Кир Булычев - Излучатель доброты Страница 4

Когда лайнер сделал посадку в Ташкенте, чтобы забрать оттуда еще туристов, девочки пошли погулять. Вскоре их догнал папа Торнсенсен, который принес им мороженое в стаканчиках.

Ма Ми рассказала приемному отцу, что Алиса летит в Урумчи, потому что у нее там есть знакомая в Педагогическом институте, с которой они будут проводить биологические опыты. Зовут студентку Ичунь.

Алиса и в самом деле сказала Ма Ми о себе именно это. Она опасалась, как бы, узнав о том, что Алиса летит к профессору, Торнсенсены не вцепились в нее с требованием отвезти их к нему. Тогда профессор, вернее всего, выгонит не только любопытных туристов, но не поздоровится и самой Алисе.

– Я не могу дождаться того момента, – громко говорил господин Торнсенсен девочкам, шагая рядом с ними по разогретому весеннему полю аэродрома в Ташкенте, – когда я всажу острогу в бок громадного сома!

Алиса сомневалась, что громадные сомы водятся в пересыхающем да еще большей частью соленом озере, но зачем спорить с рыболовом и заранее портить ему настроение?

Норвежец пригласил Алису навестить их на озере Лоб-Нор и вместе порыбачить или пострелять птицу. Алиса сразу согласилась. Тут объявили посадку, и пришлось возвращаться к лайнеру.

От Ташкента до Урумчи лететь совсем немного – полчаса.

Прямо от горных вершин лайнер ринулся вниз, на лежащий между хребтов аэродром в Урумчи, за которым начинались небоскребы гостиниц и казино.

Странно было осознавать, что уже недалеко отсюда простирается дикая, почти не тронутая человеком природа.

Алиса попрощалась с Ма Ми, как только лайнер замер у здания аэропорта. Ма Ми еще раз пригласила Алису в гости в Сингапур. Потом Торнсенсены с шумом, спорами и даже ссорясь с другими пассажирами, почти так же тяжело нагруженными, как и норвежцы, начали вытаскивать из салона свои рюкзаки и байдарку.

Алиса поспешила вниз. У барьера ее окликнула круглолицая, толстенькая, с добрыми глазами студентка Ичунь, которая прибежала встретить Алису к лайнеру. Ичунь обожала старого профессора и готова была умереть, только бы ему было хорошо. И больше всего в жизни ее огорчало то, что профессор Лу Фу не хотел, чтобы кто-то ухаживал за ним или хотя бы жил в его доме. Он говорил, что за сто лет жизни заработал наконец право последние годы пожить в свое удовольствие и никого не слушаться. Рассказывая об этом, пока они шли через зал, Ичунь повела Алису к своему флаеру. Уходя, Алиса оглянулась. Торнсенсены как раз втаскивали в зал байдарку. Тащили ее женщины, а сам краснолицый Кнут шумно помогал им советами и командами.

В тот день Ичунь собиралась сама навестить профессора. А раз багажа у Алисы не было, то ничто не мешало тут же подняться в воздух и отправиться к Лу Фу – самому умному, самому доброму, самому чуткому и самому-самому человеку на Земле.

– Ты сейчас увидишь, чего он добился в своем оазисе, – говорила Ичунь. – Я считаю, что его достижения значительнее гравитационного двигателя. Зачем летать по Вселенной, когда можно отыскать счастье на Земле?

Это заявление было очень наивным, но вызвано оно было огромной любовью к профессору, поэтому Алиса не стала спорить, хотя, если бы не изобрели гравитационного двигателя, Алисе никогда бы не удалось побывать на всех тех планетах, которые она повидала.

Ичунь оказалась удивительной болтушкой, а кроме того, ей было интересно знать обо всем, что происходит в Москве. А когда она услышала, что Алиса побывала на многих других планетах, то вопросы посыпались втрое быстрее.

Так они и летели эти полчаса, что занимает путь до оазиса на флаере. Внизу проносились покрытые снегом горные вершины, затем за тонкой, блестевшей под солнцем полоской реки потянулась каменная пустыня с желтыми полосами барханов, а дальше к югу простирались бесконечные пески. Но Ичунь не стала углубляться в пустыню, а повернула флаер к востоку и повела его довольно низко над песками. Порой в низинах и на затененных участках скал были видны белые пятна снега, но вообще-то снега было немного – места здесь такие сухие, что снег никогда не покрывает пустыню, а если и выпадет, то вскоре его сдувает жестокими ураганными ветрами – ведь им есть где разгуляться.

Странно было представить, что в таких местах могут жить или просто бывать люди. Алисе даже стало страшновато за отважных туристов. Каково здесь будет Торнсенсенам, особенно когда зайдет солнце и грянет ночной мороз?

