Линда Бакли-Арчер - В плену у времени Страница 14

Он откинул полы камзола и сел, выпрямив спину, на деревянное сиденье. На стол он положил свои бумаги и вытащил снизу, из-под кипы, сегодняшний выпуск «Обсервер». На газете стояла дата — понедельник, 3 сентября 1792 года. Он также вынул красивую курительную трубку, сделанную из моржового клыка, которая была оставлена ему в завещании полковника Бинга — как воспоминание о путешествии того в Америку лет двадцать назад, когда эта страна еще была британской колонией.

Джентльмен наполнил костяную трубку табаком из маленького кожаного мешочка и зажег ее тонкой свечой. Затем он взял «Обсервер» и начал читать, попыхивая трубкой и получая удовольствие от колечек дыма, которые взлетали к потолку. Это была привычка, к которой он пристрастился вовсе не потому, что действо напоминало ему о колдуне из книги, которую он любил в детстве и которую так хотел бы подержать в руках еще раз. Пока он читал, его лицо приняло более серьезное выражение, и он отложил трубку в сторону. Официант принес дымящуюся чашку крепкого кофе. Веселый старый джентльмен, книжный торговец, наклонился к нему и спросил, не окажет ли он ему чести сообщить последние новости. Старый джентльмен только что вернулся из месячной поездки по стране и чувствовал себя совершенно неосведомленным.

— Что, все по-прежнему говорят о Франции, сэр? — спросил он.

Уже три года длилась Французская революция, и новости, пробиравшиеся через канал, делали чтение мрачным, независимо от того, на чьей вы были стороне. Многие аристократы уже уехали из страны, а с весны Франция воевала с Австрией и Пруссией. Похоже было, что вскоре и Англию втянут в эту войну.

— Разговоры и в самом деле все еще о Франции, — ответил джентльмен. — Выходит, революция продолжает занимать все наше внимание, разве не так? Значит, вы не слышали об августовских ужасах?

Его собеседник покачал головой:

— Нет, сэр, не слышал.

— Пруссаки не помогли королю Людовику, хотя клялись разрушить Париж, если на короля нападут. Его народ теперь считает короля своим врагом. Две или три недели назад неистовая толпа штурмовала Тюильрийский дворец. Это ни больше ни меньше, как резня. Королевская швейцарская гвардия была изрублена на куски.

— Нет! Швейцарская гвардия?

— Похоже, гвардейцы были плохо вооружены. Сотни людей из толпы тоже погибли. Говорят, водосточные канавы были переполнены кровью. Король Людовик, королева Мария Антуанетта и их дети арестованы.

— Что же станет с французским королем и его семьей? Их освободят?

— Остается лишь ждать. Они, может быть, и не убьют короля, но убьют монархию.

Джентльмен пролистал страницы «Обсервер», выискивая новости.

Он помолчал, и у него вытянулось лицо.

— Из парижской тюрьмы сбежал священник, но когда он, веря, что оказался в безопасности, попытался добраться до Англии, его в Буа де Булонь съели волки.

— Бедный парень! Как раз когда он думал, что уже спасен…

— Да! — воскликнул джентльмен, подумав, что ему известно, каково испытывать подобное чувство. Он снова пыхнул трубкой.

Фатоватый молодой человек плюхнулся на другой конец деревянной скамьи.

— Доброе утро, джентльмены! — сказал он и взял немного табака у джентльмена. — Не возражаете, мой дорогой друг? Ваш табачок гораздо лучшего вкуса, чем моя жалкая дрянь.

— Доброе утро, мистер Фитцпатрик. Повторюсь: вы можете пользоваться этим сортом табака, как только пожелаете купить его у Фрайбурга и Трейера в Хаймаркете…

И джентльмен продолжал просматривать газету. Внезапно он замер — взгляд остановился на маленькой заметке в конце страницы. Собеседников озадачило выражение его лица.

— Вас что-то поразило, мистер Скокк?! — Молодой человек заглянул через плечо джентльмена в статью о крикете на газетной странице. — Молю вас, не оставляйте нас в неведении! Что за пикантные новости вы обнаружили? Что потрясло мистера Скокка?

Даже не подумав ответить или хотя бы попрощаться, Питер Скокк, — а это был именно он — вскочил, собрал свои бумаги и кинулся на улицу. Окликнув наемную карету, он велел кучеру отвезти его в «Синего медведя», постоялый двор в Холборне, где сел в первый же почтовый дилижанс, идущий в Сант-Аллбанс.

