Линда Бакли-Арчер - В плену у времени Страница 20

— Прекрати, идиот! — завизжала Энджели. — Я все равно не хотела попасть в фильм!

Дегтярник остановился, стоя коленом на груди оператора. Он увидел выражение лица Энджели и сообразил, что не понял ситуации.

— Уберите от меня этого психа! — закричал оператор.

Дегтярник, который больше всего на свете ненавидел выглядеть дураком, вскочил и пошел, не сказав ни слова.

— Это мой дядя, — объяснила Энджели. — Ему очень досталось, и он слегка… — Она покрутила пальцем у виска. — Душевно… Это стресс современной жизни — мэр должен сделать что-то для людей, подобных ему… Я должна идти… Пока…

Группа телевизионщиков успокоилась и следила, как Энджели, подпрыгивая, кинулась за темной фигурой, шагающей по Ладгейт-Хилл.

— Эй! — крикнула Энджели. — Помедленнее!

Дегтярник от ярости продолжал идти так быстро, что Энджели пришлось бежать за ним трусцой. В конце концов он, конечно, остановился и повернулся к ней.

— У тебя есть какие-то претензии к телевизионщикам? — запыхавшись, спросила Энджели и, видя непонимающий взгляд Дегтярника, взорвалась смехом. Лицо Дегтярника исказилось от злости, и он поднял руку, чтобы ударить девушку. В последний момент он передумал, но его рука повисла в воздухе так близко к щеке Энджели, что она почувствовала тепло, исходящее от его кожи. И Энджели расхотелось смеяться.

— Проявляй уважение, девчонка. Второй раз просить не буду. Как видишь, мне многому надо выучиться, и я нуждаюсь в проводнике.

Энджели выдержала его взгляд.

— Кто вы такой?

— Идем, мне нужно поесть. Отведи меня туда, где подают бифштексы хорошего качества.

Спустя четверть часа Энджели и Дегтярник сидели за угловым столом в кафе, куда ее, случалось, приводили, когда она была маленькой. На столах клетчатые скатерти, красные бумажные салфетки и свечи, вставленные в старые винные бутылки. Энджели дважды прочитала меню, но ни одно название не показалось Дегтярнику знакомым.

— Возьмите «Болоньезе» — это мясной соус… не поверю, что вы никогда этого не ели. Это вкусно. А вы откуда приехали?

— Лондон был моим домом с тех пор, как мне стукнуло четырнадцать лет.

— Тогда вы, должно быть, долго жили в каком-то другом месте!

Дегтярник бросил на нее предупреждающий взгляд.

— Извините…

— Я родился в 1729 году.

Энджели хотела было рассмеяться, но не решилась. Он говорил вполне серьезно!

— Я не сумасшедший, Энджели. Мир гораздо загадочное и сложнее, чем ты думаешь. Многие люди всю жизнь проводят словно во сне, но если держать глаза открытыми, можно многому научиться. Рассказ о моей жизни — это долгая история. Тебе нужно знать только то, что из твоего времени в 1763 год прибыло некое устройство, и потом оно перенесло меня сюда. Я не знаю, вернусь ли домой. Думаю, что, пожалуй, останусь. Предвижу, что жизнь здесь богата всяческими возможностями.

Энджели онемела. Она оглядывалась в поисках скрытой камеры.

— Вы что, разыгрываете меня, а?

— Если ты думаешь, что я стал бы тратить время на глупые шутки, то ты просто нахалка.

Энджели с недоверием рассматривала его. Подошел официант с двумя дымящимися блюдами пасты и наполнил стакан Дегтярника красным вином. Дегтярник ткнул в пасту вилкой.

— Что это?! И этим кормят мужчин? А где мясо?

Официант встревожился.

— Мясо в соусе, сэр.

Дегтярник большим и указательным пальцами вытащил крошку мясного фарша из томатного соуса и поднес ее прямо к глазам официанта с таким выражением лица, будто этот кусочек мяса нанес оскорбление всему человечеству.

— Это мясо?! — зарычал он. — Будь прокляты ваши глаза, вы принимаете меня за дурака? Принесите мне настоящего мяса.

— Быть может, вы принесете моему другу парочку бараньих котлет? — весело спросила Энджели.

Официант убежал.

— Это приличное место, — спокойно сказала Энджели. — Не стоит грубить официантам в ресторане, если вы не ресторанный критик, что…

— Ресторанный критик?

— Ладно, проехали… просто… знаете… будьте вежливы. В противном случае вы привлечете к себе внимание. Разве вы этого хотите?

И Дегтярник впервые улыбнулся:

— Спасибо. Вот почему мне нужен проводник. Я должен проскользнуть в ваше время, как воришка яиц в птичье гнездо. Скажите, а это что такое?

Дегтярник вытащил из кармана пачку кредитных карточек и с грохотом высыпал их на стол. Пара за соседним столом обернулась. Энджели быстро набросила на карточки свою салфетку.

Затем Дегтярник вложил в руку Энджели два кольца, одно с бриллиантом, другое с изумрудом.