И тут Алиса увидела зеленое пятнышко на серо-желтом фоне пустыни. Пятнышко росло и приближалось.

– Видишь? – спросила Ичунь.

– Это что?

– Это и есть оазис профессора Лу Фу, – ответила толстенькая китаянка.

Флаер сделал круг над зеленым садом, который раскинулся на пологом спуске к рукаву реки Тарим, несущей по камням ледяную воду к озеру Лоб-Нор, и опустился на каменной площадке в нескольких метрах от входа в усадьбу профессора Лу Фу.

Алиса увидела изысканные литые чугунные ворота, видно привезенные сюда издалека. Ворота были приоткрыты, так что надпись «Просьба позвонить» на китайском, русском, английском и уйгурском языках к Алисе и Ичунь не относилась.

– Профессор заранее задал воротам программу, – сказала Ичунь, подходя к ним. – Чтобы они нас встретили, а чужих не пустили.

– Добро пожаловать, – сказали ворота, когда Алиса вошла.

– Вообще-то профессор не любит, чтобы к нему заходили любопытные туристы. Они бывают очень бесцеремонными, а профессор – человек деликатный и слаб здоровьем, пустые люди его раздражают.

– Ты права, моя дорогая Ичунь, – послышался молодой голос.

По дорожке навстречу гостьям медленно шел очень старый, хрупкий, согбенный человек с жидкой белой бородкой и усами, в черной круглой шапочке. У человека были большие молодые веселые глаза в тонких морщинках, которые остались от многих тысяч улыбок.

За старым профессором, на полшага позади, шла молодая девушка с резкими чертами лица, карими глазами и такими густыми черными бровями, что они срослись над переносицей.

– Я рад видеть юную гостью из Москвы, – сказал старик. – Ты, наверное, уже догадалась, что я и есть старый отшельник Лу Фу.

– Конечно, профессор, – ответила Алиса. – Вряд ли вы живете здесь с братом, который за вас всю жизнь фотографировался.

Профессор рассмеялся.

– Познакомься с Фатимой. Фатима – подруга Ичунь, они вместе учатся и вместе за мной ухаживают, как самые настоящие внучки. Только Ичунь китаянка, а Фатима – уйгурка. А теперь, когда мы все познакомились, я предлагаю дорогим гостьям пройти в дом, потому что поднимается зимний ветер и вы можете замерзнуть.

Профессор как будто подслушал мамины напутствия!

– Ой, что вы! – воскликнула Алиса. – Мне совсем не холодно. И если вы не возражаете, я хотела бы сначала посмотреть ваш сад. Даже с неба он кажется удивительным и необыкновенным.

– Пожалуйста, – ответил профессор. – Я люблю показывать свой сад друзьям. Их у меня осталось не много, и они редко меня навещают, и если бы не молодежь из Урумчи, я бы совсем закис.

Но при этом профессор улыбался, и Алиса поняла, что он несколько преувеличивает. И если у него бывает мало народа, то только потому, что он сам этого хочет.

– Следуйте за мной, – пригласил профессор.

И только тут Алиса поняла, что заворожена взглядом профессора, она даже не заметила, что он одет в рабочий костюм – наверное, одежду китайского крестьянина: синюю куртку и синие широкие штаны. На босых ногах, несмотря на холод, были лишь легкие сандалии.

Профессор пошел вперед по туннелю, собранному из легких деревянных планок, оплетенных виноградом так, что внутри было полутемно. И, что самое удивительное, листья винограда были зелеными, а сверху свисали тяжелые грозди спелых ягод.

По обе стороны туннеля в просветах между виноградными листьями были видны клумбы с розами, пионами и даже флоксами, а далее Алиса заметила полянку, засаженную хризантемами.

Когда туннель кончился, они оказались на небольшой лужайке перед домом. Тут как раз вышло солнце, и в мгновение ока замерший было живой мир оазиса всполошился и кинулся по своим делам: из густой травы вылетели бабочки и кузнечики, деловитые шмели и пчелы слетелись к цветам, а муравьи побежали через дорожки. Запели птицы, они гнездились в кущах деревьев, правда, еще невысоких, но пышных. Алиса увидела там и клен, и яблони, а ближе к высокой металлической ограде, литой, как и ворота, стояли сосны вперемежку с бананами и бамбуком, это было необычно, но красиво.

– Я опасаюсь не только нежеланных гостей, – сказал профессор. – Ограда ограничивает действие моих лучей и служит как бы экраном.

Последних слов старого профессора Алиса не поняла, но она не спешила с вопросами – ведь профессор обязательно расскажет, чем он занимается и что за лучи он изобрел.

Внутри небольшого домика, скромного настолько, что казалось, будто у отшельника, который здесь живет, нет никаких потребностей и желаний, было тепло. Солнце било в большие окна, делая еще более заметным скромное убранство комнат.