Патрик Несс - Война хаоса Страница 52

— Можно я попробую угадать, о чем ты думаешь? — наконец произносит мэр. — Ты хочешь как можно скорее дать Виоле мое лекарство. Ты боишься, что госпожа Койл протянет время и опоздает.

Я действительно так думаю. Это правда.

Я едва не задыхаюсь от надежды.

Но ведь это же мэр.

Да, его лекарство может спасти Виолу.

Но это мэр…

— А еще ты всем сердцем хочешь мне верить, — говорит он. — Что я способен на это — если не ради нее, то ради тебя.

— Ради меня?

— Кажется, я понял, в чем заключается твой особый дар, Тодд Хьюитт. Я мог бы догадаться и раньше — по поведению моего сына.

Внутри у меня все сжимается от гнева и боли, как всегда при упоминании Дейви.

— Ты сделал его лучше, — мягко продолжает мэр. — Он подобрел и поумнел, стал понимать мир и свое место в нем. Нравится мне это или нет, то же самое ты сделал со мной.

Я опять слышу этот тихий гул…

Соединяющий нас…

(но раз я знаю о нем, он на меня не действует…)

(не действует)

¾ Я искренне сожалею о том, что случилось с Дэвидом, — продолжает мэр.

¾ Ничего с ним не случилось, ты сам его застрелил.

Он кивает.

¾ С каждым днем я все больше жалею о содеянном. И с каждым днем рядом с тобой я становлюсь лучше. Всегда, во всех своих поступках, я оглядываюсь на тебя. — Он вздыхает. — Даже севодня — возможно, в день моей величайшей победы — я первым делом подумал: а что скажет Тодд?

Он показывает на темнеющее небо над нашими головами.

— Этот мир, Тодд… Этот мир такой громкий, он умеет говорить. — Его взгляд немного затуманивается, мысли куда-то уплывают. — Иногда кроме него ты больше ничего не слышишь, растворяешься в нем, становишься ничем. — Он уже почти шепчет. — Но тогда я слышу твой голос, Тодд, и он возвращает меня к жизни.

Я вапще не понимаю, что он несет, поэтому просто спрашиваю:

— Ты знал про лекарство с самого начала? Нарочно приберегал для севодняшней речи?

— Нет, — отвечает мэр. — Мои люди работали круглые сутки, чтобы я мог спасти для тебя Виолу. Чтобы я мог показать, как много ты для меня значишь. — Он говорит с напором, почти… с чувством. — Ты спас мою душу, Тодд Хьюитт. Я исправился, когда никто не верил, что это возможно. — Он улыбается. — Чего уж там, никто и не хотел.

Я все еще молчу. Потомушто спасти его нельзя. Даже Виола так говорит.

Но…

— Они испытают лекарство и поймут, что оно действует. И тогда ты убедишься, что я говорил правду. Это очень важно, так важно, что я даже не стану просить тебя о доверии.

Мэр ждет от меня ответа. Я все молчу.

— А теперь, — хлопнув себя по ногам, говорит он, — пора готовиться к завтрашнему заседанию совета!

Он напоследок заглядывает мне в глаза и уходит в свою палатку. Я тоже скоро встаю и иду к Ангаррад — они вместе с Радостью Джульетты привязаны возле моей палатки и с удовольствием уплетают сено и яблоки.

Там, на холме, Ангаррад спасла Виоле жизнь. Я никогда этого не забуду.

Теперь то же самое предлагает сделать и мэр.

Я бы очень хотел ему верить. Очень.

(исправился…)

(но насколько?…)

Жеребенок, — приветствует меня Ангаррад.

Сдавайся! — выпучив глаза, обрывает ее Радость Джульетты.

И, не успеваю я ответить, как Ангаррад сама оборачивается и еще громче приказывает: СДАВАЙСЯ!

Радость Джульетты сразу поникает.

— Вот молодчина! — удивленно вскрикиваю я. — Вот это моя девочка!

Жеребенок, ласково приговаривает Ангаррад, и я обнимаю ее, вдыхаю тепло, и в носу щекочет от ее крепкого лошадиного запаха.

Я обнимаю ее и думаю о спасении души.

[Виола]

¾ Тебя не возьмут в совет, Иван, — говорит госпожа Койл, когда он вваливается за ней на корабль. — И сюда тебе тоже нельзя.

Наступил новый день, а я по-прежнему валяюсь в постели, чувствуя себя еще хуже. Болезнь никак не среагировала на новое сочетание антибиотиков, которое дала мне госпожа Лоусон.

Минуту Иван стоит на месте, молча и с вызовом глядя на госпожу Койл. Ли и госпожу Лоусон, которая снимает с его лица последние повязки.

— Что-то вы много на себя берете, — наконец произносит Иван. — Можно подумать, вы до сих пор тут главная!

— Я и есть главная, мистер Фарроу, — шипит в ответ госпожа Койл. — Насколько мне известно, новой госпожой тебя не назначали.

— Почему же тогда люди десятками возвращаются в город? — спрашивает он. — И почему половина женщин уже принимает лекарство мэра?

Госпожа Койл резко разворачивается к госпоже Лоусон:

— Что?!

