а иногда пили и сами. Люди танцевали особый танец с точным названием "Кто во что горазд" и пили, сидя за столиками. На жалком подобии сцены какая-то девица танцевала что-то похабное, постепенно переходящее в стриптиз. Я было засмотрелся, но тут же вспомнил, зачем я здесь и стал искать среди сидящих за столиками людей хоть одного, способного прочесть мое послание и помочь.

За первым столиком сидела компания из дюжины молодых парней и девушек, непонятно как уместившихся там. Они были уже изрядно пьяны и хохотали, как сумасшедшие, громко матерились и орали всякие непристойности, изредка переходя на пение. Репертуар у них был объемный. Русские романсы, дискотека восьмидесятых, современные хиты и что-то, похожее на экспромт. Так, эти психи точно отпадают.

За соседним столиком две девушки храпели, ничем по громкости не уступая компании веселых пьяных певцов за первым столиком. Господи, ну нельзя же так напиваться.

Похожая картина развернулась и за следующим столом. Только там спал дядька лет пятидесяти. Ничего себе, ну и беспредел.

Я покачал головой. Меня стало раздражать это место. И музыка, и пьяная молодежь, и девчонка, скачущая на сцене. Она успела наполовину раздеться, но я предпочитал на нее не смотреть. Я чувствовал, что могу не стерпеть, и меня вывернет прямо здесь.

Мне повезло. Походив пару минут между столиков, я нашел жутко накрашенную девушку лет двадцати, совсем молодую. Она, похоже, зашла совсем недавно. Я видел, как она покупала выпивку — джин-тоник. Я невольно подумал, как можно пить эту гадость. Не могу сказать, что я не пил джин-тоник. Пил. И покрепче пил. И сорок градусов, и даже больше один раз. С одним пацаном на его день рождения спирт развели и пили. Я, правда, чуть не умер потом. Честно. Эх, как меня развезло! Весь день проспал, а потом голова болела так, что я думал, взорвется сейчас. Вы бы слышали, как Глеб хохотал. Сам он никогда не напивался так. Правильно, потому что не пьянеет. Я же не виноват.

Так вот после того случая я ненавижу выпивон в любом его проявлении. Даже шампанское. Даже пиво. Ну, в общем, вы поняли.

Я побежал к девушке и выложил записку перед ней. Она заинтересованно просмотрела ее содержание, подумала, и выпалила:

— Че за хрень?

Я понял, что дело плохо. Она не поверит, что это не шутка. Я взял ручку и стал писать так, чтобы она видела. Я написал, что не шучу, и мне по правде очень нужна помощь. Девушка пробормотала что-то нечленораздельное. По-моему, она испугалась. Но помогать мне она не торопилась, и я рванул со спинки стула ее сумочку. Девушка закричала, чтобы я вернул ее на место. Ну да, как же. Сейчас, бегу и спотыкаюсь. Я побежал к выходу. Она побежала за мной. Ей, правда, это не очень хорошо удавалось на шпильках в двадцать сантиметров длиной. Но она довольно резво за мной поскакала.

Да, наверное, зрелище не для слабонервных. Летит сумка, а за ней бежит девчонка, шипя и матерясь, проклиная все на свете.

Мы скоро оказались рядом с лежащим в траве парнем. Я остановился и покачал сумкой так, чтобы эта дура его заметила.

Но она и так его заметила.

— Ну ладно, доброе привидение, как тебя там… Каспер… Давай сюда сумку. Позвоню в "скорую". Да давай, давай, сотовый у меня там!

Я протянул девушке сумку. Она достала мобильник, позвонила дежурному врачу, и, закончив разговор, сказала:

— Блин, рассказать кому — не поверят…

Конечно, не поверят. Вот и молчи.

Девчонка не стала дожидаться машины "скорой помощи", ушла куда-то по своим делам. Но не в ночной клуб, я точно видел, что в другую сторону. А я остался. Я видел, как парня взяли под руки и понесли в салон. А я думал, его на носилки положат. Как меня. Меня спасти не успели. А этого спасут. Хорошо, все-таки, что я вовремя его увидел.

А ведь я устал. Бегал туда-сюда из-за какого-то обдолбанного придурка, вздумавшего грохнуться на землю умирать.

Я вздохнул и пошел в парк. Калитка была, конечно, закрыта, но что мне калитка? Я лихо перемахнул через забор, швырнул рюкзак в кусты и пошел к каруселям. Я очень давно не был в парке. Последний раз, наверное, в пятом классе. Здесь много чего изменилось: привезли новые аттракционы и качели. Я забрался в кабинку автомобильчика на автодроме, бывшего моего любимого аттракциона, но тут же выбрался. Машины меня не вдохновляли. Вы не думайте, что я такой уж пессимист. Но когда ты мертвый, начинаешь мыслить немного иначе. Нет, ну его к черту, этот автодром. Я уселся на лошадь на детской карусели и представил, что сейчас добрая тетенька запустит карусель, и она закружится, как в старые добрые времена, когда я был маленьким беззаботным пацаненком.

