Дмитрий Емец - Таня Гроттер и проклятие некромага Страница 44

– Какого еще Джека Смита? В прошлый раз Зина Букина у тебя была влюблена в некромага! – наивно сказал Шурасик.

Таня резко повернулась. Свеколт прикусила язычок и слегка покраснела.

– Это не суть важно, – продолжила она торопливо. – И вообще в область чувств, Шурасик, тебе лучше не лезть. Если, конечно, это не размножение табуреток в столярном цехе. Что такое любовь и чем она отличается от нежности? От страсти, от инстинкта? А ненависть – от обиды или затянувшегося раздражения? А дружба – от внимательности? Все это туманно и спорно. Эталонных чувств не существует в принципе. Все чувства – штучная работа.

– Угу, – согласилась Таня.

Свеколт на минуту задумалась. В воздухе повис вопрос, принимавший все более осязательные контуры. И Ленка решилась.

– Шурасик, э-э… дорогой, нам надо поговорить с Таней! – произнесла она мягко.

– Я не против! Говори! – великодушно согласился Шурасик.

– Нам – это мне и Тане. Вдвоем, без посторонних ушей, – сказала Свеколт еще нежнее. – Но если ты не хочешь уходить, ничего страшного. Ложись на диван. Нет, подушка не нужна!.. Я погружу тебя в кому.

– Меня? – встревожился Шурасик.

– Да, милый. Замедлю работу сердца, отключу мозг, зрачки не будут реагировать на свет. А после я вновь запущу твое сердце и мозг. Мы зовем это: «временный поцелуй смерти».

Шурасик вскочил.

– Не надо поцелуев! Я не в настроении! Я как раз собирался навестить в магпункте Жикина!

– Чудно, милый! Передавай ему привет!

– А как там Жикин? – спросила Таня.

Шурасик остановился.

– Все еще на магэйфорине. Ягге постепенно снижает дозу, но непонятно, сумеет ли он жить вообще без осиных гнезд, – авторитетно сказал он.

– Но шанс-то есть?

Шурасик кивнул.

– Я уверен, что Ягге его вытащит. Физически, во всяком случае. Вправить же Жорику мозги будет гораздо сложнее. Из крыши, которую срывало однажды, в следующий раз саморезики выкручиваются вдвое быстрее.

Он накинул пиджак, благосклонно кивнул Тане и направился к двери. Было слышно, как за дверью на него набросились журналисты и стали расспрашивать, что испытывает человек, встречающийся с некромагом. Шурасик принялся многословно и охотно говорить про творческое общение и самопознание, чем совершенно усыпил бедных журналистов, которым нужны были более внятные сенсации.

– О чем ты хотела поговорить? О Глебе? – спросила Таня нетерпеливо.

– Тихо! Пока рано! Надо все проверить! – резко сказала Свеколт.

Она закрыла ладонями глаза и сквозь ладони внимательно посмотрела на Таню. На ладонях проступили два красных пятна, напоминавших глаза. Это было жутко – Ленка разглядывала ее через собственную кровь и плоть. Таня была смущена. Как светлый маг, она не любила таких вещей. Длилось все, однако, недолго. Свеколт отняла от глаз руки. Поднесла палец к губам и, достав из воздуха бронзовый нож, шагнула к Тане.

Тане стало жутко. Сразу вспомнилось все дурное, что она когда-либо слышала о некромагах. Свеколт присела на корточки, левой рукой прижала к полу Танину ступню, а правой, используя нож как рычаг, ловко отодрала от ее кармана металлическую заклепку. Действуя все тем же ножом и тщательно избегая случайного прикосновения к заклепке, она брезгливо отодвинула ее к центру комнаты и раздавила каблуком.

Послышался хруст. Когда Свеколт убрала ногу, Таня увидела на полу мертвое раздавленное насекомое.

– Носила джинсики в ремонт? – насмешливо спросила Ленка.

– Да, отдавала домовым.

– Оставляла их там, а сама отлучалась? – продолжала Свеколт.

– Думаешь, это домовые?

– При чем тут домовые? Кто-то взял большого шептуна, нанес на хоботок парализующий яд, заговорил на определенного человека и превратил шептуна в заклепку. Встреться ты с Глебом – а заговорили на него! – Глеб был бы укушен и временно парализован. Ну а дальше – дело техники! Подходишь на расстояние выстрела, неторопливо достаешь «Раздиратель некромагов» и… пуф!

– Франциск и Вацлав! – гневно воскликнула Таня.

– Вот видишь! А ты считала полувампиров идиотами! Никогда не следует недооценивать врага. Недооценишь – не доживешь до следующей интеллектуальной ревизии своего окружения. Счастье Глеба, что он внял… – Свеколт растерянно замолчала.

– Внял твоим советам и не встречался со мной в эти дни? Так вот, оказывается, кто им руководит? – жестко закончила за нее Таня.

Свеколт грустно покачала головой.

