Валерий Пушной - Свинпет Страница 14

Вернулись к машине. Катюха открыла багажник, показала Раппопету на сумку с инструментом. Раппопет наклонился, пошарил в ней, среди ключей нащупал отвертку, повертел в руках, бросил назад, выпрямился и пожал плечами. Ничего подходящего, покачал головой, с сожалением почесал затылок:

— Короче говоря, дела как сажа бела. Ножовка нужна. Но где взять? Так что куковать тебе, Володька, до лучших времен. Подаваться надо из этого города куда глаза глядят. Отобьем Карюху — и поминай как звали. Плохо, что ты теперь недееспособный, без тебя будет тяжеловато. Хотя и от тебя в последнее время толку никакого. Тебя тут пинают, как котенка. Прессуют по полной программе. То асфальт бороздить носом заставляют, то браслеты в магазине навешивают, — вспомнил, что и самому доставалось по первое число, покривился, подергал локтями и буркнул: — Не везет нам в этом городишке. Не знаешь, что в следующий миг произойдет. Сматываться надо.

Катюха захлопнула багажник и опять спустилась к реке. Сделала несколько шагов вдоль берега и увидала сбоку крупную собачью морду, торчащую из воды. Собака затаилась, наблюдая за девушкой. Она вздрогнула от неожиданности, замерла, удивленно заметила еще несколько подплывающих морд, а затем отвлек посторонний шум. Трава вокруг пришла в движение, зашуршала, и макушки, как в истерике, замотались в разные стороны. Из нее выставились новые собачьи морды с оскалами и настороженными глазами. Катюха испугалась, откуда столько собак, и медленно повела правую ногу назад, но стоило только слегка попятиться, как собаки из воды и сквозь высокую траву угрожающе двинулись к ней. В горле у девушки пересохло, в коленях появилась вата. Ощетиненный вид псов ничего хорошего не сулил. Свинцовые немигающие глаза парализовали. Хотела закричать, но голос вдруг осип, с губ сорвалось бессвязное завывание. Парни тоже обнаружили, что кусты и трава кишмя кишели собаками. Их, казалось, так много, как много травы на поляне. Агрессия и враждебное рычание. Столбняк прошелся по людям. Окружали. Не было времени раздумывать, казалось, все готово было сорваться в пропасть, лететь в тартарары. Ванька Малкин опомнился раньше других:

— К машине, бегом, — выдохнул он.

Все сорвались с места, оставив собак в замешательстве. Забились в автомобиль, захлопнули дверцы. И тут же стая огромных псов плотным кольцом окружила «жигули», несколько собак запрыгнули на капот и багажник, через стекла на людей уставились клыкастые оскалы, раздутые ноздри, густые слюни жирно текли из раскрытых пастей и падали на стекло, как расплавленный свинец.

— Это еще что за напасть? — с трудом выдавил Лугатик. — Только этого не хватало. Что вы скажете? Их тут целая пропасть. Они же могут запросто задрать. Одичавшие собаки, я слыхал, хуже волков. Те на людей нападают в крайних случаях, а у этих каждый день может быть крайний случай. Тем более что такой огромной своре прокормиться надо. Вы представляете, сколько им всем жратвы требуется? Вагон и маленькая тележка. В один момент разорвут и фамилию не спросят. Говорят, одичавшие собаки жрут человеческое мясо за милую душу.

У Катюхи от мрачных слов Лугатика зуб на зуб не попадал. Она зажмурилась, пальцы левой руки побелели, вцепившись в руль, правая рука дрожала и сновала от замка зажигания к рычагу переключения скоростей, а ноги путали педали. Раппопет ошалело щерился в ответ собакам, дескать, попробуйте, возьмите, возился на сидении, кривился, приближая лицо к стеклу и грозя кулаком изнутри. Прямо против него на капоте сидел молодой крупный лохматый пес, весь в репьях, с отвислыми губами, желтыми огромными зубами, и въедался в него неприятным пугающим взглядом. Потом ударил тяжелой грязной лапой по стеклу, заставив Раппопета отпрянуть и вжаться в глубину сидения. Вспомнились слова горожанина: «Собаки зубасты и опасны», и Раппопет подумал, что теперь не возражал бы против такого утверждения. Он был уверен, что не будь между ним и псом лобового стекла, тот давно вцепился бы ему в горло. Эта мысль обжигала спину и грудь испариной. Уж лучше по городу неприкаянно мотаться, все-таки среди горожан, чем торчать на одном месте в окружении одичавших псов.

Катюха нервно посигналила, но собаки даже ухом не повели. Тогда девушка попробовала тихо тронуть машину назад по наторенному следу, задний бампер уперся в псов, те заскулили, завизжали, залаяли, но не убрались. Кольцо вокруг машины сомкнулось плотнее. Несколько собак разъяренно ударили своими телами по кузову автомобиля, намеревались перевернуть, заскочили на крышу и когтями заскоблили по стеклам.

