Дмитрий Емец - Пегас, лев и кентавр Страница 35

– Значит, гениальность никому из нас не грозит? – уточнила она.

– Чего не грозит? – озадачился Ул.

– Ну, пегас – символ творчества? – подсказала Рина.

– Пег – это лошадь. Пусть крылатая, но лошадь! Он должен на что-то наложиться. Хотя бы на талант. В общем, если кто-то пачкал бумагу раньше – он в группе риска. Если же нет, то хоть спи в конюшне. Максимум начнешь строчить всем знакомым эсэмэски, – обяснил Ул.

Рина издала короткое восклицание. В спину ей что-то уперлось. Она увидела хитрую вислогубую морду, смешную челочку и два здоровенных уха: одно торчащее и одно слегка ломаное, похожее на вопросительный знак. Загадочное копытное было песочного цвета, линючее и упрямое.

– А вот и исключение из правил! Наш уникум: крылатый ослик Фантом! – с гордостью сказал Ул. – Каждый, кто его погладит, начинает с дикой скоростью графоманить. Правда, хватает только на десять минут. Потом вдохновение спадает, и человек приходит в норму… А… не трогай его!

Поздно. Рина уже провела ладонью по ослиной шее. В следующую секунду она уже схватила обгрызенный карандаш и начала строчить прямо на оштукатуренной стене:

Этим утром Луиза была завораживающе хороша. Зеркала слепли, служанки травились фосфорными спичками. Ее тянуло проказничать. Ручкой в белой перчатке она коснулась могучего плеча ужасного человека.

– Маркиз дю Грац! Вы обещали научить меня уклоняться от кулака!

– Да, сударыня! Я позаимствовал этот навык у американского индейца. Он был силен, как Голиаф, и быстр, как Гермес. Служил у меня два года и умер от сущего недоразумения. Зашел с трубкой мира в пороховой погреб… Итак, Луиза, когда я вам скажу, ударьте меня в нос!.. Проклятье! Что вы наделали, очаровательница!

Луиза достала кружевной платок и заботливо приложила его к носу, бывшему некогда римским. Близость ее руки отчасти примирила ужасного человека с утратой.

– Вы должны были ударить меня, когда я скажу! И не головой!!! Вы русский язык понимаете? – с укором произнес маркиз дю Грац.

В его глазах отразилась дикая страсть, а заодно рейсовый дилижанс № 14 Мытищи – Париж.

Карандаш в руках у Рины поломался. Она вытерла пот. Пальцы дрожали.

– Я предупреждал! – сказал Ул.

Те десять-пятнадцать минут, что Рина строчила, он спокойно сидел рядом и ждал. Знал, что останавливать бесполезно.

– Эй, народ! Кто к Эриху со стороны слепого глаза сунется – подкрадусь ночью и убью по голове тумбочкой! – хрипло проорал кто-то.

По проходу, толкая жеребца пятками, проезжала бритая Наста верхом на одноглазом Эрихе. Рине показалось, что Наста в большинстве случаев начинает кричать, когда рядом Ул.

– А почему со стороны слепого нельзя? – спросила Рина. Причем дальновидно – у Ула, а не у Насты.

– Испугается еще и «в крыло» сорвется. А ей просто поработать Эриха нужно, без пролетки, – неохотно объяснил тот.

Рина безошибочно ощутила, что на Эриха Ул старается не смотреть. Сам стыдится своего неприязненного чувства к коню, но не может пока подавить его. Если б сердце соглашалось понимать все, что уже понимает голова, насколько проще стало бы жить.

– А мне можно на пролетку? – спросила Рина нетерпеливо.

– Кавалерия не разрешит. В первые месяцы только учебные нелетающие лошади. Икар, Фикус, старушка Лана… – заявил Ул.

Когда прозвучало имя «Лана», Рина услышала дружелюбное фырканье. Большая серая кобыла подняла морду. Глаза у нее были тускловатые. Морда печальная, с проседью, а на нижней челюсти – редкая старушечья бородка.

– Самая умная лошадь здесь. После меня! – улыбаясь, представил Ул.

– А почему на пролетку нельзя? – разочаровалась Рина.

– Пеги – существа нервные! Не любят, когда у них на спине сидит что-то непонятное и делает нечто туманное. А когда пег боится, он начинает паниковать, козлить, свечить и выкидывать всякие фортели. А заканчивается все тем, что в новостях передают: «В районе улицы Дубнинской найден человек, воткнувшийся головой в асфальт. На человеке кожаная куртка. На ногах – ботинки и пластиковые краги. Особые приметы погибшего не установлены. По мнению патологоанатома, падать ему пришлось с высоты примерно в полтора-два километра. Наша съемочная группа обзванивает подмосковные аэродромы в надежде узнать подробности этого чрезвычайного происшествия».

Ул остановился рядом с раздвижной дверью, на которой под оргстеклом желтела бумажка:

«Мерин Бинт.

Донской пег».

