Нэнси Фармер - Дом Скорпиона Страница 31

Мария ахнула: должно быть, на экране появилась насосная станция.

— Знаешь, в тот день… я видела… мерзкого звереныша, — сказала Фелисия.

— Моховичка? — переспросил Том.

Фелисия хихикнула.

— Клона… Я видела… как расчудесный, талантливый Матт… крадучись выходит из квартиры Мендосы… с собачонкой в сумке. «Что он задумал?» — заинтересовалась я… и последовала за ним.

Наступило молчание. Затем Том воскликнул:

— Ну и ну! Ты можешь заглянуть даже внутрь!

— Камеры стоят повсюду. Эль Патрон любил наблюдать… за всем. Но сейчас он стал… слишком стар. Передоверил дело… своим телохранителям. А им всё равно… если нет гостей. Я провожу здесь много времени.

— Но здесь же холодно!

— На холоде… техника лучше работает. Я надеваю пальто и не мерзну, — Матт ей охотно поверил. Фелисия так напичкана наркотиками, что наверняка ее тело не намного теплее, чем несчастный Эль Вьехо в гробу.

— Ты видела, как Матт убил собачонку? — спросил Том с нетерпением в голосе. Матт аж рот разинул от изумления. С какой стати Том спрашивает о Моховичке, если сам совершил это преступление?! Мария поморщилась, как от пчелиного укуса. Матт надеялся, что у девочки хватит самообладания не закричать.

— А Матт этого… не делал.

Мария вздрогнула.

— О да, у него… был лауданум, — продолжала Фелисия. — Но он… не давал его собаке.

— Неужто песик сам достал бутылочку и покончил с собой?!

— О… нет… — Фелисия замолчала. Иногда ей требовалось несколько минут, чтобы собраться с разбегающимися в стороны мыслями и продолжить разговор. Матту ужасно хотелось посмотреть, что происходит в комнате, но сейчас никакая сила не смогла бы отогнать Марию от глазка. — Я пошла к лотосовому пруду, — наконец сказала Фелисия. — Я так… разозлилась… из-за того, как с тобой обращались… на дне рождения. Я хотела убить… это дьявольское отродье, которое Эль Патрон… таскает за собой по пятам.

Матт похолодел. Он и не догадывался, насколько сильно Фелисия его ненавидит.

— Но пришлось удовлетвориться… этим гадким крысенышем, которого Мария называла собачкой. У меня при себе… всегда есть немножко лауданума… нервы успокоить.

«У нее его столько, что можно усыпить целый город», — подумал Матт.

— Я вылила одну из моих… собственных бутылочек на котлеты, которые… этот клон оставил собаке. «Иди сюда, Моховичок», — позвала я. Он никак не хотел вылезать из сумки, так что я… вытряхнула его… прямо на мясо. Он сожрал всё до последней крошки…

— Он долго умирал? — спросил Том, но ответа Матт не услышал. Мария как подкошенная рухнула на пол, и он поспешил к ней на помощь. Девочка не издавала ни звука, лишь тело ее сотрясалось в глухих рыданиях, да голова бессильно моталась из стороны в сторону.

— Он не мучился, — прижимая ее к себе, шептал Матт. — Он даже не понял, что происходит. — Мария руками обвила его шею. Полоска света от карманного фонарика, который Матт предусмотрительно прислонил к стене, падала ей на лицо. Наконец она немного успокоилась, и Матт смог встать и посмотреть, что делают Фелисия и Том. Но те уже ушли, обзорный экран вновь был укутан пластиком.

Он повел Марию обратно по коридору. Девочка не произносила ни слова, и Матт не знал, что делать. Впрочем, далеко уйти они не успели — навстречу им двигался темный силуэт, вооруженный карманным фонариком. Фигура была такой огромной, что с трудом протискивалась между стенами.

— Ну и дураки же вы, — послышался тихий голос Тэма Лина. — Весь дом гудит, как растревоженный улей.

— Как ты нас нашел? — удивился Матт.

— Эль Патрон рассказал мне об этом коридоре. Он догадался, что вы каким-то образом обнаружили его. Черт побери, Матт, Мария и так немало выстрадала из-за тебя…

— Моховичка убила Фелисия! — выпалила Мария.

— Что?! — Тэм Лин разинул от изумления рот.

— Я сама слышала, как она рассказывала Тому. И еще гордится этим! Не понимаю, откуда в людях столько злобы… — В черном платье девочка походила на призрак — лицо ее было белым как снег.

— Тебе надо лечь, — сказал Тэм Лин. — Я проведу тебя через кабинет Эль Патрона. Он скажет, что ты всё время была с ним. Его эта история очень забавляет, но сенатор Мендоса не находит в ней ничего смешного.

— Ой, папа, — простонала Мария, как будто только сейчас вспомнила, что у нее есть отец.

— А ты, Матт, подожди здесь несколько минут, — велел телохранитель. — Когда дорога будет свободна, выберешься тем же путем, каким вошел.

