Дмитрий Емец - Пленники лазерного диска Страница 4

«Проследишь, чтобы все…»

Что ответил толстяк в штатском, разобрать было нельзя, а потом снова раздался голос Голопупа:

«Ты сам знаешь, что нужно будет сделать, если…»

Чавканье снега отдалилось. Осторожно выглянув из своего укрытия, Федор увидел, что начальник милиции и его спутник подошли к «Газели» и остановились перед ее лобовым стеклом.

– Что он делает, ты видишь? – зашептала Туркина, досадуя, что деревья закрывают ей обзор.

– Сплюнул. Сказал что-то толстяку. Убрал пистолет в кобуру, – прокомментировал Федор.

– А толстяк?

– Толстяк ничего. Сунул руки в карманы. Разглядывает оплавленные дырки в стекле. Непохоже, что он очень удивлен. Смотрит наверх.

– Чего ты замолчал? А теперь?

– Голопуп подошел к дверце, открыл ее и роется внутри. Похоже, что что-то ищет.

– Что ищет?

– А я откуда знаю? – возмутился Федор. – Мне только спину его видно… Позвал толстяка, тот открыл другую дверцу и тоже ищет. Теперь полез внутрь, роется в салоне.

– А разве они не должны были все сфотографировать? Я считала, на месте преступления все фотографируют и ничего не трогают, пока не приедет следственная бригада, – озадачилась Туркина.

За свою жизнь она просмотрела столько сериалов, что вполне могла подсказывать милиционерам, что им делать. Но эти милиционеры поступали совсем иначе, чем было принято.

– Действительно странно. Подозрительно. Ведут себя так, будто совсем не удивлены, – согласился Федор.

Внезапно он подался вперед. В просвете между деревьями ему хорошо был виден начальник милиции, вылезший из «Газели». В руках у Голопупа была кожаная папка. Вытряхнув из нее пепел, он растоптал его ногами и вновь скрылся в машине. Двигался он как человек, ищущий нечто вполне определенное и потому не тратящий времени на рассматривание всего остального.

Некоторое время спустя из машины, разводя руками, выглянул толстяк в штатском. Похоже было, что и ему не удалось ничего обнаружить.

Голопуп и толстяк начали гневно переговариваться, раздраженно жестикулируя и то и дело оглядываясь на лес. Их слова не были слышны, но мальчик готов был поклясться, что они спорят.

– Что они делают? Злятся? – проницательно спросила Туркина.

– Угу! Буквально кипят! Похоже, мы правильно сделали, что смылись, – пробурчал Федор.

Его рука сама собой скользнула в карман и нашарила пластиковую коробочку с диском. Не она ли служила предметом столь напряженных поисков? Может, гораздо разумнее было оставить ее на прежнем месте? Вдруг на диске записано что-то действительно важное, имеющее государственное значение? Макаров уже начинал жалеть, что не удержался и захватил диск. Впрочем, теперь было поздно возвращать его. Ничего, кроме новых неприятностей, это принести не могло.

Внезапно Голопуп перестал жестикулировать и уставился на снег. А через несколько секунд он и толстяк, присев на корточки, внимательно разглядывали что-то на подтаявшей дороге.

– Кажется, они что-то нашли! – прошептал Макаров.

– Что они могли найти? Федор, ты там ничего своего не потерял? – озабоченно спросила Туркина.

– А ты? Я ничего не терял! – упрямо заявил Федор, но, уже произнося это, ощутил, как внезапно выступивший холодный пот перемешивается у него на лбу с каплями растаявшего снега.

Почти одновременно Катя со стоном надвинула шапку себе на лоб.

– О… нет! Наши лыжи! На снегу осталась наша лыжня! Надо же быть такими болванами!

Теперь Макаров не спорил, выискивая различия между «болваном» и «идиотом». Точно, болваны – другого слова не подберешь. На языке завертелось даже кое-что похлеще, особенно когда Голопуп и толстяк в штатском уверенно отследили их лыжню до самой дверцы «Газели», а затем, идя вдоль лыжни, направились к тому месту, где лыжня входила в лес. Федор даже не заметил, в какой именно момент в их руках появились пистолеты.

– Скорее, Туркина! Уносим ноги!

Спотыкаясь и цепляя лыжами за корни, они бросились прочь, пользуясь тем, что лыжи позволяли им передвигаться быстрее, чем их преследователям.

– Зачем мы бежим? – пропыхтела, оборачиваясь, Катя. – Ведь если мы бежим, выходит, мы виноваты? Может, нам остановиться и все объяснить? Хотя они скажут: «Зачем прятались, почему сразу не подошли?»

– Ага, скажут они тебе! Догонят и еще раз скажут! – недоверчиво фыркнул Федор. – Разве с такого расстояния они разглядят, что нам четырнадцать? Еще, чего доброго, пристрелят или: «Руки за голову! Лицом вниз!»

