Вадим Чирков - Кукурузные человечки Страница 20

Из-за дома появился — на Никины выговоры — рыжебородый Кубик.

— За что ты его костеришь, Нинон? Ну будто он твой муж непутевый.

Нинка фыркнула.

— Муж! Он в куклы еще играет, в его-то годы, — какой из него муж!

Славику и так было несладко из-за свалившейся на него завтрашней драки, а тут еще Нинка. И тайну выболтала. Чуть не заплакал Славик. Не скажи она вовремя про его "годы", не выдержал бы, пустил бы слезу.

— Что вы ее слушаете, дядя Витя! — И поспешил увести разговор в сторону: — Я по дороге комбайн видел — неужели, подумал, уже кукурузу убирать пора?

— Правильно, Славик, подумал — взросло и мудро: неужели и кукурузу? Как летит время! Ты ведь это имел в виду? А ты, Нинон, в нем ошиблась. Славик — вполне уважаемый пятиклассник, ему двенадцатый год, и в куклы он, конечно, не играет.

— А ты к нему в сумку загляни, — посоветовала вредная девчонка.

Художник мотнул головой.

— Я не имею права заглядывать в его сумку — он такой же гражданин под этим голубым небом, как я.

— Конечно, — сказала на это Нинка, — мужики всегда заодно. Сколько раз закаивалась с вам дело иметь, так нет же — опять. Да больше никогда в жизни! Тьфу! — И скрылась в доме.

— Вот и остались мы с тобой одни, — подвел итог Кубик. — Есть причина для кручины?

— Нет! — весело ответил Славик. Он очень любил оставаться с художником наедине и всегда удивлялся дружбе того с девчонкой. Славик ревновал Кубика к Нинке.

— Ты куда-то торопишься? Придешь? А то ведь я буду теперь совсем один.

— Приду, — крикнул Славик на бегу. — Через пять минут.

Только Славик исчез, как Нинка высунулась из сеней.

— Кукол побежал на огороде запрятывать, — ябедничала она, — дома-то их ему держать стыдно. — Нинкины глаза светились надеждой на то, что художник вместе с ней Славика за кукол высмеет.

— Брысь, Нинон! — отмахнулся Кубик. — Ябед в старину за язык подвешивали.

— Дядя-мальчик! — крикнула Нинка. — Борода, что у попа, а с малолеткой стакнулся!

Художник затопал на нее ногами, и Нинка снова нырнула в сени.

Славик отнес Садима и Питю в кукурузу. Пришельцы ждали их — они на этот раз не прятались, а стояли кто где в своих "гнездах" — наверняка беспокоились.

— Всё в порядке, живы-здоровы! — доложил Славик, вжикнув "молнией" на сумке и помогая вылезти путешественникам. Те перебрались с его рук на свои кукурузины.

— Чур я буду рассказывать, а Садим — дополнять! — крикнул Питя. — У меня память цепкая, но короткая.

— Хорошо, — согласился командир и спросил у Славика: — Ты вечером к нам придешь?

— Приду. Садим… ты о деле не забудешь? — Славику пришлось задать этот вопрос, хотя и было стыдно: он, такой большой по сравнению с пришельцами, а просит у них помощи!

— Я и то помню, — раздался голос Пити. — Наш Славик приглашен завтра на драку. Его противником будет Митяй, который всех сшибает с катушек. — смешнее слова я не слыхал. И главное, Митяй сшибает с катушек не роботов, а…

— Как только стемнеет, приходи, — перебил Питю командир. — Мы должны посоветоваться.

Вот какой был разговор

Славик отправился к Кубику. И эту свою тайну ему он открыть не мог, просто хотелось побыть рядом с ним. Даже о тревожных вещах рядом с художником думалось спокойнее.

Кубик сидел перед ящичком с красками и задумчиво перебирал разноцветные тюбики. Славик, думая все же о своем, задал соседу — для зачина — старый вопрос: для чего ему коза?

— Коза, — чуть приоткрыл секрет художник, — служит мне для разговора. Кто-то увидит меня с этюдником через плечо и с козой на веревке и непременно спросит, для чего мне рогатая. Я отвечу: для молока. Козье-де молоко полезное. Любопытный тогда скажет: ага, понятно, коровье-то молоко против козьего никуда не годится, потому что и разбавленное, и вообще, то ли дело раньше… Я поддержу: раньше-то, скажу, не только молоко было лучше. Вот и разговоримся.

Кубик продолжал говорить, но Славик даже не знал, о чем он сейчас говорит, потому что думал уже о своем. Художник это заметил и спросил, слышит ли он его.

— Слышу, — ответил Славик, — вы сейчас о пожаре рассказывали.

— О каком пожаре? — удивился сосед и хлопнул себя по джинсовым коленям. — Я рассказываю о том, как однажды в детстве, осенью, мне довелось увидеть сельскую свадьбу, и она осталась у меня в памяти незабываемым зрелищем. Да, она была, как пожар! Все полыхало — деревья, облака, одежды, — только конь жениха был черным, как головешка. А музыка добавляла и добавляла огня. С тех пор я все пытаюсь восстановить эти краски на холсте — то ли настоящие цвета свадьбы, то ли цвета тогдашнего моего восторга — и никак не могу. Мучаюсь, дурью, как сказала бы Нинон, маюсь, а — не могу… Самый лучший мой рассказ прослушал! Чем это ты так озабочен?