— Дави этих лохматых! — голос Раппопета сфальшивил, задребезжал, не получилось уверенного тона. — Не жалей, иначе твари загрызут! Ты видишь, что они делают! Высадят стекла, нам — крышка. Не тяни, не подставляй всех, газуй, жми на педаль!

— Не могу! — пискнула Катюха, губы побледнели, а щеки сильно ввалились и стали серыми. — Не могу я давить животных. Не могу и все. Может, сами уйдут.

— Ага, жди!

— И буду ждать.

После этих слов в машине установилось безмолвие. Раппопет уткнулся в приборную панель, обмяк и повесил голову. Желваки на щеках некоторое время учащенно ходили. С полчаса длилось ожидание. Но ничего не изменилось, разве что еще круче завечерело. Собаки, вытянув вперед грязные лапы, положили на них мрачные морды, не шевелились, тоже выжидали.

— На измор берут, животные, — все-таки не выдержал Лугатик, тоскливо глянул на наручники. — Этим псам некуда спешить, а нам тут ничего не высидеть, если мозги не напряжем. Думай, Андрюха, — он перевел взгляд на крепкую шею и затылок Раппопета.

Раппопет почувствовал укоризну, но его мысли, как назло, перемкнуло коротким замыканием, мозг искрил и плавился от беспомощности и ничего нового не выдавал, лишь руки задвигались, плечи приподнялись, голова дернулась, и сквозь зубы процедил:

— Пошел ты, Лугатик! Домотался. У тебя тоже думалка есть! — И потом еще злее выпустил жало в сторону девушки: — Крути педали, Катюха! Хватит зверье жалеть, о своей шкуре подумай! Делай вперед и на разворот, впереди вроде их поменьше.

Мотор завелся с пол-оборота, машина тронулась вперед. Собаки на капоте и багажнике зашевелились, вскочили на ноги и стали спрыгивать в траву, а перед машиной начали разрывать кольцо и расступаться. Катюха объехала кусты шиповника. Псы продолжали уступать дорогу. Теперь сквозь бурьян к асфальту. И тут внезапно, как леший на болоте, на пути из травы возник человек. Перед самым капотом. В кольце собак, обросший косматой нечесаной густой бородой и усами, с патлатыми, торчащими в разные стороны волосами. Едва не наехала, прижала тормоз, мотор заглох. Человек стоял во весь рост, чуть наклонившись вперед, в какой-то несуразной просторной одежде. Вместо рубахи — нечто тусклое, похожее на обыкновенную, вручную пошитую, накидку со свободными рукавами, широкие немудреного покроя домодельные штаны. Ногами, обутыми в мягкие кожаные ременчатые сандалии, притоптал к земле траву. Из-за его спины выступил крупный пес с гладкой шерстью, присел сбоку на задние лапы. У пса был холодный взгляд, Раппопету показалось, что он заметил в нем некоторую пытливость. Друзья вытаращились через лобовое стекло на странное явление.

— Откуда он? — У Катюхи от затылка по шее к лопаткам побежал жар.

Вопрос умер в ушных раковинах приятелей. Ясно было одно: собаки не трогали этого человека, а он решительно преградил автомобилю дорогу. Раппопет выругался, час от часу не легче, этот город, видно, состоит из придурков, собак и бомжей, подобно тому, который торчал перед машиной. Толкнул локтем дверь, машинально проверил, крепко ли заперта. Убедившись, что все надежно, отодвинул сидение назад, вытянул ноги. Малкин из-за плеча Раппопета смотрел с любопытством, спокойно, будто ничего особенного не происходило. Интуиция никогда не подводила Ваньку, появление лохматого человека не добавило опасных ощущений. Лугатик, наоборот, забеспокоился, руки, схваченные наручниками, заметались по коленям, противно зудели ладони, а подмышками жарко запекло. Неприятный осадок потянул душу вниз на дно неведомого колодца в глубине подсознания. Как будто наручники охватили не только запястья, но перепоясали все тело. Внешность незнакомца настораживала. Лугатик поежился, дернул коленями, грудью прижался к спинке водительского сидения и засопел у правого уха Катюхи. Ему, как и Раппопету, хотелось смести с дороги неожиданную преграду, но не давить же человека. Замешательство, неуверенность и ожидание замерли в глазах.

А человек пристально смотрел на лица за лобовым стеклом и не двигался.

— Чего он хочет? — шепотом выдавила Катюха.

— С придурью, как и все в этом городе, — хрипловато процедил Раппопет и широко неестественно зевнул, показывая, что ничем не обеспокоен, однако просто врал, неизвестность по-прежнему вызывала в нем ощущение подкожной тревоги. — Кто их знает, чего они все хотят. Спрашивать бесполезно.