— Мне нужно найти скупщика, ясно?

— Это лучше убрать, а то неприятностей не оберешься. — Энджели собирала под салфеткой кредитные карты в кучку. — Вы были заняты с тех пор, как получили их, да?

Он, может, и псих, подумала Энджели, но его определенно не пороли ремнем за наличные. Стоит посмотреть, какую выгоду можно извлечь из этого знакомства. Она вытащила из сумки шариковую ручку и принялась писать на обороте своего меню: кредитные карточки, ломбард… Взглянув на ботинки Дегтярника, добавила: одежда.

— Что ты пишешь? — спросил Дегтярник.

— Если — пока я ничего не говорю наверняка, — но если я соглашусь стать вашим проводником, то мне нужно наметить для вас темы уроков по двадцать первому веку. Телевизионщиков я лучше поставлю в конец списка, если вы не захотите от избытка чувств убить оператора…

Дегтярник внимательно смотрел на девушку. Она его не дурачит, но уж точно и не верит. Не важно — со временем поверит… к тому же кольца с лихвой оплатят ее услуги.

Официант принес две бараньи котлеты, зажаренные на гриле. С презрением взглянув на эти жалкие кусочки мяса, Дегтярник отодвинул в сторону веточки кресс-салата, искусно уложенные вокруг, и милостиво улыбнулся Энджели.

— Сердечно вас благодарю. Более вкусной крошки плоти я не мог себе представить.

Энджели фыркнула. Дегтярник полез в карман пиджака и сунул несколько монет в руку официанта.

Официант с презрением обследовал подачку.

— Семь пенсов! Как мне благодарить вас, сэр! Развлекусь вечерком!

— И притащите мне еще бутылку вина.

Официант ушел, а Энджели добавила в список: ценность денег.

— Как вас зовут? — спросила она. — Нужно сделать вам ИД.

— ИД?

— Идентификацию! Понимаете… Уж поверьте мне, вам нужна ИД. В двадцать первом веке вы ничего не получите без ИД. Так как вас зовут?

— Я оставил свое имя там, в прошлом. Здесь мне нужно новое имя.

— Хорошо. Так какое имя вы себе выбрали?

Пришел официант и поставил на стол бутылку вина.

— Одна бутылка «Вига Риазза». Что-нибудь еще, сэр?

Дегтярник нетерпеливым жестом отослал его прочь.

— Вига Риазза, — повторил Дегтярник, перекатывая во рту «р». — Хорошо звучит. Вига Риазза… Я не хочу английского имени. До меня уже дошло, что Лондон полон людьми, приплывшими с чужеземных берегов.

— Но что за имя для человека по названию вина!

— А почему бы и нет? Оно приятно звенит — Вига Риазза.

Дегтярник взял баранью котлету, почти не жуя, проглотил ее.

— Если так едят богатые, то на какой же малости выживают бедняки?

— Есть другая точка зрения — богатые едят дизайнерский салат и остаются худыми, а бедняки едят нездоровую пищу и толстеют.

Дегтярник откинулся на стуле и долго-долго смотрел на Энджели. Девушка хотела отвести глаза, но заставила себя выдержать его взгляд.

— За два столетия мир переменился настолько, что это бросается в глаза, и меня это часто ставит в тупик. Энджели, ну как, будешь моим проводником, пока я не разберусь, что к чему?

Энджели глубоко вздохнула. Что ее здесь держит? Она может прямо сейчас встать и уйти. Только сказать «нет»… Но он спас ее от бандитов. Пожалуй, она в долгу перед ним.

— Хорошо. «Пока ветер не переменится»…

— Не понимаю.

— Извините, видно, в восемнадцатом веке еще не было Мэри Поппинс… А как расцениваются уроки по двадцать первому веку?

— Расцениваются?

— Ну, что мне будет за это?

— Все, что захочешь.

— Все?

— Да. Это знак того, что у меня добрые намерения.

Энджели уставилась на кольцо с изумрудом, которое он протянул ей под столом. Удостоверившись, что никто за ними не следит, Энджели взяла кольцо, засунула его в кошелек и защелкнула замок.

Дегтярник следил, как сильно колотится жилка на шее девушки. «Правда, многое изменилось с моего времени, — подумал он, — но человеческой натуры эти перемены не коснулись».

Ночью дул сильный юго-западный ветер, и ветки старого персикового дерева стучали в окно Кэйт в доме викария в Миддл-Харпендене. Уставшей девочке снился треск костра под большим дубом около Шенстоуна, где на них напала банда Каррика. Джо Каррик крепко держал ее, и она спиной чувствовала биение его сердца, до нее доносился его мерзкий запах… Она металась, крутилась во сне, тщетно пытаясь вырваться. Внезапно Джо отпустил ее, и она упала спиной на твердую, безжалостную землю, а когда посмотрела наверх, увидела над собой, на ветвях дуба, Тома, самого младшего и самого незаметного члена банды Каррика. На его лице было выражение глубокой тревоги, и он прижимал к щеке свою любимую белую мышку. Затем прозвучал выстрел, Кэйт проснулась.