Кэтрин Кейв - Генри Гоббс, , покоритель космоса Страница 5

— Ха-ха, — вежливо смеется папа Артура, но сразу ясно, что майор Разумофф ему не нравится.

— Ха-ха, — отвечает майор Разумофф, но звучит это как-то неискренне.

Он шагает к дивану, по дороге оттаптывая ноги лейтенанту Джонсу. Он резко садится, шипит, словно чайник, вскакивает, уронив книгу. Сзади в его брюках торчит дротик. Майор произносит слова, которых я никогда не слышал.

— Майор! — сурово говорит капитан. — На каждой планете свои обычаи. Их следует уважать, какими бы странными они нам ни казались. — Он по-прежнему не сводит глаз с посадочной полосы.

Я подбираю книгу — вдруг туда стоит заглянуть? — но это всего-навсего «Сто способов безнаказанно совершить убийство», наверняка там полно скучных шуточек вроде тех, которые постоянно повторяет Роло. Даже интересно: почему от таких книжек все страшно раздражаются?

Майор вытащил дротик и пробует острие пальцем. Он взвешивает дротик в руке и делает им короткие колющие движения. Лейтенант предостерегающе вскрикивает.

— Майор! — говорит капитан, по-прежнему не оборачиваясь.

Майор запихивает дротик в карман. Когда я протягиваю ему книгу, он хватает ее, и не подумав сказать «спасибо». Вскоре он снова погружается в свои пометки.

Папе Артура, как и мне, интересно, что же такое капитан высматривает на посадочной площадке. Он встает и глядит капитану через плечо. Но там нет ничего, кроме обычного омикронского пейзажа, — иначе говоря, ничего. Папа Артура садится обратно, по-прежнему недоумевая.

— Эй, поселянин, нет ли здесь лавки, торгующей небольшими ядерными реакторами? — спрашивает майор Разумофф, держа ручку на изготовку.

Папа Артура уже перестал думать, что майор шутит, и теперь думает, что майор сошел с ума. Нет, у него, у папы Артура, нет ни ядерного реактора, ни пистолета, ни ручной гранаты, ни лазерного ружья, ни снаряда «земля—воздух». Не устроит ли майора чашечка кофе?

Майор плюет на ковер.

— Поселянин, — говорит он совсем недружелюбным тоном.

Я начинаю думать, что слабое место номер два — это определенно майор Разумофф.

И этого мало: третье слабое место — это телефоны, которые не подключены и поэтому не работают. Папе Артура это безразлично, но капитан совершил посадку на Омикрон, чтобы пополнить запасы порошкового провианта (я же говорил, что вы скоро все узнаете). У капитана суперсекретная экстренная миссия, и задерживаться ему нельзя. Вероятно, на кон поставлено будущее Вселенной. Повозившись с телефоном час-друшй, папа Артура начинает думать, что было бы неплохо доставить заказ на продовольственный комбинат, пока он не закрылся.

— Генри, — говорит он, — пожалуйста, сбегай и передай этот заказ маме, хорошо? Артур, сбегай вместе с Генри, поможешь принести припасы. Их будет довольно много. Спросите — может, удастся позаимствовать у профессора велосипед. Постарайтесь обернуться как можно скорее!

Его тревожит не будущее Вселенной, а майор Разумофф. Папе Артура еще не встречались люди, плюющие на ковры. Говорите об Омикроне что хотите, но такого обычая у нас нет.

— Давайте бегите, — говорит папа Артура.

— Ой, пап, а мы собирались поиграть в «Нашествие землян»…

Майор Разумофф поднимает голову, гнусно прищурив глаза, словно директор Академии, когда слышит разговоры на утренней линейке.

— Бегите, поселяне, а не то я понаделаю в вас дырок лазерным ружьем!

Лично мне от такого юмора не особенно смешно. Артур пихает меня в бок локтем:

— Пошли, Генри.

Если уж на то пошло, какой у меня выпор? Все равно они не взлетят, пока не загрузят припасы. Если они взлетят, не взяв меня с собой, мне придется вернуться домой и иметь дело с разгневанной гориллой.

Я пускаюсь бежать. Очень медленно.

Следующие два часа выдались такие скучные, что и рассказывать нечего. Кому интересно слушать о том, как шестьдесят девять тысяч микропакетиков с порошковой едой запихивают в мешки и тащат по проселку? Еда — и та неинтересная. Это каша, растворимая зеленая каша. В некотором смысле это хорошая штука. Если развести ее водой, можно лепить фигурки. Но есть ее я бы ни за что не стал.

— Ну что ж, кому-то придется ее есть, — говорит мама, толкая велосипед по ухабистой дороге к станции. — Если они поделят провизию поровну, на каждого придется по двадцать три тысячи порций. И на сколько лет этого хватит, если есть по три порции в день?

