Валерий Попов - Темная комната Страница 2

— Что это ты так вырядился? — бабушка спрашивает.

— Так… — говорю. — Что-то зябко!

Сел в прихожей на стул, с верёвкой через плечо, стал ждать. Наконец — звонок, появляется Гага, примерно в таком же оборванном виде и тоже с верёвкой.

Бабушка открыла ему, с удивлением на обоих нас посмотрела.

— …В трубочисты, что ли, записались? — спрашивает.

— Что вы, Дарья Михайловна, — вежливо Гага говорит. — Так просто, небольшая экспедиция.

— Чтоб к пяти часам дома был! — бабушка говорит.

И всё! И мы пошли.

Бабушка, называется!! Ведь ясно же: если верёвка, — значит, с какой-то большой высоты предстоит спускаться или подниматься. И упасть ничего не стоит, кости переломать. Но ей это, видимо, всё равно. «Чтоб к пяти часам дома был!» — и больше ни слова! Бабушка, называется! Я даже обиделся.

Вышли во двор, встали на корточки, осторожно посмотрели в пролом. Темно там было, видно, он, уходя на обед, свет выключил. Втиснулись ногами вперёд в этот пролом, потом, повисев на руках, вниз спрыгнули, сначала Гага, после я. Долго я летел! Упал наконец на колени, на цементный пол, чуть верёвку свою не потерял, пошарил в темноте, нашёл. Потом вдруг на полу тусклый рябой зайчик показался, — это Гага фонарик включил. Прошёл зайчик по полу, потом быстро на стену вскочил, после — круг описал, в большой бок котла упёрся. Уже апрель был, котёл слабо топился, но всё равно волны жара в темноте от него шли. Потом Гага свет фонаря в угол перевёл, где куча угля была до самого потолка.

— Сюда, — отрывисто Гага говорит.

Подошли к куче, положили фонарик, стоя на коленях, стали разгребать. Но, выроем в углу яму — тут же сверху гора обвалится, яму засыпет! Пот уже едкий льётся по лбу, а к ходу мы ни на метр не приблизились! «Да и есть ли он?» — я подумал.

Уголь поблёскивает в свете фонарика, шуршит, осыпаясь, и уже чувствую, на зубах и в горле осадок!

Тогда мы придумали: пошли вдоль стены, стали от неё куски перекидывать на другую сторону кучи и вдруг слышим: какой-то звук новый, видно, несколько кусков угля куда-то не туда скатилось, в какое-то другое пространство, за стеной. Потом Гага руку глубоко в уголь засунул, по самое плечо, лежал долго с напряжённым лицом, шевелил где-то там пальцами.

— Есть! — напряжённо потом говорит. — Пустота! Выдернул руку, стали мы уголь от этой стены откидывать, потом и моя рука в стену вошла, свободное пространство там оказалось. Втиснулись мы туда, вытянувшись боком, но там уже, когда мы кучу пролезли, нормальный коридор оказался! Цементный пол, стены, потолок, Гага всё это быстро фонариком обегал.

Отряхнулись немного зачем-то и вперёд по этому коридору пошли. Странный какой-то звук был от наших шагов. Во рту сухо, после жары в кочегарке и угля, едкий пот с углем кожу ест.

Долго шли по этому коридору, зайчик от фонаря под ногами чуть впереди, потом прыжок зайчика вперёд, растворяется в темноте. «Будет, — думаю, — конец этому коридору или нет?»

Потом чувствую вдруг, волосы на голове от чего-то зашевелились!

— Что это? — спрашиваю.

И чувствуем мы, прямо перед нами открылся какой-то большой тёмный объём. «Что это?» — совсем по-другому прозвучало, чем если бы я слова эти на секунду раньше, в глубине коридора, сказал. А так стоим на краю чего-то, на краю какой-то тёмной бездны. Влево луч фонарика — растворяется в темноте, ничего не достигнув; вправо — то же; впереди — ничего и, главное, перед нами тоже пустота!

— Надо что-нибудь бросить вниз, посмотреть, какая тут высота! — Гага говорит.

Стал я лихорадочно рыться в карманах, нашёл неожиданно двадцатикопеечную монету. Жалко, конечно, но вряд ли на неё что-то здесь удастся купить!

Бросил. Секунду ждём… две… три… пять… десять секунд ждём! Никакого звука.

— Ну что ж, — слышу Гагин голос, — надо лезть!

Связали мы вместе наши верёвки, двойным морским, один конец вокруг меня обмотали, другим Гага обвязался.

— Ну всё, — говорит, — я нырнул.

Как трудно было его держать! Не знал я, что он таким тяжёлым окажется. Сначала, на краю обрыва лёжа, я ещё видел его внизу, светя фонариком, потом уже — всё: свет фонарика внизу есть, но Гаги в нём нет! Потом уже и верёвка вся кончилась. Висит Гага где-то там, далеко внизу, и почему-то молчит.

— Ну что… есть что-нибудь? — не выдержав, кричу.

— Нет. Пока ничего, — Гагин голос доносится снизу.

«Ужас, — думаю, — как же я его теперь вверх буду тащить?»

— Ну что? — кричу.

