Джеймс Паттерсон - Клык Страница 29

Не могу не признать, шоковая тактика и эффект неожиданности сработали отлично. Все остолбенели, не веря своим глазам. На секунду даже показалось, что все мы, здесь присутствующие, заодно, что у всех у нас одна задача — чтобы этот безумный ребенок выпустил из рук пистолет.

Страшно только то, что на ребенка она больше совсем не похожа. Она спокойна и крайне сосредоточена. И я тоже крайне сосредоточена на дуле ее пистолета.

— Опусти пистолет, — говорит ей бандит, который сам держит под прицелом Джеба. — Ты не знаешь, что делаешь.

— Как не знает? Прекрасно она все знает, — возражает Дилан.

— Раз знает, будь уж так любезен, скажи нам, что там у нее на уме? — шипит сквозь зубы тетка, которой он заломил за спину руки.

— Значит так! Я кому сказала? Молчать! Говорить здесь буду я! — топнула ногой Ангел.

Всем известно, что со мной все всегда наоборот — велите мне замолчать, у меня тут же словесный фонтан прорывает.

— Давай, Ангел, высказывайся. Я тебя внимательно и с нетерпением слушаю.

Она обожгла меня взглядом.

— Слушай меня, Макс. Слушай и подчиняйся. Все взрослые разворачиваются на сто восемьдесят градусов, — начинает Ангел, — и в затылок по одному покидают помещение, не причинив никому из нас никакого вреда. Одно подозрительное движение — и я стреляю. Что тогда будет?

— Ты же Макс убьешь. — Голос у Клыка совершенно сел.

— Убью. — Пистолет в ее руке даже не дрогнул. — Потому что вам, почтенные взрослые, только одна добыча нужна, только Макс. Никто другой вашего босса не интересует. И кого я имею в виду, вы тоже прекрасно знаете. Умри Макс, и к тому же по вашей вине, — гнев его будет ужасен. Вам прекрасно известно, что никому из вас мало не покажется. Согласны?

— Ты никогда не убьешь члена собственной стаи, — хрипит мужик из-под моего башмака.

— Это ты так думаешь. А у тебя, Макс, есть на этот счет собственное мнение?

Долго на эту тему думать не приходится. Посмотри на нее — сразу все ясно.

— Не вопрос. Убьет и глазом не моргнет.

— С чего бы это мы вам поверили? Приведите хоть один веский аргумент, — шипит пленница Дилана.

— Вы, друзья мои, последнюю серию пропустили. Она меня из стаи позавчера выгнала, — оповещаю я бандитов. Голос у меня при этих словах дрогнул. Ну и пусть. Пусть слышат. — Нас с ней больше ничего не связывает. И во-вторых, если вы еще каких предыдущих серий не видели, Ангел, к вашему сведению, слегка… Как бы это поточнее выразиться? Не в себе.

— Ненадежная она, — уточняет Клык, а Джеб добавляет:

— Непредсказуемая.

— Опасная, — вторит ему Дилан.

К счастью, остальная стая слишком напугана, чтобы подбирать синонимы.

— Вот именно, и я говорю, что опасная, — чеканит каждый слог Ангел. — Но это, думаю, все и сами уже поняли. Дилан, а теперь отпусти дамочку. Она под контролем. Спокойно, мадам. Поворачивайтесь и идите себе с миром.

Дилан ослабляет захват, и тетка, как зомби со стеклянными глазами, послушно шагает из ресторана. Ангел снова переводит на меня холодный и непроницаемый взгляд.

— Макс, думаю, господин у тебя под башмаком тоже готов на выход. Чао! Бай! Пошел вон! И не вздумайте снова нас доставать! — гаркнула на него Ангел.

Уж сколько я всего от нее на своем веку перевидала, чего она только на моих глазах ни вытворяла, а все равно я, как завороженная, наблюдаю, как чувак, высвободившись из-под моей ноги, подчиняется ей, медленно отлипает от пола и ковыляет к выходу.

— И наконец вы. Это я вам говорю, господин с пистолетом. Вы сейчас опустите свою пушку и пойдете своей дорогой. И чтоб детей-птиц у меня не трогал! Все! Иди домой и там все забудь. Понял?

— Понял, — отвечает мужик со странным выражением на лице.

И спускает курок.

Раздается глухой хлопок, и Джеб падает на пол.

Ребята в ужасе только охнули.

— Я никого из стаи не тронул, — бесстрастным голосом говорит бандит. — Именно как ты велела.

И он с помутившимся взором роняет пистолет на пол и выскакивает на улицу.

66

Джеб всегда говорил, что готов за нас умереть. Придется теперь поверить ему на слово — вдруг он действительно помрет? Вот и получается, что опять надо правды доискиваться. Послушайте моего совета: если у вас с кем разборки, особенно с родственником каким-нибудь, не ждите, когда его подстрелят, прежде чем отношения окончательно выяснить.

