Вадим Чирков - Кукурузные человечки Страница 3

— Только попробуй, Генка, — предупредила старшего Нинка. — Я твоей маме все расскажу. А ты, Юрчик, только подзуживать и умеешь!

Женская защита Славика устыдила, и он решил высказаться, несмотря ни на что.

— Уже и по улице нульзя пройти. — Но собственный голос показался ему незнакомым, и он сделал его погромче: — Подумаешь, хозяева!

— Хозяева, — немедленно подхватил Генка. — Хозяева. А ты думал, кто?

— Если хозяева, — рисковал и дальше Славик, — почему у вас мусора везде столько? — Он показал на грязный ком оберточной бумаги в канаве, разбитую бутылку и пустую сигаретную пачку.

Генка посмотрел на мусор и не остался в долгу:

— Потому что его такие, как ты, бросают!

— Он нас еще учит! — снова заверещал Юрчик, от возбуждения раскачивая велосипед. — Вы слышите — он нас учит!

Старший на этот раз подстрекателя Юрчика послушался и сделал шаг вперед.

Славик отступил, но предупредил:

— Я знаю каратэ, так что поосторожнее.

Генка не испугался и сделал еще шаг.

Славик снова отступил, согнулся и выставил руки так, как он видел у Брюса Ли по телевидению.

— Каратист, — добавил он, — один с семерыми может справиться.

— Дай ему раза, Генка! — завопил Юрчик. — Дай ему раза!

Нинка бросилась на Генку, вслепую молотя его кулачками.

— Фулюган! — кричала она. — Бандит! Он же в гости к нам приехал! А ты на него драться!

Генка стал отступать.

— Чего ты, — ворчал он, пытаясь схватить мелькающие перед его носом Нинкины руки. — Вот кошка! — Поймал наконец, но Нинка стала лупить его ногами, не переставая ругаться:

— Уходи — отсюда — архаровец — тоже — мне — хозяин — выискался!!!

— Пошли, ребята! — Генка отпустил Нинкины руки и отскочил от девчонки. — С ней только свяжись! Слышь! — крикнул он Славику. — Ты, значит, каратист, и с семерыми можешь справиться?

— Справлюсь! — огрызнулся Славик.

— Ну, мы с тобой еще встретимся. Посмотрим на твое городское каратэ. К тебе в гости как раз всемером и придем!

— Приходите, — согласился Славик, — я гостеприимный.

— Договорились.

И обе, уже враждующие, группы повернулись в разные стороны. Сделав несколько шагов, Славик обернулся и увидел, что зловредный Юрчик показывает ему кулак. Славик показал ему свой.

— Джонни Вокер! — крикнул Юрчик. — Слышь? Джонни Вокер!

Вот каким получилось первое знакомство Славика с деревенскими мальчишками. Ну а что будет дальше, посмотрим…

Художник Кубик

В этот же вечер Славик попал к художнику в гости и с той поры стал бывать у него часто.

Кубик купил у Нинкиной бабушки Евдокимовны полдома и приезжал в деревню каждое лето. Комната его была заставлена холстами и пахла красками. В старых глиняных кувшинах, которые он собирал по всему селу, стояли букеты из мордовника, чертополоха и ворсянки. В одном углу были собраны старые иконы — их повыпрашивала у знакомых для художника Нинкина бабушка.

Еду Кубик готовил на маленькой туристской газовой плитке, привезенной из города вместе с баллончиком сжатого газа. Но иногда он варил картошку или подогревал консервы на тагане во дворе, сидя перед ним сгорбившись и покуривая, нарушая неподвижность только для того, чтобы подкинуть в огонь очередную щепку.

Над картинами Кубика Славик задумывался. На них понятный пятикласснику мир — дома, луг, стожок сена, купа деревьев у речки превращался в цветовые пятна. В странный набор цветовых пятен, только отдаленно напоминающий природу. К тому же цвета на картинах Кубика было гораздо больше, чем в натуре, и Славику казалось, что Егоровка чем-то его не устраивает и он от себя добавляет ей красок. Один раз, разглядывая холст, Славик подумал, что это еще не картина, а только заготовка, и спросил:

— Вы, дядя Витя, дома всё дорисовываете?

— Во-первых, не дорисовываю, а дописываю, — механически поправил Кубик, — а во-вторых, эта вещичка уже готова.

— Готова? — удивился Славик. — Эта?!

На полотне была сумятица зеленых, сиреневых и синих пятен, от него веяло каким-то необъяснимым холодком.

— Разве нет? Ты вглядись. Здесь я встретился с лугом и рекой ранним-ранним утром.

Славик вгляделся и поежился. На картину это не было похоже, но чем больше он смотрел, тем знобче ему становилось. Словно он шел ранним утром — такое было с ним, может раз или два — по высокой росистой траве к реке.

Славик оглянулся. Художник стоял скрестив руки на груди и смотрел на свой холст. Наверно, он видел его совсем не так, как гость.

