Хроники Перепутья - Аве Алиса Страница 11

Мальчик ловко прыгал по склону, Маша спотыкалась и поскальзывалась. Мальчик оборачивался и подгонял её:

– Быстрее!

Камни так и норовили подставиться Маше под ноги. Правая нога зацепилась за выпуклого хулигана, Маша упала, больно ударившись коленями.

– Возьми меня, – услышала она.

Она села, подула на коленки и навострила уши. Холмы приготовили следующее испытание?

– Кто тут? Покажись, – шепнула Маша, а сама раздумывала, позвать или не позвать вредного мальчишку-спасителя на помощь.

– Возьми меня, – повторилась просьба.

Маша приподнялась и увидела камень, из-за которого она упала. На камне появились едва заметные узоры и исчезли в тот же миг, когда просьба затихла.

– Возьми меня, – просьба повторилась, и узоры проступили снова.

Маша взяла камень, осторожно поднесла к лицу.

– Это ты просишь? Ты говорящий?

– Возьми меня, – попросил камень куда веселее, подтверждая Машину догадку.

Говорящий камень! Чудеса! Маша быстро сунула находку в карман ветровки и побежала за мальчиком и Платоном.

– Если что, я тебя выкину, так и знай! – пообещала она камню на бегу.

– Возьми меня, – благодарно ответил камень из кармана.

Глава шестая. В тёмный лес

Сине-зелёный лес обступал детей. Хвойные деревья росли вперемешку с лиственными. Густые, с синеватым и серебристым отливом иголки приглушали зелень листьев, оттого цвет у леса был какой-то морской. К тому же и листья, и хвоя, и земля под ногами напитались влагой. Холодные капли падали с ветвей Маше за шиворот, белые кеды облепила вязкая грязь. Маша задрала голову, посмотреть на тучи, прибавившие ей испытаний, но неба тоже не увидела – одни стволы и кроны. Лес явно не обрадовался непрошеным гостям, давил со всех сторон тёмной чащей.

Маша попыталась определить, какие деревья росли в этом лесу. Что здесь ель, что сосна, что граб, а что дуб? Дуб она отличила бы сразу. Кто же не знает главного украшения могучего дерева – желудей? Но деревья не желали быть узнанными. Они походили на все известные деревья разом и ни на одно конкретное. Маша долго стояла под странным дубом и разглядела желуди, почему-то красные. Листья у дуба-притворщика были заострённые, тёмно-синие. На ближайшей ёлке росли голубые цветы.

Это противоречило тому, что рассказывала учительница на уроках окружающего мира.

Мальчишка, чьего имени Маша до сих пор не спросила, шёл далеко впереди. Платон проснулся и бежал за новым спутником вприпрыжку. Маша надулась, она не ожидала, что спаситель придётся Платону по душе.

– Эй, может, меня подождёте? – крикнула она.

– Давай быстрее! – ответил мальчишка.

«Он что, других слов не знает?» – злилась Маша.

Чем дальше заходили в странный лес, тем больше Маша понимала, что они неправильные, притворяются. Лес и мальчик. Маша решила называть мальчишку Егором, ведь надо было как-то о нём думать. Егором звали самого противного одноклассника – Егора Косицина, который придумывал всем неприятные прозвища, опаздывал на уроки и целый день жевал жвачку. На самом деле Маша считала Косицина противным именно из-за жвачки. Если ему делали замечание, он выплёвывал жвачку и клеил под парту. Но в отличие от других мальчишек не забывал о ссохшейся резинке, а отколупывал её на переменке, кидал в рот и жевал громко и гордо.

Новый Егор не чавкал и не тянул в рот всякую гадость, но раздражал так же сильно. Он откуда-то знал многое о Платоне, да и о Маше тоже.

– Она обязательно сдержит обещание, – говорил он малышу, – вот увидишь! Ты дойдёшь до Хранителя, а тот отведёт тебя к папе.

– Откуда ты знаешь, что к папе? Может, к маме? – вмешалась Маша. Она наконец догнала мальчишек.

Они оба уставились на неё большими глазами.

– Я тебе ничего не говорила о его маме, – продолжала девочка.

– Мне Платон рассказал. Всё-всё рассказал. Как ехал в автобусе с мамой, как автобус превратился в лодку, а водитель – в Лодочника. Как его высадили вместе с тобой на Перепутье.

