Джеймс Паттерсон - Последнее предупреждение Страница 15

Лицо и руки у нее загорелые и обветренные, как у человека, который много времени проводит на улице.

Остальные четверо — это Брайен Карей, водолаз-аквалангист, Эмили Робертсон, эко-палеонтолог,[8] Сью-Энн Вонг, специалист по льду (интересно, что бы это могло значить), и Поль Карей, капитан, брат Брайена, штурман и эксперт по вопросам животного мира Южного полюса. Все они кажутся вполне славными ребятами, но все с жадным научным любопытством буравят нас глазами, как будто ходят сделать из нас швейцарский сыр.

— Значит так. — Я встаю и прикидываю на глаз размеры комнаты. Футов пятнадцать будет. Только-только. — Давайте сразу проясним ситуацию.

Оглядываюсь, хватит ли мне сзади места, повожу плечами и медленно разворачиваю крылья, стараясь никого случайно не звездануть по башке. Ученый народ с замиранием сердца наблюдает, как мои крылья раскрываются все больше и больше. Надж, едва увернувшись, быстро пригнулась, когда, наконец, — во весь размах — они заполнили комнату на все четырнадцать футов.

Нельзя не сказать, хоть, вполне возможно, я уже хвасталась — крылья у меня очень хороши, коричневые, чуть светлее, чем мои волосы, но не такие светлые, как у Надж. Главные, самые большие перья по нижнему внешнему краю словно обрызганы черной и белой краской; те, что поменьше и потоньше, — с белыми и темно-коричневыми кончиками. А основное крыло блестящее, сильное, с шоколадного цвета перьями, покрывающими внутренние, так сказать, потайные перышки цвета слоновой кости. Короче, закачаешься!

— Выходит, они не соединены у тебя с руками? — глупо переспрашивает Мелани Боун.

— Нет, считайте, что у нас шесть конечностей.

— Как у драконов, — подсказывает Надж.

Я не выдерживаю и хихикаю.

— Или у насекомых, — вторит ей Газман.

— Они такие большие… — восхищается Эмили Робертсон, — и такие красивые!

— Спасибо, — она меня здорово смутила, и я торопливо объясняю, — они должны быть большими, соразмерно тому, что мы и больше, и тяжелее птиц.

— А сколько вы весите? — Поль Карей вот-вот вытащит блокнот и начнет заносить в него данные. — Ой, простите, я не сдержался.

— Чуть меньше ста фунтов, — терпеливо объясняю я. — Никто из нас не похож на скелет, потому что наши кости и мышцы имеют иную консистенцию, чем у людей. Поэтому, хоть росту во мне пять футов и восемь инчей, при весе в девяносто семь фунтов я выгляжу просто стройной, а не уродливо тощей.

Они кивают.

— А ты считаешь себя человеком или птицей? — спрашивает Бриджит.

Такого вопроса мне еще не задавали. Начинаю отвечать и думаю на ходу:

— Не знаю. Когда я смотрю на себя в зеркало, то вижу девочку, с руками и ногами. А когда я в воздухе и земля далеко внизу, я чувствую, как работают крылья, и знаю, что могу дышать в разреженном высотном воздухе… то это… как-то не очень по-человечески.

Что, интересно, меня за язык дернуло так разоткровенничаться. В жизни ни с кем в такие излияния не пускалась, а тут как прорвало. Складываю крылья, покраснев до корней волос. Дура набитая. Надо было язык за зубами держать. С пылающими щеками, ни на кого не глядя, плюхаюсь на свое место.

— А я, по-моему, больше человек, чем птица, — радостно заявляет Надж. — Мне нравится одежда модная, прически… Вообще, что людям и детям нравится, то и мне. Музыку слушать, кино смотреть, книжки читать. А гнезд никаких вить совершенно не хочется.

Все рассмеялись, а я вздохнула с облегчением. В кои веки раз мне от Наджевой болтовни полегчало.

Вдруг Ангел говорит, задумчиво глядя в потолок:

— А я себя человеком совсем не чувствую.

Клык пихнул меня ногой под столом, мол, кто бы мог подумать!

— Я даже не знаю, кого я в зеркале вижу, — продолжает наша младшенькая. Забывчивым читателям напомню, ей всего шесть лет. — Я, когда о себе думаю, то не как о человеке и даже не как о птице. Я для себя — существо с крыльями. Я знаю, я не как все. Таких, как я, больше нет, и мне не с кем играть. Кроме нашей стаи, конечно. Но они не в счет. Я знаю, мне нигде нет места. — Она повернулась к Майклу, который пристально на нее смотрит. — И вообще, этот мир для таких, как мы, не создан. — Она обводит глазами стаю. — Для нас ничто не приспособлено. Нам везде неудобно. Надо нам это или не надо, мы всегда выделяемся. Нас все или использовать хотят, или убить. Но и тем, и другим неважно, кто мы. Они только видят, что мы — другие. Мне от этого плохо.