Питер никогда больше не растворялся, а я так боялся, что это с ним случится. Словно без мисс Кэйт у него не было необходимой силы. Только после того как мы поселились в Хоторн-Коттедже и жизнь вошла в спокойный ритм, на него начала нападать внезапная острая тоска по дому. И ему так не хватало мисс Кэйт! Все, что напоминало о прошлой жизни, уводило его в отдельный мир, куда я не мог последовать за ним. Питер приходил в отчаяние, не имея возможности общаться с семьей и друзьями, и многие недели довольствовался лишь своей собственной компанией. Бывало, несколько дней подряд он не прикасался к еде. Преподобный Ледбьюри и молодой мистер Джек в те дни оказывали ему большую поддержку и делали многое для того, чтобы поднять его дух, уговаривая веселее смотреть на мир. Следующей весной, ко времени цветения нарциссов, худшее осталось позади. Питер снова стал получать удовольствие от жизни, и я был этому рад.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Несвоевременная встреча

Открытие Дегтярника

Почтовый дилижанс прибыл к пункту назначения в половине восьмого вечера. Питер Скокк нанял лошадь и проскакал восемь миль по грязной дороге между Сант-Аллбанс и крошечной деревушкой Миддл-Харпенден. Лучи заходящего солнца коснулись деревьев, и длинные тени ложились на поля с урожаем. Яркими пятнами на полях полыхали маки, пробившиеся сквозь потрескавшуюся от жары землю. Питер, блестящий наездник, чего и следовало ожидать от джентльмена, столь основательно выученного в юности Гидеоном Сеймуром, легко и ровно сидел на лошади, из-под копыт которой вырывались клубы пыли. Глаза Питера были устремлены на горизонт, они выискивали первые признаки того места, где его жизнь, как он полагал, могла бы навсегда измениться…

Его колотило от нетерпения, он едва осмеливался надеяться на то, что после двадцати девяти лет ожидания может осуществиться его заветная мечта. Он представлял себе тысячу причин, по которым здесь не появился ни один человек из его века, чтобы его спасти. Но больше всего он боялся, что его товарищи не выжили в обратном пути домой, или что антигравитационная машина поломалась либо была уничтожена. Иногда Питер печалился, представляя себе, что Кэйт и ее отец, как и он, потерялись во времени и бродят по чужому веку. Впрочем, он никогда не сомневался, что если бы они могли, то обязательно пришли бы за ним. Но теперь они умудрились совершить путешествие во времени, и скоро он поймет, почему они не сделали этого раньше. Ему казалось, что он ждал этого момента всю жизнь. По воле Божьей приближается день, когда изгнанный в другое время Питер Скокк, ребенок двадцать первого века, вернется домой взрослым человеком. Сердце его отчаянно колотилось, во рту пересохло. Прошли десятилетия с тех пор, когда он знал, что такое шоссе M1, но сейчас он все вспомнил — и как негодовал на то, что пришлось провести долгие часы, преодолевая расстояние в жалкие тридцать пять миль. Когда наконец-то он добрался до Миддл-Харпендена, он спросил дорогу к дому священника, где, судя по репортажу в «Обсервер», до сих пор находились два иностранца: ведь еще не было решено, как лучше с ними поступить.

Длинная дорожка, усыпанная гравием, вела к дому священника. Вдоль дорожки яблони склонили ветви под тяжестью урожая.

Питер Скокк натянул удила и неподвижно застыл в седле. Он смотрел на дом из красного кирпича, в котором, как он надеялся, получили кров его отец и давно потерянная подруга детства. Искали ли они его все эти годы? Узнает ли он их? Его отцу теперь должно быть лет семьдесят, да и Кэйт тоже уже в среднем возрасте. Она никогда не была замужем, поскольку «Обсервер» назвал ее мисс Дайер… Интересно почему? Она была такой яркой и хорошенькой, и наверняка у нее не было недостатка в претендентах на руку и сердце…

Когда Питер с усилием попытался представить себе отца, смутный образ возник перед ним и исчез так же быстро, как появился. Память — непослушный слуга, подумал он. А они, узнают ли они его? Остался ли он сам прежним? Тот мальчик, которого они помнят, еще должен угадываться в нем. Когда вы смотрите на ребенка, легко ли представить, каким он станет? Они узнают, узнают его… или не узнают? Он-то выдержит, если покажется им незнакомцем, — хуже будет, если им не понравится то, что они увидят… Питер нахмурился и откинул волосы назад. Впрочем, он уже вырос и живет своей собственной взрослой жизнью вдали от них — в другом времени, в другом мире.

Лошадь заржала, ей надоело стоять, она шагнула к саду, наклонила длинную шею над приоткрытыми воротами к цветочной клумбе и стала жевать бархатцы. А Питер все размышлял — если бы он был другим человеком, если бы Дегтярник не занял его место на Хемпстед-Хит, то тогда он рос бы в двадцать первом веке. Интересно, спросил он себя, человек формируется на основе того, что в нем заложено, или так, как складывается его жизнь? И с удивлением понял, что огорчился от мысли о том, что в других обстоятельствах он стал бы другим человеком.