– Глебом нельзя руководить. Его можно сдерживать, но недолго. Он страстен и эмоционален. Но его страсть и эмоциональность не вырываются наружу, как у Аббатиковой, а разрушают его самого изнутри.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. Я так же боюсь за Глеба, как и ты. С ним что-то происходит. Он обезумел. Бьется головой в запертую дверь, и ему плевать, что голова разлетится раньше, чем дверь откроется… И дело даже не только в тебе! Глеб решил сыграть ва-банк! – горько сказала Свеколт.

Тане показалось, она поняла, что Ленка имеет в виду. Жидкое зеркало Тантала! Голос, произносящий в подвале Тибидохса имена духов хаоса. Все это не могло быть просто совпадением. Не для того ли Глеб похитил зеркало, чтобы получить недостающие части книги? Но зачем?

Дверь открылась. В комнату, задыхаясь от быстрой ходьбы, вошла Жанна Аббатикова. Мельком улыбнулась Тане и подошла к Ленке.

– Это я ее вызвала. Жанна предвидит будущее. Не сами события, а их результат. Даже не результат, а очертания… В общем, сложно объяснить. Меня беспокоит судьба Глеба, – пояснила Свеколт.

– Тогда и гадать надо Глебу!

– Нет. Судьбу человека проще прочитать в глазах того, кого любит он, чем в собственных его глазах, – спокойно отвечала Ленка, подавая Аббатиковой знак.

От волнения ломая пальцы, Жанна Аббатикова подошла к Тане.

– Я дано чуствооа, Тая! Геб в бее! Мне оень аль! – быстро заговорила она, глотая согласные.

– Ну так погадай! – предложила Таня нетерпеливо.

Жанна замотала головой.

– Е моу!

– Аббатикова! Если ты не успокоишься, мы ничего не узнаем. Разумеется, тебе надо привыкнуть к ее глазам. Настроиться, – твердо сказала Ленка.

– Настроиться на гадание? – спросила Таня.

– На глаза. Глаза как море. По ним пробегают волны. Они меняются, отражают всякий случайный предмет, всякую случайную мысль. Если не привыкнуть к собственному волнению глаз, не уловить их ритм, их непредсказуемую игру, не убрать все лишнее – ничего прочитать в глазах нельзя. Именно поэтому, Таня, ты сейчас должна лечь и ни о чем не думать.

– И ты погрузишь меня в кому? А так не можешь? – спросила Таня с неожиданным подозрением.

Ей вдруг подумалось, что если это надо будет Глебу – ну мало ли зачем! – Свеколт преспокойно отрежет ей голову. Некромаги есть некромаги. Все остальные для них чужаки.

– Я могу погрузить тебя в кому, даже когда ты мчишься мимо на контрабасе и не смотришь в мою сторону, – с раздражением сказала Свеколт. – Никакой комы, разумеется. Мне нужно, чтобы ты расслабилась. Чтобы из глаз ушло все постороннее. Думай о Глебе, настройся на него, пытайся представить его себе… Ну!

Таня послушалась. Она легла на диван и попыталась думать о Глебе. Рядом стояли две некромагини и терпеливо ждали. В руках у Свеколт по-прежнему оставался бронзовый нож. Таня ощущала себя нервозно.

– Когда-то Жанна была увлечена Глебом, – с улыбкой припомнила Свеколт.

Аббатикова вспыхнула.

– Чушь! – сказала она.

– Разве чушь? А кто вырезал на дереве в лесу имя «Глеб»? Кого старуха заставила за это ночевать в гробу с полным разложенцем? Она ненавидела само звучание слова «любовь», – продолжала Ленка.

– Это было что-то такое детское. Лес, одиночество, сумасшедшая старуха, мертвяки кругом… Мы тогда втроем были как-то ближе, жались друг к другу… – сказала Жанна.

Согласные больше не бежали из ее фраз, как крысы с корабля. Жанна успокоилась. Ее голос звучал мечтательно.

– Я знаю… – сказала Таня сонно.

Близость некромагов погружала ее в дрему. Похоже, без магии тут не обошлось. Потолок начинал медленно кружиться.

– Что знаешь? Нашу старуху? – с удивлением спросила Жанна.

– Нет. Про детское наивное чувство, которое ты к нему когда-то испытывала.

– Откуда?

– Глеб говорил, кажется, – неосторожно призналась Таня.

Свеколт с беспокойством взглянула на Аббатикову. Та едва заметно побледнела.

– В самом деле? Никогда не думала, что Глеб такое трепло, – резко бросила Жанна. – А про то, что я поклялась на старухиной книге, что, если не достанусь Бейбарсову – не достанусь никому, не говорил?

– Нет.

– И про то, откуда у меня шам на запястье, тое не говоил?

– Нет.

– … от и я не скау! – отрезала Аббатикова.

– Жанна, ты опять начинаешь психовать! – сердито сказала Свеколт. – Не скажешь ты – скажу я. Особой тайны тут нет. Когда Жанна поклялась, что достанется Глебу, из старухиной книги вылезло нечто вроде щупальца с присоской. Щупальце впиявилось ей в запястье. Было довольно много крови – ну и шрам.