Борис Батыршин - Коптский крест Страница 23

Но вернемся к ценам. Фунт масла — около 30-ти копеек, сахара — гривенник. Кстати, заметили, что я уже успел перейти на фунты? О привычных мне килограммах, метры и литрах здесь и понятия не имеют — в ходу всяческие «золотники», «аршины», «сажени», ну и конечно, фунты с пудами. Причем, фунты были не те, что известны нам по английским и американским фильмам. В русском фунте 409 граммов, и равняется он 32-м лотам, или, 96 золотникам. А так же — составляет сороковую часть пуда. Вам уже надоело? А попробуйте все время держать в голове десяток эдаких головоломок!

Поесть в харчевне с говорящим названием «пырка» (своего рода общедоступные столовки с продажей спиртного и весьма сомнительными нормами чистоты) можно было и вовсе почти даром: за три копейки — чашка щей из серой капусты, за пять копеек — те же щи, но густо сдобренные постным маслом, а так же жареная или тушеная картошка. Это, конечно, если рискнешь туда зайти, и, тем более, отведать местной снеди. Я бы не рискнул — и вам бы не советовал. О гигиене здесь понятия самые приблизительные. Да и публика… впрочем, не будем снобами, а лучше припомним наших бомжей и гастарбайтеров. Вот-вот, примерно то же самое, только у каждого второго — борода от самых ушей.

А вообще, если хочешь вкусно перекусить, но не собираешься тратиться на «парижскую кофейню» (вроде той, где мы с отцом нарвались на полубезумного латиниста с ником «Вика-Глист»), можно поискать местный аналог МакДональдса. Называется он «Булочная Филиппова»[63]. Этот фастфуд имеет с десяток точек по всему городу, и является именно что фастфудом; по рассказам Николки я понял, что Филиппов[64] первым додумался устроить при пекарне магазинчик и закусочную с выпечкой — и быстро стал лидером здешнего рынка. Вот в его заведениях уже не встретить обтрюханного лоточника с грязными ручищами и в засаленном до потери исходного цвета фартуке; все здесь чисто, прилично и, главное — очень вкусно.

Филипповские сайки (такие овальные белые булочки) славятся на обе столицы, а сам владелец носит гордый титул «поставщика двора Его Императорского Величества». Причем — продукция местного хлебного олигарха отличается весьма доступными ценами. Прогуливаясь по центру Москвы, мы с отцом, интереса ради заглянули в одну его пищеточку. Булочная как булочная — только в дальнем углу, возле длинных железных ящиков стоит немаленькая толпа, и все жуют местные заменители гамбургеров — пирожки с яйцами, грибами, мясом, изюмом или вареньем.

Публика здесь самая разная — от бедных студентов до пожилых чиновников в дорогих шинелях; от расфранченных дам до бедно одетых теток пролетарского происхождения. Мы с отцом не удержались и тоже взяли по пирожку.

Вы замечали — в последние несколько лет в московских подземных переходах развелось немерено киосков со «свежей выпечкой», предлагающих широкий ассортимент пирожков и слоек? Довольно, кстати, приличных — хорошая альтернатива кошачьим трубочкам и шаурме из таджикских палаток. Вспомнили? А теперь — забудьте. Попробовав филипповские пирожки я понял, что до сих пор не знал, что из себя представляет это исконное русское лакомство.

Ну, с хлебом насущным, вроде, пока все. О ценах на одежду мы уже получили представление во время визита в ГУМ — ну, в смысле, в Верхние городские ряды. Аренда пяти комнат (плюс здоровенное нежилое помещение под ними, на которое отец сразу положил глаз) обошлась бы нам в 45 рублей в месяц — по местным меркам это, как выяснилось, очень солидная сумма. Ну и по мелочам: конка — 3 копейки, извозчик — до 5 копеек любой «рейс» в пределах Садового, пообедать в приличном ресторане (не путать с трактирами!) — рубль. При наших средствах можно месяца два ни о чем не думать.

Но что это я все о деньгах да о деньгах? Что, и поговорить больше не о чем? Вот, скажем — отец рассказывал, что большевики после революции снесли в Москве очень много церквей. Ну и в школе, на уроке москвоведения (был такой предмет в начальных классах) тоже шла об этом речь. Потом, правда, кое-что восстановили — например Храм Христа-Спасителя, — но очень мало. Так вот — и понятия не имел, сколько в Москве раньше было церквей! Да, пришлось товарищам постараться, ничего не скажешь… Пока мы ехали на извозчике от Лубянки до Гороховской, я насчитал их десятка три— буквально на каждом углу, в каждом квартале — и ни одной из них я не помнил — к нашему времени почти все эти церкви снесли. И у каждой, на ступеньках — отец сказал «на паперти»[65], бог знает, что это означает, — толпы нищих! Причем больше нигде я них не видел, похоже, для местных бомжей церкви играют примерно ту же роль, что для наших — вокзалы.

