Наиль Измайлов - Это просто игра Страница 19

– Девочка, постой, ты куда? – крикнул один из санитаров.

Макс ускорил шаг, прижав сразу и хлопающую по бедру сумку, и руку – она что-то совсем разболелась. Ладно, перетерпим. Макс свернул за угол и замер, будто на стену наткнулся.

За углом была небольшая площадь, через площадь стояло трехэтажное здание со здоровенным застекленным крыльцом. На крыльце стояла мама. Его, Макса, мама. В плаще поверх домашнего халата. Стояла и пыталась закурить.

Она выглядела очень усталой и бледной.

Дверь приоткрылась, мама оглянулась в ее сторону, поспешно закивала и спустилась с крыльца. Ты же бросала, подумал Макс тоскливо.

Она и сейчас бросила – жадно затянулась пару раз, с отвращением сунула сигарету в урну, мельком посмотрела на Макса и поспешила обратно. В детскую больницу. Она же возле взрослой, точно, вспомнил Макс. И мама тут сидит день и ночь. Рядом со мной.

Макс стоял, опираясь о стену, и крутил в голове простые, мелкие и прямые, как спички, мысли: мама со мной в больнице, а я здесь без мамы, а она меня не узнала, а дед без меня в больнице, а Настя без меня непонятно где, а папа без меня…

Он сейчас без меня на работу уйдет, вспомнил Макс. Надо шевелиться. Потом пострадаем.

Макс покрутил головой, и будто упали друг на друга несколько незнакомых прозрачных картинок – так, что получилась одна непрозрачная и знакомая. Макс стоял на улице Пушкина, если идти прямо, будет перекресток с Мира, потом с Дружбы, на которой дом номер 26 – Максов. Папа уходит на работу в начале восьмого. Надо бежать.

Он побежал – и прибежал вовремя. Дом был таким, как всегда, серым и пятиэтажным, двор забит машинами, и папина тут же, возле подъезда. Значит, папа дома.

Папа был дома. Он открыл дверь, не спрашивая, кто там. Папа был одет по-рабочему, в брюки и рубашку под тонкий пуловер, который носил до самой жары. Лицо у папы было бледным и усталым.

Макс хотел закричать «папа!» и броситься ему на шею. Но папа смотрел на него с холодным ожиданием, и Макс, переглотнув, поспешно затараторил заученную, пока бежал, заготовку:

– Здравствуйте, Андрей Викторович, меня Настя зовут, я с Максимом вместе учусь. Мы с ним вместе презентацию готовили, сдавать надо, а она у него в компьютере осталась, он передать не успел. Вы не могли бы посмотреть?

Лицо у папы дрогнуло, он нахмурился, пытаясь понять, что говорит ему незнакомая девочка. Макс переступил с ноги на ногу, пытаясь не отвлекаться на родной запах дома и папы, и начал заново.

– Слушай, я… – сказал папа и растерянно потер подбородок. – Я в этих делах как-то не очень. Максима, понимаешь, пока нет, он в больнице.

– Я знаю, – сказал Макс, стараясь не морщиться. – Как он?

Отец пожал плечом, заморгал и ответил:

– Стабильно. Врачи так говорят – стабильно. А я сам и…

Он махнул рукой и замолчал, глядя в пол. Папа был совсем незнакомый – растерянный и даже ниже ростом.

Макс затоптался на месте. Отец поднял глаза и некоторое время явно вспоминал, кто перед ним и зачем.

– Н-настя, да? Настя, я эту вашу работу просто не найду сейчас, я, понимаешь, не знаю, где искать.

– А нам сдавать сегодня, – сказал Макс и добавил от отчаяния: – Максим так старался.

И сообразил, что вот тут отец может выступить на тему: «Старался, ну и где он теперь, и какое это имеет значение» – и захлопнуть дверь. Но папа вместо этого спросил:

– Ты сама в компьютере сможешь найти, что там надо?

Макс кивнул. Отец отворил дверь пошире и пригласил:

– Проходи, комната вон там. Только я пароль не знаю, у Максимки это тайна, что у твоего Мальчиша.

– Я знаю, – отозвался Макс, разулся и уверенно вошел к себе в комнату.

Тут был удивительный порядок – не такой, конечно, как у Насти, но такой, как после генеральной уборки, проведенной после страшных маминых угроз в связи с очередным Максовым косяком. Постель заправлена, одежды не видать, шкаф закрыт, диски и книги по полочкам, даже плакаты ровненько висят. Мама убралась, когда меня в больницу сдали. Нет, не мама – мама там и осталась. Папа. Он так постель заправляет – подогнув покрывало и чтобы подушка стоймя.

– Настя, чай будешь? – крикнул папа с кухни. Совсем как Максу крикнул.

– Нет, спасибо, – сказал Макс, тряхнул головой, включил комп и склонился над экраном, нервно притоптывая. Времени остается все меньше, комп грузится еле-еле, а он тут башкой вертит да переживает вхолостую.

