Гарри Килворт - Ночные бродяги Страница 41

— Стройтесь! — раздался голос главного загонщика. — Двигайтесь к кустам! Все взяли палки? Вперед!

Ласки пошли вперед, держа палки наготове. Когда они добрались до кустов, загонщик снова закричал:

— А теперь шумите как можно больше! Колотите палками по кустам и гоните воробьев, чтобы их можно было застрелить! Готовы? Вперед!

— Это совсем не похоже на охоту, — пробормотал Плакса. — Вот помню…

В костяную эру запах крови был хорошо знаком ласкам. И тогда Плакса-Острый-Глаз пел песни для своего племени. Он пел о силе ласок, об их бесстрашии и мужестве. А еще он пел об их страхах. Такие песни он пел ночью, когда ласки сидели у костров, тесно прижавшись друг к другу, а их окружала темнота — непроглядный мрак, в котором могли прятаться враги. Там могли таиться страшные духи, которые рады украсть душу у любого, кто уступит темным силам.

Но хотя Плакса и пел песни, в первую очередь он был охотником. Вместе со всеми он выходил рано поутру, когда после дождя все запахи особенно сильны. Тогда ласки были намного сильнее и проворнее, чем сейчас. Они чувствовали малейшие изменения в запахах, которые достигали их ноздрей. А Плакса был лучше всех. Иногда его называли шаманом и требовали, чтобы он рисовал осколком камня знаки, которые могли бы защитить его племя.

Да, у его племени были враги — совы, орлы, соколы, рыси и собаки. Создания из плоти и крови — дети ветра и перьев, когтей и зубов. Ласкам приходилось быть очень осторожными. Но если птицы набрасывались всегда внезапно и никто не мог предугадать их появления, то о приближении других хищников говорили запахи. Сокол падал с неба, как молния — стремительный и неотвратимый, но о других врагах ласки узнавали и по возможности старались избегать встреч с ними.

Но хуже всех был еще один враг — человек. Он ходил на двух ногах и носил оружие — острые палки, ножи и топоры, огонь и камни, которые кидал из пращи. Он был огромным и неуклюжим, и мозгов у него было мало — просто удивительно, как он ухитрился выжить и преуспеть в этом мире.

Тело человека не покрывал мех, только на голове у него росла жесткая шерсть, у него не было ни клыков, ни когтей. Все животные думали, что такое неуклюжее и неприспособленное создание исчезнет с лица земли очень скоро — не успеет подойти к концу костяная эра.

Плакса укрылся в развилке старого дерева, где рос мох и куда доносились всевозможные запахи — и хищников, и их жертв. Наконец с наступлением темноты он ощутил запах кролика. На полянку выскочило несколько зверьков, которые с жадностью принялись поедать траву. Плакса неслышно соскользнул с дерева и начал подкрадываться к добыче. Он двигался совершенно неслышно, прижимался к земле и крался между стеблей цветов, лишь на мгновение поднимая над травой голову, чтобы убедиться, что кролики по-прежнему не слышат его приближения и продолжают спокойно есть.

Но вот они забеспокоились, что-то почуяв. Сам он слышал лишь грохот своего сердца и ток крови. В ушах у него звенело. Он нес смерть. Прыжок, и вот уже кролик бьется у него под лапами. Плакса схватил его за горло, и вскоре несчастное создание затихло.

Закатное солнце окрасило лес красным светом. Кровь. Плакса ощущал ее вкус и запах. Перед ним была добыча, и он съел ее всю, без остатка. В те времена никто не готовил мяса впрок — не вялил и не сушил, добычу съедали прямо на месте.

Но вот Плакса вернулся к костру, где сидело его племя. Он был весь в крови, счастливый и сытый. Если и возникло у него чувство вины, то кровь смыла его куда-то в глубину души. Он наелся, а это — самое главное.

«Я наелся и омыл свои клыки в крови жертвы», — пел он.

Его соплеменники тоже охотились и так же омывали свои клыки в крови добычи, но они не умели складывать песни.

Они оставляли ему петь о том, что они чувствовали. Они слушали, как он выражает их страхи, и уважали его за то, что он знал о них все и мог выразить это словами. И в песнях они представали такими, какими были на самом деле, — сильными и ловкими, мужественными и умными.

А потом он начал петь о страшных духах тьмы и мрака, и ласки снова почувствовали себя маленькими и беззащитными. В темноте таились опасности, которым не было дела до храбрости ласок. Как хорошо было бы забраться в уютную нору и свернуться в клубок рядом с друзьями — в тепле и безопасности.

Плакса закончил песню и высунул розовый язык между двумя белоснежными клыками, которые совсем недавно были окрашены красной кровью…

— Держитесь в линию! — взревел один из охотников.