И, кстати — я рассказал Николке о той барышне, которую я героически спас в кофейне, прикрыв ее от Вики-Глиста. Представьте — он узнал в ней Вареньку Русакову, подругу и одноклассницу своей сестры, Марины! Варенька, оказывается, не раз бывала дома у Овчинниковых, но дружбы с ней у Николки не получилось — мальчик прямо назвал спасенную нами барышню задавакой. Могу понять, почему: Варенька находилась на пороге романтического возраста, и лопоухий Николка, который, к тому же, был на год ее младше, вряд ли мог претендовать на серьезное к себе отношение.

Кстати, Николка удивился, узнав, что девочка была в кофейне с матерью. Оказывается — Варенька родом из Ярославля. Ее отец, артиллерийский майор, погиб в 77-м на Шипке, а девочку, как дочь погибшего офицера, зачислили в благотворительную московскую гимназию. Впрочем, жила Варенька не при гимназии, а у своих московских родственников.

Марина, сестра Николки, будто бы, рассказывала, что мать Вари хлопочет о ее переводе в московский институт благородных девиц — но, пока, без успехов. По всему выходило, что женщина в очередной раз приехала в Москву по делам, связанным с хлопотами о дочери, ну и решила побаловать свою ненаглядную Вареньку кофе с эклером. И та, не стала отказывать себе в удовольствии. И, если бы не мы с отцом — ох, как аукнулось бы ей это кофе с эклерами! А так — и тебе бесплатный цирк с участием Вики-Глиста и вашего покорного слуги, и тема для сплетен на пару дней.

Должен сказать, мне было непросто добиться от Николки подробностей касательно спасенной мною барышни; мальчик был поглощен предстоящим визитом в 21-й век. Я, разве, еще не рассказывал? Ну как же — мы, все втроем, решили, что после прогулки по магазинам мальчик отправится с нами, в 2014 год, примерно на пол-дня. Я не сразу понял, откуда возьмутся эти самые пол-дня — ведь когда подошли к дому на Гороховской, стрелки приближались к 7-ми вечера. Но отец развеял мои сомнения, напомнив, что на нашей стороне, прошло всего-то минут 20. Помните про эффект замедления времени? Так вот, мы, все втроем, провели последние 3 часа на этой стороне портала; а значит, там, в 21-м веке, время текло в 10 раз медленнее, и мы должны были вернуться в 16:18 с какими-то секундами. И наоборот — стоит нам всем втроем, перебраться на ту сторону, как время в 19-м веке замедлится для нас в 10 раз. А значит, мы смело можем пробыть в 2014-м году 6 часов — и вернуться в 1886-й год всего через 36 минут.

Честно говоря, у меня мозги кипели, когда я пытался представить себе все эти временные фокусы. Выходило, что каждый раз придется скрупулезно высчитывать сдвиги по времени, чтобы не попасть, так или иначе, впросак.

В общем, обсуждая то Вареньку Русакову, то хроно-парадоксы, мы, не спеша, подошли к дому на Гороховской. И совсем, было, собрались уходить в портал — но тут Николка заявил, что должен забежать домой и переодеться, а заодно и избавиться от тяжеленного ранца. Не стоило лишний раз попадаться на глаза Фомичу — и мы договорились, что будем ждать Николку на той стороне портала через полчаса — и прямо с улицы ушли в свой 21-й век.

Яша проводил отца с сыном от кофейни Жоржа до самой Гороховской — для этого, правда, пришлось ловить «ваньку»[66]. Получив команду «ехать вон за той пролеткой», кучер заломил сверх обычной платы гривенник. Яша не стал торговаться — экипаж с Олегом Ивановичем и Ваней скрывался за поворотом, и юноша не хотел терять их из виду.

Поездка оказалась недолгой — пролетка, доехала только до Гороховской. Там седоки отпустили извозчика и, пятью минутами позже, встретились с мальчишкой-гимназистом. Яша не сомневался, что мальчик учится где-то неподалеку: с какой стати мальчику расхаживать по городу с тяжеленным ранцем? Дядя Ройзман строго-настрого наказал проследить за странными посетителями и выяснить, где они живут; так что личность гимназиста Яшу не заинтересовала. Беззаботно помахивая прутиком, он следовал за двумя — нет, уже тремя, — подопечными в сторону Межевого института.

Старый Ройзман не зря послал за необычными посетителями именно Яшу. При магазине служили еще двое его племянников, но как раз Яша не раз выполнял разные щекотливые задания. Ройзман часто давал племяннику поручения, связанные с делами других знакомых, входящих, как и сам часовщик, в еврейскую общину Москвы. Яша почитывал детективные повести господина Ашхарумова[67], а романы Животова[68] «Макарка-душегуб» и «Фабричная рота» и вовсе зачитал до дыр. Он заслуженно гордился своей наблюдательностью, и был поражен, когда парочка, за которой он наблюдал, пропала буквально посреди улицы. Яша лишь на мгновение отвернулся, бросив взгляд на другую сторону Гороховской — а объекты исчезли, как сквозь землю провалились! А вот гимназист остался — правда, тут же скрылся в подворотне ближайшего дома.