Решать такие задачи я не умею. Дело не в математике, а в одной мысли обо всей этой зеленой каше. Брр.

— На миллиард, — говорит Артур. — Или на триллион. Лично я лучше с голоду помру. Тогда каши хватит навечно.

Это уж точно: Артур питается исключительно арахисовым маслом и бутербродами с вареньем. Причем варенье должно быть обязательно малиновое. Не быть Артуру звездолетчиком.

— Ну, если полет короткий, тогда ничего, — добавляет он. — Можно взять обед с собой.

Некоторое время мы спорим о том, есть ли спрос на звездолетчиков, которые летают только в однодневные полеты. Вечно Артур спорит.

Через некоторое время мама говорит, что жизнь у звездолетчиков все равно дурацкая. Кому интересно лететь в такую даль, а потом все равно оказаться там, откуда вылетел? Или хуже того — так и не оказаться там, откуда вылетел, а на веки вечные остаться загрязнять атмосферу? Мама говорит, что во Вселенной нет мест, ради посещения которых стоит съесть столько каши. Мама, конечно, права.

У меня появляется мысль:

— А может, они и не собираются ее есть. Может быть, она им для чего-то другого. Лепить, например. Или делать бомбы.

Но маме надоело думать про кашу и еще больше надоело ее тащить. Похоже, профессор не заплатит ей за сверхурочные, и она просто решила нам помочь.

— Знаешь что, Генри, возьму-ка я завтра отгул, — говорит она. — Пойдем на пляж, гам так хорошо, когда дождик. Только, прошу тебя, не надо весь день приставать к брату. Пятнадцать лет — трудный возраст, когда-нибудь ты сам это поймешь.

Завтра? Мне становится плохо.

Я оставил маме записку, где говорится, чтобы она не волновалась, но это не поможет. Она все равно будет волноваться. Хуже того, пока я не вернусь, ей будет не о ком заботиться, кроме Роло. Она будет чувствовать себя никому не нужной. Роло уже выучил алгебру и тригонометрию. Он не говорит маме ничего, кроме: «Мама, у меня опять одни непарные носки, куда делись остальные?», и говорит он это вечером в воскресенье, когда стирку затевать уже поздно. Роло маму не понимает. У меня в горле застревает комок.

— Мам, расскажи, как решать квадратные уравнения, — говорю я.

Она рассказывает мне об этом всю дорогу до станции.

Ей так мало нужно для счастья.

7. Звездолеты и динозавры

По дороге до конторы я кое-что обдумал. Пока мама тут, выскальзывать за дверь и бежать по трапу как-то непрактично. Мама побежит за мной со словами: «Генри, ты куда, сколько будет х2+8агН6? Ты вообще меня слушал?» И не даст сосредоточиться. Мой новый план очень практичный. Только надо к нему подвести. Люди так подозрительны.

— Мам, — говорю я, когда мы подтаскиваем к конторе мешки и велосипед, — а что, если…

— Что тут стряслось? — спрашивает она, открывая дверь. — Неужели все умерли? Только не говорите, что мы зря тащили сюда провизию!

Это шутка. Мама Артура, наверное, ушла домой. Его папа и лейтенант лежат себе и спят. Майор по-прежнему делает пометки в книге, а капитан по-прежнему стоит у окна.

— Ха-ха, — говорю я, чтобы показать, что понял шутку. — Мам, я хотел спросить, а что, если…

Но если рядом Артур, ничего ни к чему подвести не удастся.

— Эй, Генри, мы же можем поиграть в «Нашествие землян»! — кричит он, не дав мне договорить.

Вообще-то я знаю, что самым, глупым из моих друзей считается Гонзо, но Артур меня поражает. Только и знает, что перебивать и ломать чужие насосы, и вообще он ходячее недоразумение.

Я говорю: нет, играть я не хочу, и когда я повторяю это в двадцатый раз, Артур понимает намек и начинает играть сам.

Между тем мама роется в карманах. Я пихаю ее в бок, но это не помогает.

— Погоди, Генри. Мне надо, чтобы кто-нибудь подписал накладную на продукты. Кто тут главный — он? — Она имеет в виду капитана. — На что он там смотрит? Конечно, на что-то он да смотрит, Генри, что за глупости!

Меня НИКТО НИКОГДА не слушает. Из-за одного этого я рад, что улетаю, только, если все и дальше так пойдет, ничего у меня не получится.

Мама на цыпочках заходит капитану за спину. Она смотрит направо, потом налево. Ничего. Может быть, это что-то на земле? Нет. Тогда в небе? Но там тоже ничего нет. Мама качает головой.

— Распишитесь, пожалуйста, — громко говорит она капитану: вдруг он в довершение всего еще и глухой?

Я думаю, что с ним уже давно никто не говорил так строго, да еще и крича прямо в левое ухо. Мамин голос разбудил даже папу Артура на другом конце комнаты.