– Я не согласна лицом в снег, я уже належалась… Ой, я уронила палку!

– Не останавливайся, я подберу! Да не останавливайся же ты, Туркина!

Теперь Макаров уже не беспокоился, что их яркие куртки будут видны с дороги, даже не вспоминал об этом. Выбирать не приходилось. Всего какая-то сотня метров отделяла их от Голопупа и толстяка. Еще немного, и деревья уже не скроют их.

Начальник милиции и его спутник, утопая по колено в мокром снегу, спешили вдоль лыжни. Толстяк на бегу что-то кричал в рацию. С дороги вновь послышался вой сирен, угрожая, захрипел и сразу осекся громкоговоритель. По лесу оглушительно раскатился одиночный выстрел: у кого-то из милиционеров дрогнул на курке палец.

Катя втянула голову в плечи. Ей почудилось, что пуля просвистела над ее ухом. Девочка как-то сразу вдруг все поняла. Нет, это были уже не шутки, не игра в мисс Марпл. Теперь все происходило всерьез. Их выслеживали и ловили как взрослых, без скидок на возраст.

Лыжа глубоко ушла под снег, выворачивая ступню с ботинком. Девочка неуклюже забалансировала, стараясь удержаться.

– Федя! Лыжа!

– Не паникуй! Держись ближе к краю, здесь скользит! – деловито велел Макаров.

Насупленный и серьезный, он отталкивался своими двумя палками, держа под мышкой третью, Катину. Внезапно он резко остановился, и Туркина едва не налетела на него.

– Что?

– Стоп! – вдруг зашептал он. – Дальше нельзя!

– Почему?

– Провалимся! Поднимаемся наверх! Да поднимайся же боком, вот растяпа! Руку давай!

Выбравшись из замерзшего русла ручья, которого они держались до сих пор, подростки увидели сразу три лыжни, сходившиеся на склоне небольшого холма. Федор почти сразу узнал это место: через этот «лыжный перекресток» проходили все их школьные кроссы.

– Давай по крайней! – скомандовал он, выбрав самую укатанную лыжню. По его расчетам, она вела к шоссе, где обычно их дожидался школьный автобус.

– Погоди, так будет заметно! Надо запутать следы!

Катя быстро истоптала заезд на все три лыжни, так что теперь даже служебная собака взвыла бы, пытаясь разобраться, какой из путей они выбрали. Федор пораженно наблюдал за девчонкой. Он едва узнавал ее: и куда подевалось нытье и жалобы на промоченные ноги? Перед ним был словно другой человек, твердый, деловитый и решительный.

«М-да… Эта Туркина словно специально создана для передряг!»

– Вот теперь другое дело. Отдай мою палку и почесали! – сказала наконец Катя, с удовлетворением озирая дело лыж своих.

Встав на лыжню, они понеслись к шоссе.

Им повезло еще раз. Едва они вышли на асфальтовую дорогу, как рядом, грохоча и лязгая всеми сочленениями, остановился заводской автобус. Он был такой старый, что всякий, кто его видел, невольно ожидал, что автобус вот-вот развалится у него на глазах.

Водитель, молодой парень, махнул им рукой, приглашая садиться.

– Вам до города? Садись, ребята, подвезу!

Отстегнув лыжи, Макаров и Туркина забрались в автобус. Садясь, Федор опасливо оглянулся на лес: в чаще все было как будто тихо, лишь издали доносилось завывание милицейской сирены.

Автобус покачнулся, загрохотал от колес до крыши и тронулся.

– Ну что, накатались? – спросил водитель, поворачиваясь к ним.

Все лицо у него было покрыто крупными веселыми веснушками, придававшими ему необычайно легкомысленный вид.

– Ага, свежий воздух и все такое прочее, – подтвердил Федор.

Парень расплылся в улыбке, от которой все веснушки его, казалось, столкнулись и слились в одну.

– Завидую! А я еле проехал. На шоссе кордон ГИБДД, весь транспорт проверяют. Кажись, ловят кого-то. Вы-то никого не встречали?

Катя с Федором озабоченно переглянулись.

– Никого, – сказала Туркина. – Мы тут с краю катались.

Федору почудилось, что ее голос звучит неестественно, но парень не обратил на это внимания. Он смотрел на дорогу и ловко вел свой дребезжащий железный ящик по ухабам.

– Я так думаю, что из колонии кто-то сбежал. Вечно, как кто сбежит, они пикеты расставляют. Ни пройти, ни проехать… Я же говорил, вон еще пикет! Сколько можно!

Словоохотливый водитель притормозил у перегораживающей дорогу милицейской машины.

Широколицый раскормленный сержант показал полосатым жезлом на обочину и враскачку направился к двери.

– Достали меня эти проверки! – проворчал парень, потянувшись к переключателю.