Нет, ностальгия меня не прошибла. Гораздо больше удовольствия я получал, наблюдая за звездами.

Всю ночь я провел в парке. Компанию мне составил пьяный мужик в драном пальто. Он лежал на земле, положив под голову пустую бутылку. От него несло, как от помойной ямы. Я ушел в другой конец парка и постарался не думать о нем. Но, как назло, все мысли были только об этом алкаше, черт бы его побрал.

Зачем такие на свете? Какая от них польза? Утром в парк придут маленькие дети, они захотят кататься на каруселях, а тут такой сюрприз. Посмотрят они на этого дядьку и сделают какие-то выводы. И, что плохо, выводы они все сделают разные. А по идее, их и вовсе не должно быть, выводов этих. Слишком рано этим ребятам спрашивать маму, "почему этот дядя лежит на траве? Ему плохо?".

Да, ему плохо. Еще как. Но он вовсе не болен. Он просто напился в стельку, и теперь ему все равно, что где-то его ждут голодные дети, такие, как и эти ребята, пришедшие сюда кататься на качелях.

Я разозлился на алкоголика и, рыча, побежал обратно, к нему. Я схватил его за шиворот и потащил. Ему это явно не понравилось, он промычал что-то явно матное, но я не расслышал. Мне вообще было все равно. Я готов был придушить этого кретина собственноручно. А эта скотина довольно тяжелая. Я сразу покрылся потом и еле дотащил

этого урода до ограды. Какой же он тяжелый! Интересно, какого черта он делает в парке? И как в таком состоянии перелез через ограду?

Хм… А как я, интересно, через нее перелезу? С этим бесценным грузом за плечами?

Я понял, что сглупил. Зря я его тащил через весь парк. Теперь-то все равно не подниму.

Нет, не зря! Давай, Кот! Начал — доводи до конца!

Я стал рыть землю под забором. А что мне оставалось делать? Только подкоп…

Это, возможно, не было бы так отвратительно, если бы мужик не источал такие ароматы. Просто благоухал алкоголем, черт бы его побрал.

Я ругался, шипел, ненавидел пьянчугу всей душой, но продвигался вперед. Через час я надышался перегаром, сломал все ногти, рукава порвались и почернели, руки устали, но за неимением лопаты приходилось рыть так. Спустя десять минут я вытер пот со лба, представил, на что он теперь похож, но думать об этом было некогда. Скоро уже рассвет.

Я перепрыгнул через ограду и протянул дядьку через подкоп. Он снова бормотнул что-то, что я, к счастью, здесь привести не могу, так как подобные выражения запрещены цензурой. Потом я дотащил его до первого куста и понял, что сейчас упаду. Так много я еще никогда не работал, буквально как собака. Я доплелся до замызганной скамейки и распластался на ней, нисколько не заботясь о судьбе своих брюк. Им уже все равно.

А я еще собирался к маме съездить. Ладно, посплю часик и поеду.

Я зевнул и провалился в сон.

В этот раз мне кошмары не снились. Вообще ничего не снилось. Я спал, как убитый. Ха-ха.

Проспал я не часик, а гораздо больше. Когда я проснулся, часы показывали уже одиннадцать часов. Стало быть, я спал часов пять, не меньше. Ого.

А интересно, я буду расти? Или навсегда останусь таким, тринадцатилетним? Наверное, навсегда.

Я посмотрел в кусты. Пьяного дядьки там уже не было. Ушел, значит. А сейчас смешно вспоминать, как я его тащил. Не зря старался. Вон сколько народа в парке.

Я присмотрелся. Мне показалось, что в толпе мелькнуло знакомое лицо. Я сорвался со скамейки и побежал. Оказывается, я заметил Мишку, маленького второклассника, которого в туалете тряс Герасимов. Сейчас Мишка выглядел счастливым. Он шел вместе с родителями и жевал сладкую вату. Мама и папа у Мишки были совсем молодые. Я посмотрел на них и обрадовался. Сам не знаю, почему. Просто обрадовался. Приятно смотреть на людей, которые любят друг друга.

Моя мама очень любила моего отца. И он говорил, что тоже ее любит. Наверное, умение фантастически врать мне передалось от него. Я его видел только на фотографии. Я на него совсем не похож. Он широкоплечий, подтянутый, симпатичный. А я тощий, сгорбленный и нескладный. Только волосы у нас с ним одинаково черные.