Евгений Велтистов - Победитель невозможного. Повести Страница 45

«Где он, этот лохматый Рэсси? Может, он подкинет мне носом мяч? Или пустится со мной наперегонки? Или поймает мне рыбу?»

— Вот приблизительно весь наш разговор, — закончил серьезно Дон. — Он был, конечно, не таким многословным, длился минуту или две. Но я специально рассказал с подробностями, чтоб ты, хозяин Рэсси, знал, с кем ему придется искать Нектона. — И морской смотритель испытующе взглянул на хозяина Рэсси.

Восьмиклассник поскреб пальцами затылок. Вот это задача! А он всего-навсего прочел Рэсси формулы…

— Ко мне, Рэсси, — тихо позвал Сыроежкин, и пес одним прыжком оказался у его ног.

Встав на колени, обняв ладонями голову друга, Сергей стал объяснять, кто такой Белобочка. Он говорил, говорил, но в душе своей не надеялся на силу медлительных человеческих слов. В конце концов достал из кармана листок и еще раз прочитал вслух важные формулы задания.

— Это все, — хрипло сказал Сыроежкин, вставая на затекшие ноги. — Иди познакомься с Белобочкой. Вперед, Рэсси!

Рэсси на глазах изумленного Сыроежкина вдруг начал толстеть, будто надуваемый изнутри воздухом; голова и плечи слились в единый шар; хвост завибрировал, распустился веером, превратившись в руль или движитель. Неуклюже переваливаясь на кривых лапах, Рэсси, похожий на игрушечного кита, пошел к воде и ловко поплыл, рассекая носом волну, оставляя за собой пенистый след, — маленькой черной торпедой ринулся наперерез дельфину. Сыроежкин с облегчением вздохнул.

Дон залез на камень, прищурился, изучая скорость пловца.

Они встретились на середине залива — Белобочка и

Рэсси — и некоторое время плыли рядом. Потом дельфин продемонстрировал свои обычные грандиозные прыжки, и Рэсси, как камешек, отскакивающий рикошетом, подпрыгнул над водой, правда не столь ловко и умело, как соперник. Дельфин, зарыв голову в волны, показав серебристый серп спины, поплыл в открытое море. Рэсси последовал за ним. Пловцы скрылись в волнах.

— Молодец, Рэсси! — крикнул Дон.

— Ай да Бочка! — подхватил Сергей.

Дрессировщики торжественно пожали друг другу руки.

А Малыш с лаем носился по песку, почему-то не решаясь влезть в теплую воду, хотя еще недавно поднялся со дна морского.

Когда пловцы вернулись, каждый из них держал в пасти пойманную рыбину.

Проглотив добычу, Белобочка поддел мордой товарища, подкинул его в воздухе. И Рэсси, бросив свою добычу, которую Белобочка немедленно съел, маленький Рэсси, ловко нырнув, к изумлению дрессировщиков, перевернул толстого жирного Бочку. Дельфин, махнув хвостом, тотчас высунул из воды улыбающуюся морду и довольно фыркнул. Его темные пуговичные глаза, казалось, говорили Сыроежкину: «Я все понимаю и беру назад свой свист о медлительности Рэсси. Но почему этот ловкач, этот артист отказывается от вкусной рыбы, которую поймал?…»

Торжествовал главный закон дельфиньей жизни, который подметил еще древний философ Плутарх: «Дельфины — единственные существа, нашедшие великий философский принцип: дружба не за вознаграждение».

Сережка и Дон были довольны, что их питомцы подружились. Но что ожидало пловцов — акулы, штормы, может быть, даже кругосветное путешествие — разве угадаешь?… Наступила грустная минута прощания.

— Счастливо, Белобочка! — сказал Дон и свистнул в неслышный свисток.

— До свидания, Рэсси! — крикнул Сергей.

Вместе с Доном он взобрался на большой камень и с него наблюдал, как удалялись два пловца. Вот уже искристый след стал расплывчатым, исчез в блеске моря. Море было огромно. Оно сливалось с океаном, и где-то в этом беспредельном просторе плавал Нектон. Его надо было отыскать, как одинокого космонавта в звездной галактике.

Рэсси и Белобочка пространствовали в океане.

Они миновали прибрежные районы, где люди жили в подводных городах и трудились на подводных заводах, добывая золото и нефть, марганец и уголь, пресную воду и уран; электростанции, работавшие на ядерном горючем; подъемные краны, передвигавшие грузы взмахами щупалец; экскаваторы, дробившие и перемалывающие челюстями коралловые рифы, подводные комбайны, расчищавшие джунгли водорослей, — все, что ползало, плавало, трудилось на дне, помогая человеку завоевать Великий океан, еще издали замечал Рэсси. Гонцы обходили стороной подлодки, глубинные дирижабли, танкеры, грузовые баржи — быстроходные, безопасные подводные суда, которым не страшны были волны, ветер, бури. Рэсси мгновенно отличал змеиный силуэт танкера от стремительного катера «летучая рыба». Но среди множества кораблей спутникам не встречалась подлодка «Тунец» с характерным горбом плавника.