– Ерунда! – не поверила Маша: «Нашёл дурочку!» – Не мог он тебе этого наговорить. Он и не разговаривает толком.

– Ты просто его не спрашивала. Да, Платон?

Платон закивал и протянул Маше ручку. Маша сжала его ладонь, но от новоиспечённого Егора не отстала.

– А ты сам кто? Появился из ниоткуда, спас нас, – она замолчала, размышляя, поблагодарить спасителя или нет, – затащил в лес. Мне Лодочник сказал: на Перепутье всё не то, чем кажется. Ты кто? Призрак? Колдун? Оборотень?

Мальчик вздрогнул.

– Я проводник, такой же, как Лодочник. Почти такой, он древний и сильный, а я пока учусь.

Он подбирал слова, нервничал. Маша не поверила ему ни на секунду.

– Выведешь нас к кролику и пятёрку получишь? – съехидничала она.

– Ага, – мальчик откинул спутанную чёлку. – Разрешат помогать не только маленьким девчонкам, но и взрослым, умным людям.

«Гадский тип, – Маша не заметила, как подумала папиным выражением. – Нет, он даже хуже Косицина!»

Но лес был куда гаже обоих Егоров.

Капли, бьющие Машу по голове, носу и по рукавам ветровки, отливали красным. Мальчики растирали капли и выглядели так, будто измазались вареньем или борщом забрызгались. Маша воображала варенье и борщ, чтобы не думать о чём-то пострашнее.

Между стволами то и дело зажигались жёлтые огни, перемигивались, потом горели ровно и долго. То тут, то там под жёлтыми точками мерцали белые вспышки. Маша вспоминала детские сказки про волков. «Я серый волк, зубами щёлк… Вдруг и впрямь волки!» Маша прижалась к Платону, покосилась на Егора, тот тоже держался как можно ближе. «Боится. Значит, никакой он не колдун. Колдуны ничего не боятся, потому что сами на людей страх наводят. Оборотень он! А если, – от внезапной мысли Маша похолодела, – он сам волк? И ведёт нас к голодной стае!»

В подтверждение догадки послышался далёкий вой.

– Ветер, – сказал Егор Платону, – воет между деревьями.

Кто-то взял низкую ноту, загудел громче, поднялся выше, как в минорной гамме, и закончил высоко и протяжно. Вой перешёл в визг и оборвался, чтобы начаться сначала, с низкого гудения, от которого шевелилась земля под ногами. Дождь набирал силу. Капли отскакивали от земли, разбрызгивали грязь. Белые Машины колготки, то, что от них осталось после встречи с колючками, покрылись коричневыми кляксами. Маша тёрла грязь, потом тёрла нос, подтягивала лямки рюкзака и косилась на мальчишку. «Попросить его понести рюкзак? Согласится? Ну нет… я сама смогу!»

Платон хныкал и оттягивал руку.

– Надо где-нибудь переждать, – Егор потащил Платона к ближайшей ели.

– Мы тут не поместимся, – запротестовала Маша. – Поищем дерево побольше.

– Поместимся! – настаивал Егор. – Иди сюда, скорее.

Маша, гордо вскинув голову, зашагала дальше. Дождь перешёл в наступление, капли превратились в ледяные стрелы и атаковали Машу. Били в спину, хлёстко царапали лицо. Маша зарычала от злости и сдалась, лес выстраивал перед ней стену красных струй, заполняя пространство между деревьями. Единственный просвет был как раз под ветвями ели, где спрятались Егор и Платон.

Маша встала подальше от Егора. Капли падали с ветвей ей за воротник. Она подошла чуть ближе к мальчику, ветви поднялись и вытянулись. Маша обнаружила, что ель разрастается, предоставляя им надёжную защиту от дождя.

– Видишь, как бывает, – сказал Егор. – Перепутье не поймёшь. Оно помогает, когда не ждёшь.

Лес бушевал, деревья стонали, жаловались на порывы ветра. Вой снова набирал высоту.

– Это ветер, – Егор продолжал строить из себя умного.

– Никакой не ветер, – прошептала Маша, – ему больно.

– Бона? – тоненько переспросил Платон.

– Да! И одиноко, – Маша не понимала, почему шепчет. – Оно плачет, жалуется. Я думаю, что дождь – его слёзы. Наверное, у него что-то болит.

– Или у него что-то украли, – тоже шепнул Егор. – Что у тебя в кармане? – спросил он громче.