Жаклин Уэст - Книга секретов Страница 24

Олив проглотила печенье.

– Что? – поперхнулась она. – Но как?

Миссис Дьюи передала ей салфетку.

– Видишь ли, в том-то и странность. Чем бы оно ни было, заклятья оно не нарушало. А это значит, что либо оно проникло в дом каким-то неожиданным, магическим образом – либо его пригласили войти.

Олив уставилась в мягкое, круглое лицо миссис Дьюи. Но вместо него перед ее глазами встала мама у парадного входа в старый особняк, открывающая дверь со словами: «Проходите, пожалуйста. Наших гостей за то время, что мы живем в этом доме, можно посчитать на пальцах одной руки…»

Пальцы Олив онемели. Недоеденное печенье выскользнуло из руки и шлепнулось на скатерть в цветочек.

– Вы можете определить, кто это?

Миссис Дьюи вдумчиво откусила кусочек своего печенья.

– Боюсь, что нет. Я не могу сказать, что это или кто это, портрет это или человек, и как оно туда пробралось. Все, что я могу с уверенностью сказать, это о наличии в твоем доме злого присутствия.

– В ее доме всегда такое чувство, – заметил Резерфорд.

Миссис Дьюи поджала маленькие розовые губки.

– И что мы можем поделать? – прошептала Олив.

– Съесть еще печеньице, – предложила миссис Дьюи, хотя Олив и первое-то не доела, и ободрительно улыбнулась. – Мало найдется такого, что не может исправить шоколадное печенье с двойной шоколадной крошкой.

Миссис Дьюи внимательно наблюдала, как Олив откусывает. Печенье было теплым, и мягким, и необыкновенно вкусным… но под знакомыми вкусами пряталось нечто ржавое и пряное, и совсем незнакомое.

– А есть в этих печеньях что-нибудь особенное? – медленно спросила Олив.

Улыбка миссис Дьюи стала понимающей и слегка застенчивой.

– Скажем так: я замечала, что после нескольких таких печений вижу немного яснее, – ответила она. – Возьми еще одно на дорожку, Олив. И нынче ночью держи глаза открытыми.

Миссис Дьюи принялась убирать тарелки и чашки. Резерфорд неподвижно сидел на стуле, избегая смотреть Олив в глаза. Олив нерешительно встала. Она не знала, что ему сказать. В голове у нее теснилось так много слов, подталкивавших друг друга к выходу, что выбраться не могло ни одно. Она смогла лишь прошептать «Прощай», – хотя всякий, кто увидел бы ее сейчас, решил, что она обращается к скатерти.

– Прощай, – пробормотал в ответ Резерфорд.

И, споткнувшись у парадной двери дома миссис Дьюи, Олив вдруг подумала, что Резерфорд, возможно, прощался с ней навсегда.

18

Старый каменный дом был пуст и темен. Шаги Олив громом прозвучали в тишине, эхом отразившись от стен. Она тяжело поднялась на второй этаж и уже собиралась было плюхнуться на кровать лицом вниз в обнимку с Гершелем, как вдруг краем глаза заметила знакомый пушистый силуэт.

Горацио сидел на ковре в противоположном конце коридора, пристально глядя на одну из картин. Когда Олив показалась в коридоре, он слегка вздрогнул.

– Олив, – сказал он, поднимаясь и направляясь ей навстречу. – Ты вернулась. Я и не заметил, что уже так поздно.

Олив присела у стены и потянулась погладить Горацио по голове, но стоило ей едва коснуться кончиками пальцев прохладного меха, как кот отпрянул.

– Ты все еще зол на меня из-за красок, да? – спросила она.

– Зол? – переспросил Горацио. – Нет, Олив, я на тебя не зол, – сказал он, продолжая пятиться и потихоньку отступая к лестнице.

– Такое впечатление, что ты меня избегаешь, – настаивала Олив. – Я думала, может, пойдем погуляем по Иным местам вместе, или…

– В настоящий момент, Олив, у меня много занятий более важных, чем играть с детьми, – отрезал Горацио и отвернулся. – А теперь, если ты позволишь, я выйду на улицу.

– Ты работаешь над тем, чтобы никто больше не забрался в туннель? – уточнила Олив, выходя следом за Горацио на лестничную площадку. – Вы с Харви засыпали ход, правильно?

Горацио замялся. Он сошел на несколько ступенек вниз, прежде чем оглянуться на Олив.

– Да, конечно, – ответил он наконец. – Насколько мы можем судить, никто больше не пытался проникнуть в туннель. Но мудро проявить предусмотрительность.

– Цена безопасности – вечная бдительность, – процитировала Олив, чуть улыбнувшись. На мордочке Горацио ничего не отразилось.

– Так Леопольд всегда говорит, – напомнила она.