Кубик оставил тюбики с краской, оба вышли на крыльцо и уселись на нем. Солнце начало уже опускаться, спуск его был заметен глазу, словно вечер уже поторапливал всем надоевший день.

— Я озабочен? — опомнился Славик. — Я вот думаю, что было бы, если б в наш огород вдруг опустились пришельцы?

— У вас, у нынешних пятиклассников, только пришельцы и на уме, — проворчал Кубик. — Я ему про Фому, а он мне про Ерему.

— Нет, честно, дядя Витя, что бы вы делали?

— Восподи! — воскликнул художник голосом Евдокимовны. — Что бы я делал! Да я сказал бы: милости просим на нашу Землю! — Кубик и не подозревал, конечно, насколько серьезны Славикины вопросы.

— А дальше? — допытывался сосед.

— Постарался бы войти в контакт.

— А еще дальше?

— Еще дальше? — Кубик легкомысленно почесал бороду. — Рассказал бы о нашей Земле, спросил бы об ихней.

— А еще, еще дальше?

— Постарался бы выяснить цель их полета.

— Они просто познакомиться прилетели. Им просто интересно.

— "Интересно" — это настоящая цель! Даже наш великий Эйнштейн признался как-то, что живет и работает только ради того, чтобы удовлетворить свое ненасытное любопытство. Ну а чем сейчас твои пришельцы заняты? — Кубик говорил уже так, словно поверил в инопланетян.

— Они… — Славик посмотрел на небо. — Они сейчас решают одну проблему.

— Какую?

— Они хотят предотвратить завтрашнюю драку землян.

— Какую драку ты имеешь в виду? Уж не очередную ли нашу войну?

— Да нет. Михайловцы с нашими должны драться.

— Ну и как же они ее предотвратят?

— Пока не знаю

— Хорошо вам, фантазерам, живется., — позавидовал Кубик. — Все у вас под рукой — самолеты, автомобили, волшебные палочки, пришельцы…

— А в той драке, между прочим, и я должен участвовать, — сказал Славик и с надеждой посмотрел на Кубика.

Но тот уже загрустил и на эту его "фантазию" внимания не обратил и продолжал начатое плакание:

— …а если что яркое и задумаешь сделать, так только то, что видел раньше, когда глаза были ясные, ничем не затуманенные…

— У михайловцев Митяй — знаете какой здоровый! — не отступал Славик.

— А ты его волшебной палочкой по лбу — раз! — и нет никакого Митяя, — уныло советовал Кубик. Он смотрел на закат, который только-только начинал оформляться.

— Дядь-Вить! — рассердился Славик. — Вам бы только шуточки, а мне…

Но тут Славик осекся, потому что слишком уж близко подошел к своей тайне. И решил тему круто сменить. Вместо готовых сорваться с языка слов, он сказал совершенно другие, с любой точки зрения нелепые, но пропитанные тайной, не менее жгучей, чем предыдущая:

— Дядь-Вить, а вот как вы думаете, для чего змею пять голов?

— Это какому змею? — Кубик удивился настолько, что даже обернулся к нему.

— Ну, тому, что из сказки.

— Как для чего? — Художник на всякий случай и по привычке осмысливал странный вопрос. — Ну… — Он пожимал плечами и шевелил усами. — В общем… Чтобы было страшнее, наверно. Для чего же еще… Чудище, ему без пяти голов нельзя…

— А больше ни для чего?

— В сказках о другом ничего не говорилось, — неуверенно ответил Кубик. — Но, может, я что-то пропустил? Или забыл?

— А что если… — Славик, имея, как шахматист, неожиданный и убийственный ход, чуть помедлил, проверяюще, прищурившись, глядя на противника. — А что если… все пять голов для ума?

— Что?! — не поверил своим ушам Кубик. — Для чего, для чего? Для ума?.. — Чуть опомнившись, он спросил: — Ты откуда это взял?

— Оттуда, — ответил Славик. — Так что вы об этом думаете?

— Ох! — сказал Кубик. — Ничего я об этом пока не думаю, я, одноголовый. Где мне взять хоть на минуточку еще одну…

Такой вот разговор случился на теплом от солнца Кубиковом крыльце. Солнце опускалось все ниже. Закат оформился в ежевечернюю картину. Манька лежала и все пережевывала и пережевывала траву, вспоминая, должно быть, вкус каждого пучка, который она ухватила днем. Грусть художника давно прошла, и оба горячо спорили. Кубик доказывал Славику, что пришельцев, к сожалению, мы, видимо, не дождемся, потому что… И пересказывал статью известного астрофизика Шкловского, который с помощью формул вычислил ужасающе малую вероятность их существования и, тем более, появления на Земле.