Александра Егорушкина - Настоящая принцесса и Снежная Осень Страница 3

«Это я-то серьёзная?» — изумилась Лиза. Насчет застенчивости директор тоже, пожалуй, погорячился. Игорь Сергеевич был страшно далек от народа — впрочем, он и по фамилиям-то помнил только школьных хулиганов.

— Ничего-ничего, сейчас мы её разговорим, — мило улыбнулась вишнёвая Алина Никитична, поудобнее устраиваясь на пухлом диване. Занимала она его целиком, от края и до края, еле место для крокодиловой сумочки оставалось. — Зато предыдущие дети были очень раскованные, особенно та, с ногами.

Это сколько же они народу за двадцать минут допросили? Длинную Нину-Резину, Лёвушку, ещё кого-то… Прямо конвейер.

— Лиза, ты, наверно, читать любишь, да?

— Ага, — брякнула Лиза. — Очень. — Слова из горла не шли ни в какую — очень уже страшно было рядом с Паулиной, которая ещё летом чуть не убила Лизу с Инго. Правда, бывшая герцогиня Лизу явно не узнавала и вообще вела себя как обычный человек — ободряюще кивала, гремела бусами, умащивалась на диване, поглядывала на мигающий огонек диктофона. Ой, да у неё же и сердце стучит, как у нормальных людей, а тогда вообще как мотор урчало, даже когда она летала! Может, всё-таки не она?

— А какие у тебя любимые книжки? — встрял Эдуард Федорович, подробно разглядывая Лизины веснушки.

— «Мио, мой Мио», — Лиза чуточку оживилась. Всё-таки про книжки говорить хоть с кем можно. — Ещё мне «Ходжа Насреддин» нравится, особенно «Возмутитель спокойствия» — ну, это где он придворным целителем притворялся и Гюльджан спасал.

Эдуард Федорович почему-то выпятил мужественный подбородок и пошёл пятнами.

— Очень хорошо, — похвалила Паулина. — А теперь расскажи нам про свою семью. Кто у тебя папа, кто мама…

Лиза затосковала: вот пристали, а? Лучше бы про «Мио» спрашивали, честное слово!

— Я с бабушкой живу, — кратко ответила она, а про Инго на всякий случай смолчала: в конце концов, всякие посторонние, кроме Южиной, его не видели.

Паулина и седогривый Эдуард Федорович многозначительно переглянулись.

— Лизина бабушка — председатель родительского комитета, — подобострастно сообщил директор. Алина-Паулина подняла соболиную бровь, и он запнулся на полуслове. Про родителей дальше спрашивать не стали. Или Игорь Сергеевич зачем-то всё рассказал? Тактичные они, что ли?

— Ну а кроме чтения ты что любишь? Ты такая худенькая, бледненькая — спортом наверно, совсем не занимаешься, а? — допрашивал Эдуард Федорович. — Может, музыкой?

Лиза сжалась: соврать нельзя, директор всё равно всё знает.

— Угу, — буркнула она, глядя в пол. Хорошо хоть стихи с выражением прочитать не просят.

— Прекра-а-сно, — одобрил Эдуард Федорович. — Ну что ж, Алина Никитична, с моей стороны претензий нет. У девочки замечательная энергетика и чудесная аура. Лучшего и желать нельзя. Так, Лиза, а теперь подойди-ка вот сюда и повернись… Нет-нет, чуть-чуть левее. Прошу вас, Алина Никитична, снимайте.

Лиза мигнула от вспышки. Потом что-то зажужжало, и из Алининого фотоаппарата поползла карточка.

— Хочешь посмотреть? — милостиво предложила та. Лиза вытянула шею, увидела, как на белом квадратике проступает её собственный понурый нос, растрёпанные кудряшки и вытаращенные глаза (обошлось, не закрытые) — и вздохнула.

— Ну вот, с этой девочкой практически всё ясно, — провозгласила Паулина, убирая фотографию в сумочку. — Глазки грустные… На сегодня, пожалуй, хватит. Иди, Лиза, на урок.

— А я вам ещё нужен, господин Хрустицкий? — осведомился Игорь Сергеевич, робко поглядывая то на Паулину, то на Эдуарда Федоровича. — А то у меня одиннадцатиклассники контрольную пишут…

— Нет-нет, бегите-бегите, мы справимся, — успокоил его тот и вальяжно закинул длинную ногу на другую длинную ногу. Директор засеменил прочь из собственного кабинета, как послушная собачка.

— До свидания, Кудрявцева Лиза из седьмого «б», — многообещающе сказал в спину Лизе господин Хрустицкий. — До скорой встречи.

«Ещё чего — до скорой! — возмутилась Лиза. — Забыть бы вас всех, как страшный сон!»

Под дверью караулила Саблезубая — подслушивала, что ли?

— Список по восьмым готов? — деловито спросил директор над головой у Лизы. — Как, ещё нет? С седьмыми они уже всё.

— Но как же… а Лялечку? — задохнулась Саблезубая, зашуршав красной папкой. — Они ведь вашу Марианну уже смотрели, а она вообще в пятом!