В комнате наступила гробовая тишина. Взрослые сидят с понурыми лицами. Похоже, она их здорово проняла. Но, если подумать, дорогой читатель, как не пронять-то. Ужасно грустно, что у маленького ребенка такие безрадостные мысли.

Вот никто и не знает, что теперь сказать.

Никто, кроме Тотала:

— Не хочу, уважаемые господа, ни на чем настаивать, но скажите, пожалуйста, на милость, здесь чем-нибудь кормят? Я страшно проголодался.

31

Оказывается, полученные ими инструкции не содержали никакой информации о говорящей собаке. Поэтому даже Акела оторопело подняла голову и уставилась на Тотала.

Мы-то привычные — к несчастью, он постоянно трындит нам всякую чепуху. Поэтому мы просто сидим и наблюдаем за происходящим.

В конце концов, Надж не выдерживает и нарушает молчание:

— Бутербродик какой-нибудь точно не помешает.

— Конечно-конечно, — Мелани Боун кое-как оправилась от шока.

Спустя двадцать минут мы с энтузиазмом поглощаем бутерброды и слушаем коллективный иллюстрированный доклад про глобальное потепление.

— Глобальное потепление — это одна из главных катастроф современного общества, — начинает Сью-Энн Вонг.

— Не видела она сапог на платформе, которые в этом сезоне в моде. Вот где катастрофа, — бухтит Тотал, и я втихаря пихаю его локтем.

— Если человечество будет продолжать потреблять энергию на нынешнем уровне, велика вероятность, что в течение следующего столетия уровень моря поднимется на двадцать футов, — добавляет Эмили Робертсон.

— Получается, что тогда все будут жить в пляжных хатках на сваях? — любопытствует Газ. — Клево! Я бы не отказался.

Пол Карей энергично замотал головой:

— Ничего клевого тут нет. Многие страны потеряют большую часть своих прибрежных территорий. Плюс, в этих затопленных районах будет уничтожен растительный и животный мир. Нарушится экосистема. Многие страны станут меньше. США лишатся значительной части Флориды, Луизианы, Техаса и многих земель на Восточном побережье. Все они окажутся под водой. Людям придется переселяться в глубь континента. Миллионы потеряют жилье и работу.

Ничего себе! Неужто дела обстоят так плохо? Может, они все-таки преувеличивают? Ну что, правда, плохого в том, что земля станет на один градус теплее? Может, тогда весь мир будет, как Гавайи или Багамы. Вот где хорошо-то! И потом, если будет теплее, можно будет больше еды выращивать. Может, в Сибири пшеница будет расти?

— А что, собственно, такое, это глобальное потепление? — интересуется Игги.

— Если обобщить, то это аккумуляция в атмосфере определенных газов, например углекислого газа, — объясняет Мелани. — Они скапливаются вокруг земли и окутывают ее, как одеялом. От этого средняя температура воды в океане и воздуха в атмосфере медленно поднимается.

— Газовое одеяло? Тебе, Газ, такое явление, поди, хорошо знакомо? — среагировал на полученную информацию Игги.

Газ усмехнулся, но нисколечки не смутился:

— А по-моему, было бы очень неплохо, если бы на свете стало потеплее. Ненавижу холод! И курток зимних больше было бы не нужно, никаких обморожений ни у кого бы не было, машины бы на обледенелых дорогах не разбивались. Люди бы деньги экономили на отоплении, а мы могли бы носить всегда только шорты. Вот сколько преимуществ!

Если бы меня кто спросил, я бы сказала, что устами младенца глаголет истина. Но меня никто не спрашивает, а, наоборот, Эмили ему возражает:

— Если бы все было так, как ты описываешь, — она улыбается, — все было бы отнюдь не так плохо. Хотя лично я люблю зиму и кататься на лыжах. Но проблема в том, что даже маленькая перемена в температуре не происходит сама по себе. За ней сразу начинаются другие. Видели когда-нибудь, как падают выстроенные в ряд кости домино? Одна упадет, и все по цепочке валятся. Так и называется: эффект домино.

— Вот и получается, — вступает Поль, — что, помимо катастрофической потери суши, даже небольшое повышение температуры вызывает экстремальные погодные явления. Уже и сейчас ураганы, цунами, землетрясения, ливни случаются много чаще, чем раньше. А все потому, что за последние сто лет температура поднялась чуть больше, чем на один градус. И засухи тоже случаются чаще, и лесные пожары.

На экране замелькали кадры, снятые в Индонезии после цунами, побережья Луизианы и Миссисипи после урагана Катрина. Нам показали фотографии пустыни, где раньше были поля, животных, умерших от того, что пересохли реки. Но, по-моему, такое случается в каждом веке. В конце концов, земля никогда не была тихой и спокойной. Испокон веку людям угрожали ураганы, наводнения и засухи. Еще до всех этих новоявленных глобальных потеплений.