— Верёвки не хватает! — доносится Гагин голос. — Надо прыгать.

— Куда прыгать-то? — говорю. — Ты знаешь хоть, сколько тебе метров ещё лететь?

И чувствую вдруг, верёвка ослабла! Ну всё!

Зажмурился, — думаю, сейчас шмякнется!! Секунду зажмурившись лежал… две… пять! И снова ничего, полная тишина!

— Эй! — решившись, наконец, спрашиваю. — Ты как?

Долгая тишина, потом вдруг:

— Нормально! — спокойный Гагин голос.

— Что там? — спрашиваю.

— Вода. В воде оказался.

— Глубоко?

— Да нет, не очень. Примерно по шейку, — спокойный Гагин голос раздаётся. — Ну спускайся, дальше нужно идти.

«Спускайся!» Думаю: «Сейчас спущусь».

Осветил фонариком стены, вижу вдруг: сбоку железный крюк вбит. Почему-то испугало меня это: значит, какие-то люди тут проходили.

Привязал я к крюку верёвку, начал спускаться. Ладони об верёвку разгорячились, а самому холодно, весь дрожу. И представляю ещё, как в холодной воде окажусь!

Вот кончилась верёвка, повисел я, ногами болтая, и прыгнул.

Долго, мне показалось, летел, фонарик кверху подняв; потом свет фонарика исчез, — это я с головой в воду ушёл. Вынырнул, отфыркиваясь, встал. Посветил, — действительно, вода, с фонарика каплет, расходятся круги. Но холодная не очень.

— Ну что? — где-то рядом вдруг Гагин голос. — Удачно?

Стал я быстро шарить по сторонам фонариком, гляжу: стоит, вытянувшись, у самой стены, но лицо спокойное.

— Ну что дальше? — говорю я, ладонью лицо вытирая.

— Ясно что, — Гага говорит, — дальше пойдём.

— Пойдём! — говорю. — А вдруг глубже дальше будет?

— Тогда поплывём, — спокойно Гага говорит. «Поплывём!» Но сколько придётся плыть — вот вопрос!

Конечно, мне приходилось ночью плавать, но там хоть было известно, что где-то точно есть берег, а тут неизвестно, есть ли что-нибудь там, в темноте!

— Ну, я уже отдохнул, — Гага говорит. — Догоняй! Взял у меня фонарик, с поднятым фонариком медленно вперёд пошёл, подняв над водой подбородок.

Потрясающий всё-таки он человек! «Отдохнул!» Замечательные здесь условия для отдыха!

Снова обступила темнота и тишина. Только впереди окружённая светом тёмная Гагина голова удаляется. Сначала спокойно двигалась, потом вижу, как-то странно дёргаться стала!

— Ты что?! — кричу.

Тишина долгая, потом доносится оттуда:

— Нь мг грть!

— Почему?..

— Фнрк в рт!

— …Ты что, плывёшь, что ли?

— …….Д.

— Сейчас! — говорю.

Бросился за ним, пошёл в воде, потом тоже поплыл. Догнал плывущего Гагу, посмотрел. Если бы он вдруг тут неожиданно мне навстречу попался, точно бы я от страха умер! Широко раскрытый рот, глаза от этого, как у ненормального, и изо рта яркий свет идёт!

Повернулся ко мне, кивнул. Дальше поплыли.

Долго плыли. Незаметно для Гаги, на ходу, ногу опустишь — дна нет! И главное, какая-то страшная мысль подкрадывается: «Что это? Где это мы так долго с Гагой плывём?.. Неужели может быть такой большой подвал?!»

И главное, время здесь совершенно не ощущается, то ли пять минут плывём, то ли час! Гага вдруг поворачивается ко мне:

— Н мг блш — взм фнрь!

Поплыл я к нему из последних сил, чтобы взять у него изо рта фонарь, вдруг боль почувствовал, коленом о что-то твёрдое ударился. Быстро схватил руками: что-то железное, круглое, ребристое, вроде люк, а вокруг по-прежнему глубоко. Встал я на этот люк, примерно по пояс из воды вылез. Гага ко мне подплыл, встал рядом, тяжело дыша. Вокруг абсолютная тишина, только капли с нас падают, щёлкают, и больше ни звука. Стали смотреть по сторонам: тьма, ничего нет!

— Ну что… вперёд? — Гага говорит.

— Вперёд! — говорю.

Какое-то вдруг ликованье меня охватило! «Всё равно, — думаю, — если даже утонем здесь, всё равно не испугались, плыли сколько могли!»

Плюхнулся я в воду за Гагой, поплыл. Слёзы текут по щекам и одновременно какое-то ликованье!

Плыву с фонариком во рту, и если бы не фонарик, наверно, стал бы кричать что-нибудь!

Долго ещё так плыли. Луч фонарика болтается по сторонам, иногда вдруг голову Гаги осветит, иногда затеряется в темноте. Вдруг вижу: в луче фонарика чьи-то ноги.

Лёг я на спину в воде, поднял фонарик, стал светить. Вижу, Гага стоит над водой, на каком-то карнизе, рукой за стену держась. Протянул он мне одну руку, я влез. Отдышался, потом только обернулся, во тьму посмотрел, которую мы преодолели…