– Желаешь проехаться – пошли к Бинту! Он как раз оседланный, – предложил Ул.

Посмотрев сквозь решетку денника, Рина увидела меланхоличного серого мерина, который, как супермен сигару, держал в зубах старый веник.

– Это его любимый веник. Он с ним не расстается. Когда потеряет – переживает, – пояснил Ул.

Рина прикинула, что крылья у Бинта на месте.

– А Бинт летающий? – спросила она.

– Корова тоже летающая! В вертолет заталкиваешь, а оттуда пинками! – громко сказала появившаяся рядом с Улом Наста.

Куда она спровадила Эриха, Рина так и не поняла. Видно, кому-то перепоручила. Ул погрозил Насте кулаком.

– Ленивый он, – сказал он. – Не то что на пролетку, в галоп не поднимешь. Зато добрый и безотказный. Смешит тебя! На ходу мусор всякий подбирает, тряпки, жестянки. Бутылки пластиковые любит. Мнет зубами, хрустит… Выводи!

Рина потянула за повод. Бинт остался стоять, всем своим видом показывая, что никаких встреч у него на сегодня не назначено.

– Лошадь, иди! Да иди же!.. Она меня не слушает! – пожаловалась Рина.

– С каких это пор мерин Бинт стал «она»? – насмешливо вклинилась Наста. – А чего не идет? Да вон синей тряпки испугался. Повесил кто-то на решетку.

По проходу Бинт шел, дружелюбно фыркая и обнюхивая высовывающиеся из денников лошадиные головы. Единственным, к кому Бинт отнесся без симпатии, оказался Икар. Ему Бинт попытался отхватить зубами ухо. Ул, уже готовый к такому раскладу, хлопнул Бинта по крупу, заставив его ускориться.

– Вечно эти два тихони что-то делят! – пожаловался Ул. – Все равно как целый подъезд алкашей и среди них две тихие библиотекарши. Казалось бы, дружите себе, а они друг друга на куски порвать готовы… Дай повод!

Обойдя лужу по краю, Ул вывел Бинта на луг. Недалеко от пегасни было два вытоптанных круга. Маленький – со вкопанными по центру автомобильными покрышками. Здесь Бинт привычно остановился. Отмахиваясь хвостом от оводов, он терпеливо топтался на месте и щурился.

– Ну давай! Ногу в стремя! Погоди: дай ему время крылья поднять! Не цепляй за круп – укусит! Не мешай крыльям! Сейчас он не летит, но если полетит – сама за него махать будешь?

Бинт расправил светлые, будто распыленным серебром обрызганные крылья. Ветер гудел в напружиненных перьях. Седло, касавшееся основания крыльев, дрожало, и Рина дрожала с ним вместе. Ей казалось, что Бинта сорвет и унесет. Чтобы не улететь вместе с ним, Рина вцепилась Улу в плечо.

Ул с интересом посмотрел на ее пальцы.

– А самолеты с аэродрома ветром сдувает? – спросил он.

Однако это доказательство было слишком мужским и логичным, чтобы успокоить Рину. Убедившись, что слова не действуют, Ул решительно освободился.

– Дальше – сама! Запоминай: поводья – руль и тормоз. Нога до колена, шенкель, – педаль газа. Голос – бибикалка. Все ясно? Поехали! – Ул хлопнул Бинта по шее и, отскочив, внезапно свистнул.

Испуганный Бинт сорвался с места и поскакал, неуклюже помогая себе крыльями, как курица, собравшаяся вспрыгнуть на забор. Рина, от неожиданности потерявшая поводья, подлетала на седле и не падала только потому, что ее то справа, то слева било восходящее упругое крыло.

Ей казалось, что Бинт вот-вот оторвется от земли и понесется по воздуху. Но именно в этот момент, когда, по ее мнению, она должна была уже воткнуться головой в низкие облака, мерин окончательно перешел на шаг, остановился и стал щипать траву, забираясь мордой между вкопанными покрышками. Изредка он всовывал губы и в саму покрышку, проверяя: отличается ли трава, растущая на солнце, от той, что пробилась внутри.

Несчастная Рина торчала на Бинте верховым сусликом, толкала его пятками и кричала: «Н-но!» Всякий раз, как звучало «н-но!», Бинт махал хвостом в строго горизонтальной плоскости, однако этим его участие в скачках и ограничивалось.

Ул достал из кармана яблоко и подзывающе свистнул. Бинт вскинул голову, недоверчиво посмотрел на яблоко и сделал шаг к Улу.

– Давай! – поощрил Ул.

Бинт стал осторожно приближаться, буксируя на себе Рину. Когда он оказался возле Ула, тот спокойно пронес яблоко мимо его носа и крупно откусил. Мерин разочарованно смотрел, как Ул с хрустом жует яблоко, и печально поджимал уши.

Съев половину яблока, Ул сунул вторую половину Бинту.

– Если б ты со мной не хитрил, и я б тебя не дурачил! – назидательно произнес он.