Плакса пришел в себя. В воздухе повсюду летали птицы. Они взвивались вверх и падали, сраженные пулями. Бам! Бам! Бам! Бам! — раздавалось со всех сторон. Теперь смерть не подкрадывалась к своей жертве бесшумно и тайно. Она обрушивалась на свою добычу с грохотом выстрелов, разрывая воздух и барабанные перепонки. Плаксе хотелось лишь одного — упасть на землю, закрыть глаза и закрыть уши лапами, чтобы не слышать этого грохота и не видеть урагана смерти. Так он и сделал.

В конце дня убитых птиц собрали и выложили на траве в длинный ряд. Их оказалось двести голов. Плаксе и Грязнуле заплатили обещанное.

— Ты отлично поработал, — сказал старший загонщик, глядя на Грязнулю и отдавая ему деньги. — Не то что некоторые, кто свалился от страха на землю и зажал уши лапами. — При этих словах он уничижительно посмотрел на Плаксу.

— Это не от страха, — сказал Грязнуля. — Просто он выполнил свою работу и ему стало скучно. Мне тоже было скучно, как и всем остальным, кому пришлось смотреть, как другие балуются со своими огнестрельными игрушками.

После этого ласки отправились к тетушке Нэлли.

31

На следующий день Грязнуля сходил в деревню и купил уголь, спички и все, что им еще могло понадобиться. Потом ласки попрощались с тетушкой Нэлли. Пожилая дама от избытка чувств все время сморкалась в носовой платок, прощаясь с молодыми ласками.

— Как замечательно, что вы приехали навестить меня, — всхлипывала она. — Как жаль, что вы так скоро уезжаете. Не забывайте одинокую старую тетушку.

— Ни за что, тетушка Нэлли, — ответил Грязнуля. — Мы еще обязательно вернемся.

— Но если мне придется дожидаться твоего визита опять столько времени, то ты вряд ли застанешь меня в живых.

Ласки уверили ее, что приедут гораздо раньше и обязательно застанут ее в живых. Грязнуля даже пообещал, что приедет весной. Похоже, это обещание немного успокоило тетушку Нэлли. Она даже отправилась в сад, чтобы прополоть цветы, — в доме не осталось ни одного пятнышка, которым она могла бы заняться. Так что наши друзья ушли спокойно — тетушка Нэлли снова вернулась к привычным занятиям.

Возле сарая их ждал профессор Джайд, он уже вытащил наружу шар и корзину. Выхватив из лап Грязнули уголь и спички, он разжег горелку и принялся наполнять шар теплым воздухом. Через некоторое время шар стал выглядеть намного приятнее, чем когда они впервые увидели его. Теперь он напоминал огромную грушу, колыхавшуюся в воздухе. Поскольку стало ясно, что вскоре он сможет взлететь, ласки подошли к корзине поближе, а профессор объяснил им, как обращаться с горелкой и куда направлять струю теплого воздуха.

Профессор вытащил из кармана маленький флюгер, поднял его над головой, посмотрел и сказал:

— Ветер благоприятный, — сказал он. — Юго-юго-западный. Домчит вас прямо до Туманного. Единственное, о чем я беспокоюсь, так это о посадке. Там, где есть высокие дома, это может быть небезопасно. А в городе случайно нет какого-нибудь большого парка?

— Ничего, мы отыщем какой-нибудь свободный клочок земли, — уверил его Грязнуля. — Правда, Плакса?

— Ты думаешь? — с некоторым сомнением протянул тот.

— Ну конечно найдем. Давай, Плакса, нам уже пора.

Действительно, шар уже качался в воздухе. Плакса перелез через борт, вслед за ним туда вскарабкался и Грязнуля. Профессор отвязал одну из веревок, удерживающих шар. Вдруг из сарая раздался непонятный звук, больше всего похожий на громкий зевок. Профессор Джайд беспокойно глянул в том направлении.

— Что это? — спросил Грязнуля. — Похоже, там кто-то проснулся.

— Очнулся от долгого сна, — пробормотал профессор. — Нужно пойти к нему, пока он не вышел сам.

— Кто? — испуганно спросил Плакса.

— Ну, понимаете, я сделал его из разных кусков, какие только нашлись на нашем кладбище, — пояснил профессор Джайд, отвязывая вторую веревку. — По крайней мере, тело. А мозг я нашел в одной из старых лавчонок. Дама, которая продала его мне, уверяла, что этому мозгу не меньше сотни лет. Говорят, что он принадлежал какому-то маньяку-убийце и попал в лавку из музея криминальной полиции. Лично я думаю, что там он оказался после того, как его владелец скончался в сумасшедшем доме. У этого мозга странный серовато-зеленый цвет с красными прожилками и пузырями.