— Я дала его только умирающим, — чуть оробев, отвечает та. — Когда выбор стоит между верной смертью и возможной смертью, выбирать не приходится.

— Теперь лекарство принимают не только умирающие. Остальные увидели, как хорошо оно действует, и тоже начали курс.

Госпожа Койл пропускает его слова мимо ушей:

— И вы молчали?

— Я знала, что вы расстроитесь… — Опустив глаза, отвечает ей целительница. — Я пыталась отговорить остальных, но…

— Даже целительницы поставили под сомнение ваш авторитет! — заявляет Иван.

— А ну заткните рот, мистер Фарроу, — рявкает на него госпожа Койл.

Иван облизывает губы, снова обводит нас оценивающим взглядом и уходит к людям на холме.

Госпожа Лоусон тотчас начинает извиняться:

— Никола, мне так неловко…

— Нет, — останавливает ее госпожа Койл. — Ты все правильно сделала. Они умирали, им было нечего терять… — Она потирает лоб. — Это правда? Что люди возвращаются в город?

— Он, конечно, преувеличил, но некоторые возвращаются.

Госпожа Койл качает головой:

— Он выигрывает…

И мы все знаем, что под «ним» она имеет в виду мэра.

— Вы по-прежнему член совета, — говорю я. — И вы сделаете для мира гораздо больше, чем мэр.

Она снова качает головой:

— Да он уже снова плетет козни!

Вдохнув и выдохнув через нос, госпожа Койл тоже разворачивается и уходит.

— Можно подумать. Президент один плетет козни, — замечает Ли.

— И мы уже видели, как ее козни приносят плоды, — киваю я.

— А ну замолчите! — прикрикивает на нас госпожа Лоусон. — Многие здесь живы только благодаря ей.

Последний слой повязки она сдирает с лица Ли чуть резче, чем стоило, прикусывает губу и украдкой косится на меня. По обе стороны от переносицы Ли, на месте ярких голубых глаз, — только розовая рубцовая ткань.

Ли слышит, как мы притихли.

— Что, так ужасно?

— Ли… — начинаю я, но понимаю по его Шуму, что он еще не готов об этом говорить.

— Ты будешь принимать лекарство? — спрашивает он, меняя тему.

И я вижу его глубокие чувства ко мне, вижу себя в его Шуме — такой красивой мне никогда не стать.

Но именно такой я отныне буду для него.

— Не знаю.

Это правда. Мне становится только хуже, а до прибытия каравана еще несколько недель, да и не факт, что наши врачи смогут помочь. Инфекция смертельна.

снова и снова вспоминаю я слова госпожи Койл. Почему-то мне больше не кажется, что она пыталась меня напугать. Неужели я тоже из тех, кому, по словам госпожи Лоусон. пора выбирать между верной и возможной смертью?

— Не знаю, — повторяю я.

— Виола? — В дверях появляется Уилф.

— О… — Ли невольно заглядывает в его Шум и видит там себя…

Без повязок…

— Фух! Не так уж страшно я выгляжу. А то вы так замолчали. будто спэкла увидели.

— Я тут Желудя из города привел, — говорит Уилф. — Поставил его вместе с быками.

— Спасибо!

Он кивает.

— А ты. малыш Ли, не стесняйся, если захочешь на что-нить посмотреть. Я завсегда рад, ты только попроси.

В Шуме Ли так ярко вспыхивает радость, удивление и благодарность, что отвечать вслух уже не нужно.

Мне в голову вдруг приходит отличная мысль:

— Послушай, Уилф!

— Ась?

— Не хочешь ли ты войти в наш новый совет?

[Тодд]

— Молодец, Виола! Отличная идея, — говорю я, разглядывая ее лицо на экранчике комма. — Стоит им удумать какую-нибудь глупость, Уилф даже возражать не станет, просто сразу предложит, что лучше сделать.

¾ Вот и я так подумала, — отвечает она, сгибаясь пополам от кашля.

¾ Что там с испытаниями?

¾ У женщин, которые его принимали, пока никаких посторонних симптомов не появилось, все выздоравливают. Но госпожа Койл хочет провести еще несколько экспериментов.

¾ Она никогда его не одобрит, верно?

Виола не возражает.

— А ты что думаешь?

Я делаю глубокий вдох.

— Я не доверяю мэру… пусть сколько влезет рассказывает о своей спасенной душе.

— Он такое говорил?

Киваю.

— Что ж, я не удивлена. Примерно таких слов от него и стоило ждать.

— Угу.

Виола ждет пояснений.

— Но?

Я пытаюсь заглянуть ей в глаза — моей, настоящей Виоле, которая сидит сейчас на холме, в том же мире, но так далеко.

— Я как бутто нужен ему, Виола. Не знаю зачем, но у меня такое чувство.

— Однажды он уже назвал тебя своим сыном. Сказал, что в тебе есть сила.

Снова киваю.

¾ Конечно, я не верю, что он делает это по доброте душевной — в нем ни грамма добра нет. — Я сглатываю слюну. — Но он мог бы спасти тебя, чтобы добиться моего расположения.