По счастью, оказалось, что пуля миновала жизненно важные органы. Но Джеб потерял много крови, так что злосчастного госпиталя избежать не удастся. По мне, так лучше в зоопарк, чем в госпиталь. Но делать нечего. И вот я околачиваюсь в больничном коридоре, вымещая зло на сломанном автомате. Он, по идее, должен за мою опущенную монету выплюнуть мне шоколадку, но только деньги сожрал, а шоколадку я от него фиг дождалась.

Вдруг позади меня раздается знакомый голос:

— Макс!

Внутри у меня все перевернулось.

— Мама! — Бегу к ней и попадаю прямо в ее широко расставленные руки. Всем прекрасно известно, что обниматься я не горазда. Но, когда мама обнимает, это не в счет. Когда мама обнимет — это совсем другое.

— Операция кончилась, — говорит она. — Врачи сказали, все обойдется.

Мы с Клыком отвели маму в палату к стае. Ребята там «под наблюдением» лежат. Под чьим, хотелось бы знать, наблюдением. Агентство, которое Ангел наняла, выставило в коридоре охрану. Только что-то мне кажется, что они не стаю охраняют, а стоят там на всякий случай, чтоб пресса к нам не прорвалась. Плакали теперь агентские денежки — у ребят так физиономии разукрашены, что их и за цент не продашь.

— Доктор Мартинез. — Надж пытается слабо улыбнуться.

Но маме не до улыбок. Лицо у Надж похоже на кофейный крем, булькающий в кастрюле. Да и остальные не лучше — все в волдырях, точно их в таз с кислотой окунули.

— Ты моя бедная. — Мама отводит со лба Надж крутой завиток. — Что же это с вами со всеми приключилось?

Доктора и мазки сделали, и кровь на анализ взяли, и температуру мерили, а никаких отклонений от нормы не обнаружили.

Мама идет от одной койки к другой.

— Здравствуйте, я Дилан, — представляется ей Дилан, когда она в недоумении остановилась у его кровати.

— Он наше новое приобретение. — Я осторожно подбираю слова. Его даже болячки не испортили — такой же красавчик. Ему так даже больше идет — нежные детские щеки больше не видно, и получился настоящий мужчина.

— Здравствуй, Дилан, — отвечает мама. — А я Валенсия Мартинез, мама Макс.

Заплывшие глаза Дилана округляются:

— У тебя есть настоящая мама? Вот здорово! Что ж ты мне сразу не сказала? Значит, и папа тоже есть?

Логика, конечно, железная, но лучше бы он про это не спрашивал. Мама все отлично понимает и тут же меняет тему:

— Знаете, я недавно читала в газете, что одного шпиона отравили радиоактивными веществами. И вместе со статьей его фотографии напечатали. До и после отравления. Мне кажется, ваши симптомы очень похожи. Хотя по фотографии судить трудно.

— Блин. — Я зажимаю рот рукой — то ли от ужаса, то ли чтоб чего покруче не вырвалось.

— Нет, это не радиоактивное отравление, — раздается голос с порога.

— Джеб! — Мама быстро закрывает за ним дверь поплотнее.

— Откуда ты знаешь? — Я снова начинаю его подозревать. — Ты что, и в этом грязном деле замешан?

— Не замешан. — Джеб укоризненно смотрит на меня. В лице у него ни кровинки. Оно еще белее, чем белая длинная рубаха, по-больничному надетая на нем задом наперед и схваченная тесемками на спине (наверное, чтоб задница проветривалась). Он волочит ногу и от слабости опирается на капельницу на колесиках, от которой длинная пластиковая трубка тянется к вставленной в вену толстенной игле. Короче, зрелище удручающее. Может, напрасно я вечно его подозреваю и обвиняю. Может, пора бы ему поверить?

— Нет, — повторяет Джеб. — Это не отравление, и тем более не радиоактивное. Я бы сказал, это похоже на какой-то… генетический акселерат.

— Генетический ак-се-ле-что? — дергает его за подол рубахи Газзи.

Джеб с минуту подыскивает слова.

— По всей вероятности, с вами происходит реакция на какое-то вещество, которое вступило во взаимодействие с вашими генами. Оно усиливает уже происшедшие мутации и вызывает новые. Кажется, нам всем досталась изрядная доза. Всем, кроме Макс и Клыка. Их ведь с нами в последнее время не было. Но вещество реагирует только с уже модифицированной ДНК. Поэтому оно воздействует на вас, а Акеле и мне хоть бы хны.

В палате наступает удрученное молчание. Два дня меня с ними не было, а уже все наперекосяк пошло и черт знает что случилось.

— Не вижу в этом ничего ужасного. Может, мы теперь еще лучше станем, — заявляет Ангел с леденящим душу оптимизмом. Ее хорошенькое личико похоже сейчас на облитую томатом пиццу с голубыми глазами. — Может, мы теперь все в суперменов превратимся.