Тут оба вспомнили про Лизино существование.

— Пойдём-ка я тебя обратно провожу, Кудрявцева, — хищно сказала Саблезубая, метнула на директора испепеляющий взор и, цепко держа Лизу за плечо, повела вверх по лестнице.

— Это ничего, что через пять минут звонок, — бормотала Саблезубая, — за пять минут много успеть можно… — она явно имела в виду не оставшийся Лизе хвостик от урока русского.

На этот раз она даже не стала стучаться в дверь — впихнула Лизу в класс и под вопросительным взглядом Малины Вареньевны официально потребовала:

— Ещё мне нужна Алла Шевченко, — как будто вся школа не знала, что Лялька Саблезубина дочка!

— Пойдём, — железным голосом велела Саблезубая. Лялька побелела и медленно, словно русалка под водой, заскользила к двери.

— Ну что, Кудрявцева, обломилась? — ехидно прошипел Лизе в спину ябеда и вредина Гарик Горшков. Лиза его почти не услышала — Лёвушка через проход усиленно мигал, пытаясь без слов задать примерно тот же вопрос.

— Горшков, уймись, — устало сказала Малина Вареньевна. — Кстати, ко всем относится, — добавила она, потому что по классу, как осенний ветер, гуляли шепоточки и шуршали записочки. — Откройте дневники и запишите домашнее задание.

Лиза даже толком за ручку взяться не успела — грянул звонок.

— Поскольку диктанта сегодня не было по не зависящим от нас обстоятельствам, — Марина Валерьевна постучала карандашом по столу, — на следующем уроке с него и начнем. И не разбегайтесь особенно — хватит на сегодня опозданий.

С возмущенным гулом седьмой «б» повалил в коридор.

Ляльку вернули совсем скоро — не прошло и тех самых пяти минут. Надутая и красная, она набежала на Лизу, капая слезами на сияющий паркет.

— Ну, как? — осторожно спросила Лиза.

— А никак! — горестно возопила Лялька. — Даже почти разговаривать не стали. И диктофон не включали! Дядька этот чего-то там спросил про хобби, и всё, и не дослушал! Я ему даже про шейпинг ничего рассказать не успела!

Лиза похолодела: её-то и фотографировали, и записывали, и про Бабушку пытали, и про музыку, Она огляделась по сторонам, но изнывающий от нетерпения Лёвушка соблюдал обычную конспирацию — на переменках он с Лизой по-прежнему старался не разговаривать. И дело было не в пресловутом «тили-тили тесто» — в конце концов, вон Вовка Миланов с Надей Приходько с самой дискотеки все переменки не разлей вода, и рюкзак он ей с первого сентября носит, и ничего. Но Лёвушка и с Костей Конрадом тоже в школе не особенно разговаривал. На всякий пожарный случай. А то вот в прошлом году как чуть потеряли бдительность, пронырливая Юлечка Южина тут же заинтересовалась, какие у них троих такие секреты, выследила и… до сих пор вспоминать страшно!

— Ну не расстраивайся ты так, — утешала Ляльку Лиза. — Ещё никто ничего не сказал, я сама слышала. Пошли посидим.

За выходные в коридоре неведомо откуда появились симпатичные банкетки, обитые чуть ли не бархатом. Цвет, правда, был какой-то неаппетитно-бурый, но зато, усевшись, Лиза с Лялькой сразу оценили новшество — теперь не было никакого риска, что проносящийся мимо с визгом третьеклашка врежется тебе в живот.

— Что ты слышала? — подозрительно спросила Лялька. — Чего они тебя столько мариновали?

— Они ещё отбор не закончили, — на второй вопрос Лиза решила не отвечать. — Может, потом ещё раз вызовут.

— Да-а, — обиженно взвыла Лялька. — Тебя-то вызовут, тебя-то, может, даже уже и во второй список включили…

— В какой второй? — насторожилась Лиза.

— Ты что, с луны свалилась? — Лялька захлопала тяжёлыми от туши ресницами. — Мама говорит, они с той недели отбирают. Мама говорит, сначала по всем классам, потом вроде решили, что из первых-третьих не будут, и из старших тоже.

Лиза не успела и рта раскрыть.

— А ну встать! — грянуло над ухом.

Лиза с Лялькой хором вздрогнули.

— Я кому сказала! — мощный голос тети Маши перекрыл многоголосый визг малышни. — На скамейках сидеть запрещено!

— А для чего тогда их тут поставили? — искренне удивилась Лиза и тут же раскаялась.

— По инструкции! — припечатала тетя Маша и воздела швабру. Лиза и Лялька спорхнули с банкетки легче бабочек. Вся школа знала, что от тети Маши можно и по шее схлопотать, и потом жалуйся — не жалуйся, никто не заступится.

— А ну убрал ноги! Живо! — тетя Маша двинулась дальше со шваброй наперевес и согнала со следующей банкетки разлегшегося Костю Конрада. — В школе журналисты, а он тут красоту портит!