Океан для острых глаз Рэсси был большим прозрачным аквариумом; линии жизни и смерти его обитателей проходили где-то совсем рядом, иногда странно переплетаясь. Как в математической игре-погоне, которую Рэсси, обучаясь когда-то, вел с машиной. В этой морской игре, как убедился Рэсси, наблюдая жителей океана, побеждали быстрейшие, хитрейшие, зубатые. Серой безмолвной тенью скользили в сумрачной глубине акулы, обреченные природой на вечное движение — ни единой минуты сна, чтобы не утонуть без спасительного для всех рыб плавательного пузыря; парили похожие на птиц скаты, изящно взмахивая плавниками, зорко выслеживая свою добычу; реактивные кальмары, вытянувшись стрелой, скользили по своим маршрутам хвостом вперед; летучие рыбы разгонялись у самой поверхности и, расправив крылья, маленькими самолетами летели над волнами. Все было в движении, в погоне, в борьбе.

Морские жители не говорят очень громко и без причины, чтобы не привлечь врагов. И все же, несмотря на свист ветра и плеск волн, шум кораблей и подводных городов, рокот быстрых струй и далеких землетрясений, уши Рэсси слышали необычные звуки. Если бы он умел сравнивать с привычными людям понятиями, он бы сказал так: весь океан наполнен гудением, тарахтением, криками, плачем, скрежетом, мурлыканьем, свистом, воем, грохотом, щелканьем, кваканьем, мычаньем, барабанной дробью. Рэсси особенно не интересовался, кто из рыб какие звуки издает, но одна только белуха, по его наблюдениям, умела свистеть, стонать, хрюкать, плакать, как ребенок, звенеть колоколом, пищать, играть на флейте и передразнивать птиц, которых она никогда в своей жизни не видела.

… Вот в зарослях водорослей плавает обломок бревна, но это не бревно, а лежащая на спине морская выдра. На груди у нее заснул детеныш. Выдра медленно опускается в глубину, зорко наблюдая за спящим, а ее сына баюкает волна. Когда он проснется, мать мгновенно подплывет, вылижет его густую шерсть — в награду за первый урок плавания. А потом путешествия в морских глубинах, бесконечные игры и новый урок с приходом сумерек — устройство на ночлег. Выдра, прижав к груди детеныша, тщательно укутывается листьями гигантской водоросли, и волна океана будет качать их в зеленом одеяле до утра.

Но что для Рэсси какая-то случайная выдра! Надо проплыть сотни миль с Белобочкой, вместе хлебнуть немало морской соли, чтобы понять, какое это быстроходное, любопытное, преданное другу существо — вольный морской дельфин. Наши путешественники состязались в скорости, ловили самую крупную рыбу, оскаливались на приближающуюся мрачную акулу и часто свистели друг другу. Одинокий дельфин молчалив, в паре разговорчив, в стае болтает без умолку. Бочка, следуя этому правилу, пересвистывался между делом с приятелем, иногда произносил монотонное, почти человеческое «ха-ха», а когда Рэсси слишком долго плавал на глубине, щелкал челюстями, отыскивая пропавшего, и печально-призывно свистел.

Белобочка знал массу разных историй, как всякий путешествующий дельфин, но одну из них повторял спутнику не раз.

«Я слышал, — свистел Белобочка, разумеется, не словами и не голосом, а особыми, неслышными человеческому уху звуками, — я слышал и верю, что это сущая правда, а не пустой свист. Я слышал, что когда-то стада дельфинов и китов вышли из моря на сушу и стали жить на твердой земле, как жил до сих пор ты, Рэсси, пока не встретился со мной. Это были счастливые времена, потому что на земле нет штормов, в которых гибнут стада дельфинов, — на земле мягкая трава, много плодов, рыба в реках и пахучий, ароматный воздух. Звери не нападали на нас: у дельфинов, ты знаешь, очень много зубов, а киты сами по себе грозные. И мы уже забыли совсем про море и считали, что родились и всегда жили на зеленой земле.

Но однажды на рассвете, когда мы скользили по мокрой траве, пришла злая обезьяна с толстой палкой. Ни один из нас не знал, кто обидел эту обезьяну, во всяком случае — не кит и не дельфин, а обезьяна кинулась на лас, стала бить направо и налево по гладкой коже, а мы уже не могли двигаться так проворно, как злая обезьяна, потому что солнце высушило росу. Дельфинов и китов, Рэсси, нельзя бить, как и детей: у них нежная кожа, они очень обидчивы и запоминают несправедливость на всю жизнь.