– А яичницу с колбасой? Я тут завтракаю просто, могу поделиться.

– Нет, спасибо, я уже, – соврал Макс простоты ради.

А может, и не соврал – он и впрямь ведь завтракал яичницей с колбасой. Сутки назад. Есть очень хотелось, но голодным все получалось быстрее. Да и переходить лучше на пустой желудок.

Комп принял пароль, мучительно медленно загрузился и так же медленно открыл стартовое окно игры.

МэдМакс опять не вызывался, но разбираться с этим было некогда. Да и не важно это было. Макс открыл настройки и стал как мог быстро переписывать персонажа на Полинку. Процедура была бесконечной, с миллионом дополнительных вопросов, подтверждений и прочим. Лишь бы не сбойнуло ничего, молил Макс. А то сначала все начинать. Или, по закону подлости, вообще все схлопнется в самый ответственный момент, и не будет Макс ни Максов, ни Полинкин. Будет ничей. Несуществующий.

– Про что презентация-то? – спросил отец, появившись в дверях с дымящейся кружкой, которую протянул Максу.

Кружка была гостевая, не Максова. Макс почему-то чуть не заплакал из-за этого. Он поспешно кивнул, буркнул «спасибо» и принял кружку, косясь на синий экран, – успел на автомате открыть маскировочное окошко, оказывается.

– Второй крестовый поход, – уверенно сказал Макс.

– Это по истории? – уточнил отец. – Надо же. Не знал, что Максим историей увлекается. Он вообще по технике да по играм больше у нас. Раньше все в гараже у меня пропадал, а последнее время тут, понимаешь, его гараж. Эту вот штуку синюю откроет, чтобы мы не придирались, а сам рубится в танчики или, как у вас уж – стратегию, квест, как правильно? – Он грустно кивнул на экран и продолжил: – А мы с матерью делаем вид, что не видим и не соображаем ничего. Пусть, понимаешь, если так ему надо. Правильно, Насть, как считаешь?

Макс опять кивнул, не вынимая носа из кружки. Чай был сладким и очень горячим, но Макс сейчас охотней всей башкой в кипяток окунулся бы, чем попытался ответить.

– Ну вот и я так думаю. Как, нашла что надо? Вот и хорошо. Мне на работу пора. Подбросить тебя куда, в школу там?

– Нет, спасибо, мне тут рядом еще надо, – сказал Макс почти нормальным голосом.

Отец кивнул и вышел.

Макс поспешно вытер глаза, проверил, все ли в порядке, погасил комп и побежал обуваться.

Отец вышел в прихожую, понаблюдал, как Макс судорожно вбивает ноги в кроссовки, и очень серьезно сказал:

– Ты уж защитись там как следует. И за себя, и за сына моего.

Макс хотел сказать что-нибудь правильное, но голоса не было. Хотелось заплакать и обнять отца. Поэтому Макс просто кивнул и поспешно вышел.

19. Армия последнего дня

Балтаз задумчиво посмотрел Алыпу вслед и сказал:

– Ну правильно, чего болтать и красиво прощаться. Все всё помнят? Разбегаемся. К бою.

У них было два часа на то, чтобы вывести отряды на исходные, причем большинству асатов приходилось, натурально, рваться на части, чтобы к назначенному сроку успеть завести по два, а то и по три отряда в разные точки. Точки были выверенными и многократно рассчитанными, сдавать их обычным игрунам не хотелось – разболтают, перепутают, да что угодно. И выступать раньше было нельзя – разведка у садоринцев была хоть и декоративной, но отлаженной на совесть, патрули, дозоры и лазутчики густо утыкали всякую локацию, засвеченную в войнах и стычках. Перед концом света садоринцы могли транжирить личный состав с легкой душой – да и чего ботов экономить или жалеть, их три Китая нарисовано, стоят грошик за пучок. В бою от бота толку нет, выставленный в караул бот достойного сопротивления не окажет – зато крякнуть при виде чужого отряда может. А десяток кряков – это уже тревога. Немакс проходил в школе про гусей, которые спасли Рим. Он совершенно не помнил, от кого спасли, – и, наверное, не только из-за вымирания памяти, связанного с особенностями игры. Проигравших мало кто помнит.

Асатов должны были запомнить.

Поэтому решено было выступать как можно позднее и ударить со всех сторон одновременно.

Это предложение здорово потрепали в спорах. Против одновременной атаки выступал, например, Алып. Он называл предложение лишним и выпендрежным. Из-за фигни, сказал он, тратим ресурсы, силы, нервы, которые нам ой как пригодятся несколько минут спустя. Какая, сказал он, разница, тик в тик мы ударим или порознь, если все равно первый старт от последнего будет отделять максимум полчаса? Что, сказал он, значат полчаса, размазанные на два континента?

– Иногда все, – ответил Шихуа, не улыбаясь.