– А. Леопольд. Да. – Горацио задержался на ней взглядом, прежде чем проскакать по ступеням до самого низа. Последнее, что увидела Олив, был отблеск дневного света, упавшего на рыжий мех из окон у входной двери.

Она обернулась и посмотрела туда, где совсем недавно сидел Горацио. Как оказалось, кот разглядывал изображение скалистого холма. Олив подошла к картине. Она стояла перед полотном довольно долго, недоумевая, что же увидел Горацио в нем такого, что захватило его внимание; но сегодня на картине не наблюдалось ни дыма, ни гонимых ветром листьев. При взгляде на каменную церквушку никто бы не догадался, что та хранила тайну Олив. Никто не понял бы, почему от этого пейзажа Олив вдруг пробил озноб; она и сама этого толком не знала.

Тем же вечером после семейного ужина в старом особняке мистер Данвуди предложил всем сыграть в «сорок два» – усложненную версию «двадцати одного»[11], которую Алек и Алиса изобрели еще в студенческую пору.

– В конце концов, сегодня пятница, – сообщил он, лучась улыбкой. – Думаю, это требует чего-то особенного.

– Только не «сорок два», – простонала Олив.

Миссис Данвуди просияла.

– Почему бы нам не сходить за продуктами? – предложила она.

Олив сползла вниз на стуле. Для походов за продуктами Данвуди тоже придумали математическую игру, в обиходе известную как «Итого плюс налог». По правилам игры каждый член семейства брал часть списка покупок, загадывал их точную стоимость (включая налог, если товары им облагались), после чего все разделялись и старались закупить продукты так, чтобы попасть в загаданную сумму. У кого разница между желаемым и действительным получалась меньше всего, тот и выигрывал. Олив не знала точно, что получал в награду победитель, потому что она-то не выиграла ни разу, но, судя по всему, что бы это ни было, она вполне могла без него обойтись.

– Только не за продуктами, – снова простонала девочка.

Несколько идей, обсуждений и стонов спустя мистер Данвуди предложил всем отправиться на прогулку. К этому моменту у Олив уже кончились возражения. К тому же солнце как раз садилось, и за окнами виднелся холст неба в мазках бледного золота, огненного кармина и темного, властного пурпура. Прогуляться под таким небом, может, было бы и неплохо.

Когда все Данвуди спустились с крыльца, успели зажечься лишь несколько тускловатых уличных фонарей. Последние лучи заходящего солнца задержались на самых высоких домах Линден-стрит, заставив крыши сиять, как бронза, пока темнота не загасила их один за другим.

Листья, поднятые было вечерним ветерком, мягко шуршали, падая на тротуар у них под ногами. Олив пнула хрустящую груду под большим кленом в саду мистера Фергюса и послушала, как палая листва с шепотом ложится обратно на землю, чтобы затрещать под ногами мистера и миссис Данвуди. Миссис Данвуди успела пересчитать листья перед тем, как те вновь осели.

– Сорок семь, – тихонько сказала она мистеру Данвуди.

Они медленно прогулялись по кварталу туда и обратно, пройдя мимо сияющих окон Батлеров и уловив отзвук фортепианной музыки из гостиной мистера Ханнимана. В уютном домике миссис Дьюи горел свет. Олив задумалась: у них с Резерфордом, наверное, сейчас очередной урок ботаники? Или, может, они моют посуду после ужина и рассуждают о средневековой тактике боя? Или Резерфорд в своей комнате складывает в чемодан стопки футболок с драконами и армию тщательно упакованных фигурок? Сердце Олив почувствовало укол боли.

К тому времени, как они прошли дом миссис Нивенс, последний отблеск заката угас. Олив передернуло при взгляде на черные, пустые окна, и она замедлила шаг, пока родители не поравнялись с ней.

– Странно это вышло с миссис Нивенс, правда? – сказал мистер Данвуди, кивнув на высокий серый дом.

– Странно и грустно, – согласилась миссис Данвуди.

– Да, – прошептала Олив.

Мистер и миссис Данвуди держались за руки, но теперь отпустили друг друга, чтобы обнять Олив за плечи. Укрывшись между родителями, Олив почти почувствовала себя в тепле и безопасности. Бремя давившей на нее тревоги даже стало чуточку поменьше. Но когда они миновали повядшую сиреневую изгородь, призрачный силуэт старого каменного дома встал над ними в полный рост. Олив взглянула на темные окна и почувствовала, как дом смотрит на нее сверху вниз, подзывает, дерзко бросает вызов войти. А больше идти ей было некуда. Может, Олив и показалось, но единственный, последний луч солнца, который должен был давно уже кануть за горизонт, упал на ступени крыльца, расстелив у двери золотую ковровую дорожку.