— Через музыкальную комнату, — сказал Матт.

— Как же я сразу не догадался! Там нашли шляпку Марии…

— Матт, — проговорила Мария, на миг отстраняясь от Тэма Лина. — Ты позволил мне простить тебя за то, чего ты не совершал.

— Немного прощения никому не повредит, — повторил Матт одно из любимых высказываний Селии.

— Наверное, тебе нравится смотреть, как я выставляю себя круглой дурой, — вспыхнула Мария. На миг боевой дух вернулся к девочке.

— Я никогда не считал тебя дурой, — заверил ее Матт.

— Ладно, всё равно прости, что была к тебе несправедлива.

— Здесь нельзя задерживаться, — напомнил Тэм Лин.

— Надеюсь, ты будешь вести себя хорошо, — продолжала Мария, глядя на Матта.

— Буду, — ответил тот.

— И, брат мой Волк, я буду скучать по тебе.

Тэм Лин повел Марию по коридору. Матт стоял и слушал, как стихают вдалеке их шаги.

17

Бараки для идиойдов

Как только Мария, бледная и подавленная, вышла из покоев Эль Патрона, семейство Мендоса сразу же покинуло Большой Дом. Вскоре отбыл и Эль Патрон со своими телохранителями.

Матт опять остался один. Он не мог поговорить с Марией или Тэмом Лином, но, зная, что они всё-таки любят его, чувствовал себя намного лучше. Он прочел книги, которые, по его мнению, они бы одобрили: ради Тэма Лина проштудировал руководство по выживанию в пустыне, а чтобы порадовать Марию, одолел нудную, запутанную книгу о святом Франциске Ассизском.

Оказывается, святой Франциск любил всех — от бандитов и убийц до нищих и бродяг, покрытых гнойными язвами (один такой бродяга был нарисован на картинке). Он сажал к себе на палец цикаду и говорил: «Рад тебя видеть, сестра моя Цикада. Восхвали Господа своей веселой музыкой». Святой Франциск разговаривал со всеми — с братом Солнцем и сестрой Луной, с братом Соколом и сестрой Куропаткой. У Матта стало немножко теплее на душе; он почувствовал, что мир — это единая любящая семья, совсем не похожая на семью Алакран.

Но назвал бы святой Франциск «брат мой Клон» его, Матта?

Теплые чувства в душе у Матта мигом испарились. Он не принадлежал к живой природе. Он был дьявольским отродьем.

Везде, куда бы Матт ни направлялся, он не мог отделаться от ощущения, что за ним наблюдают. Мало того что за ним шпионит охрана — гораздо тяжелее было думать о Фелисии. Она еще хуже Тома, только никто об этом не догадывается, потому что все считают ее безобидной дурочкой. Она напоминала Матту медузу. Медуз он видел по телевизору — они плавают в океане, как яркие надувные подушечки, и ядовитыми щупальцами могут зажалить насмерть кого угодно. Ну почему, почему он не догадывался, что Фелисия ненавидит его так сильно?!

Скажем честно, в первую очередь потому, что его не любили почти все. И это его нисколько не волновало. Но ее ненависть была из ряда вон выходящей.

Раз в неделю Матт шел в конюшню и просил вывести ему Послушную Лошадку. Перед тем как забраться в седло, он каждый раз пытался поговорить с Розой. Он не любил ее и сам не понимал, почему старается пробудить ее угасший разум. Просто слишком уж тяжело было видеть в ней такую перемену. Если в этом существе и осталось что-то от прежней Розы, это было заперто глубоко-глубоко, будто в железный шкаф. Он представлял себе, как молотит кулаками по стенкам этого шкафа, но никто не выходит, не открывает дверцу. Он читал где-то, что больные, находящиеся в коме, слышат всё, что им говорят, и людские голоса необходимы им, чтобы поддерживать жизнь мозга. Поэтому Матт рассказывал Розе обо всём, что видел и делал на неделе. Но Роза только без устали повторяла: «Желаете другую лошадь, хозяин?»

Примерно через час таких разговоров Матт сдавался и отправлялся к оазису.

— Здравствуй, брат мой Солнце, — кричал он. — Не желаешь ли немного поумерить свой пыл? — Но брат Солнце ничего не отвечал. — Доброе утро, братья мои Маки, — говорил Матт морю ослепительно белых цветов. — Здравствуйте, брат мой и сестра моя Идиойды, — приветствовал он рабочих в коричневых робах, склонившихся над маковым полем.

Но самым удивительным в святом Франциске Ассизском и его последователях было то, с какой легкостью они отказывались от всего, чем владели. Когда святой Франциск видел босого и раздетого бедняка, он с радостью срывал с себя последнюю рубашку и сандалии. Брат Джунипер, один из соратников святого Франциска, много раз возвращался домой чуть ли не голышом. Матт подумал, что Эль Патрона хватил бы удар, если бы кто-нибудь предложил ему расстаться со своей собственностью.