Оба тогда долго смотрели на картину, но знобкость, которую Славик почувствовал вначале, больше не появлялась, а мазки так и не стали лугом, рекой, сизым туманом.

Во дворе у Кубика жила коза Манька. С ней он ходил на этюды, бродил по лугу, у речки и в лесу. Коза была упрямая, упрямство налетало на нее неожиданно. То она не хотела идти на этюды, то упиралась по дороге домой. В один из таких моментов и увидел Славик неразлучную пару.

Посмотреть этот театр позвала его Нинка. Она возникла над забором и оторвала соседа от ужина:

— Иди смотреть, как Кубик козу тащит!

Славик вышел на улицу. Художник с козой занимались перетягиванием каната. Рогатая упиралась в землю всеми четырьмя ногами, Кубик — двумя.

— Умоляю вас, ваша Рогатость, не противьтесь! — причитал Кубик. — Ну что вам стоит сделать несколько шагов! О, черт! Да ты ослица, а не коза! Ваша Бодливость, ну будьте чуть поумней…

Странную пару сопровождала тройка мальчишек. Они сперва хохотали, хватаясь за деревья на обочине, чтобы не упасть. Потом Генка не выдержал и посоветовал художнику взять палку.

— Что ты, что ты, Гена! — ответил Кубик. — Меня с Манькой связывает нежная дружба. Это у нас с ней простая размолвка. Лучше помогли бы.

— Ваша Серость, — обернулся художник к козе. — Ведь есть же предел терпению. Р-р-р! — оскалил он зубы. — Я тебя съем!

Трое мальчишек уперлись в козий зад, как в машину, и стали толкать рогатую по направлению к дому Кубика. Сам он пошел впереди, впрягшись в свою козу, как репинский бурлак. Славик к этому времени держал у ее носа кусок хлеба.

Так, впятером, они и завели неуступчивую животину во двор и там привязали к сараю. Коза преспокойно откушала Славикиного хлеба…

Коза Кубика была, конечно, загадкой — вернее, то, что он с ней связался, и деревенские женщины предположили, что художник чем-то болен и отпаивается козьим молоком. Но бывшая хозяйка козы, Мария Валенюк, это предположение отмела:

— Коза-то моя никудышная, — сказала она, — молока от нее и рюмки не надоишь. Иначе б я стала ее продавать? Он, верно, ее на тот случай держит, когда у него консервы кончатся или друзья приедут.

Славик, когда коза была привязана, спросил у Кубика, зачем она ему.

— О-о! — ответил художник, — Так просто этого не объяснишь. Дай мне собраться с мыслями.

У Славика был еще один вопрос к художнику, который он давно хотел ему. задать.

— Дядя Витя, вот Нинка зовет вас Кубиком — вы на нее не обижаетесь?

— Зачем? — был ответ. — Она это делает ради собственной безопасности. Я ведь и взрослый, и усато-бородатый, и черт-те чем занимаюсь, и консервами, не как все люди, питаюсь. А если назвать это чудище Кубиком, оно станет почти что ее игрушкой.

— Понятно, — сказал Славик, подумав про себя. что уж он-то никогда не назовет художника Кубиком.

Чудеса на огороде

Этот вечер получался пустой. Художник с утра уехал в город за продуктами и красками. Нинка ушла с мамой на ферму. Обе бабушки сошлись на кухне у Евдокимовны, где та закатывала компот в трехлитровые бутыли: занятие требовало совета и помощи. Славик остался один.

За речкой разгорался закат. Славик глянул на него раз, глянул другой, вспомнил один из холстов Кубика и… поплелся через огород на луг, чтобы рассмотреть закат целиком, а не через кукурузу и подсолнухи.

Кроме заката, ничего в этот вечер интересного не было.

Славик миновал грядку петрушки и укропа, лук, картошку, помидоры, вошел в кукурузу, и тут что-то заставило его посмотреть наверх. Над ним висела большая тыква! Славик отпрянул и отбежал в сторону, чтобы разглядеть канат, на котором тыква висела.

Каната над тыквой не было. Она висела сама по себе.

Тогда Славик стал вглядываться в пространство над тыквой, чтобы разглядеть нитку, которая держит воздушный шар в виде оранжевой тыквы.

Нитки он не увидел. А тыква вдруг стала тихонько, чуть покачиваясь, опускаться! А Славик, по мере того, как тыква опускалась, начал медленно приседать.

Тыква опускалась прямо в кукурузу. Медленно, осторожно, покачивая боками. Вот хрустнула кукурузными метелками. Села. Славик на всякий случай лег и притаился за помидорным кустом, как разведчик, увидевший врага.

Тыква лежала посреди кукурузных стволов — самая обыкновенная огородная тыква, только очень большая, кто бы ее ни увидел, нисколько бы не удивился, а только подумал, что на этом овоще кто-то, верно, испытывал новое удобрение.