Алека Вольских - Мила Рудик и Чаша Лунного Света Страница 53

Вдруг в коридоре стало шумно, и несколько перебивающих друг друга голосов, взлетев к потолку, мгновенно утихли, переходя на шепот. Мила быстро оглянулась. За их спинами стояли студенты, человек пятнадцать, а то и больше. Она заметила только Фреди и Платину, потому что они возвышались над толпой первокурсников. Мила повернулась обратно и наклонила голову, заглядывая за спину Многолика, в то время как Альбина громко воскликнула:

— Сейчас же все расходимся по аудиториям! Альфред, Платина, отведите первокурсников вниз сию же секунду!

Мила даже не удивилась тому, что профессор назвала кураторов по именам, да еще и без привычного обращения «госпожа» и «господин». Она слышала, что Альбина произнесла ее имя, но никак не отреагировала, потому что наконец увидела то, что скрывали зеленые брюки Многолика. На груди распластанного на полу сторожа, на белой с оборочками рубашке, она увидела большую сургучную печать — ЧЕРНУЮ МЕТКУ ГИЛЬДИИ.

— Вы слышите меня или нет, Рудик? — ледяным скрежетом прогремело над головой Милы, и она смогла наконец оторвать взгляд от груди сторожа.

Возле нее стояла Альбина, и ее рука была вытянута в сторону уходящих студентов. Сжатая в кулак кисть и натянутый, как струна, длинный указательный палец побелели от напряжения.

— Идите вслед за остальными. Немедленно!

Мила, сглотнув слюну, кивнула и пошла прочь. Рядом шли Ромка с Белкой, но Мила на них не смотрела. Пройдя несколько шагов, она обернулась. Как раз в этот момент раздался голос профессора Лирохвоста.

— Профессор Ледович! — сорвавшимся фальцетом воскликнул он. — Владыка уже идет! Он уже идет!

Белка потянула Милу за кофту, но Мила дернулась обратно.

— Ты не слышала?! Сюда идет Велемир, — яростно зашептала Белка, и в ее шепоте Мила уловила пробуждающиеся истерические нотки.

Уступив, Мила крутнулась на правой ноге и вдруг краем глаза заметила что-то, мелькнувшее светлым пятном у стены. Бросив взгляд в ту сторону, Мила увидела, что ее внимание привлек краешек пергамента, выглядывающий из-под мраморного трона Клио.

Белка снова дернула ее за руку, но Мила вырвалась и метнулась к противоположной стене, даже не успев задуматься над тем, что делает. Скользнув коленом по гладкому полу, Мила ухватила листок, который мгновенно свернулся в трубочку, как только оказался в ее руках.

— Вы еще здесь? — прикрикнула Альбина.

И Мила, не успев спрятать свиток, отчаянно соврала, кивая на него головой:

— Свиток пергамента… Выскользнул…

— Вы его уже подняли, — холодно заметила Альбина. — Теперь, наконец, будьте добры, идите, — и, обращаясь к ее друзьям, добавила: — Господин Лапшин и госпожа Векша, вас это тоже касается.

Разворачиваясь, Мила заметила, что глаза Многолика устремлены на нее. Он бросил взгляд на свиток в ее руках, а потом кивнул в сторону, взглядом приказывая уходить. В этот раз Мила решила послушаться.

Они отсидели все уроки в невероятном напряжении. Разговоры о стороже и Черной Метке Гильдии начались на первой же паре. Учителя делали вид, что ничего не произошло, и постоянно призывали к спокойствию, однако им самим это удавалось с большим трудом. Профессор Лирохвост, играя на скрипке, так резанул смычком по струнам, что многим пришлось срочно закрыть уши руками — от таких оплошностей «Тимпанум Параакузия» не спасала. Профессор извинился и попросил прекратить разговоры в классе, хотя после его душераздирающего скрежета никто и не думал разговаривать.

Профессор Чёрк распространил свою картавость еще на одну букву. Теперь он не только говорил «г» вместо «р», но еще и сыпал всеми гласными по очереди, когда нужно было произнести букву «л». И ко всему прочему заклинание, начертанное им на полотне волшебной палочкой, в точности повторяло все признаки его картавости. Вследствие чего никто так до конца урока и не понял, как нужно произносить новое заклинание.

Невозмутимой оставалась только Альбина, заявившая на антропософии, что никому не разрешено обсуждать что-то постороннее, когда она ведет урок.

Когда на последней паре профессор вызвала к доске Костю Мамонта и попросила расщепить молнией сухое бревно, то, вместо того чтобы расколоться на две половины, бревно загорелось и истлело до состояния золы. Вопреки обыкновению, Альбина не стала советовать Мамонту повторять заклинания более сосредоточенно, а глубоко вздохнула и, не поставив оценки, разрешила сесть за парту.

Когда закончился урок, и ребята выходили из кабинета антропософии, Ромка, коснувшись локтем руки Милы, спросил:

— Сразу пойдем в Львиный зев или прогуляемся?

— Пойдем к Тысячелетней секвойе, — ответила Мила, многозначительно потирая кулаком висок. — Что-то голова болит.

— Да, — живо согласился Ромка, — под секвойей любая головная боль проходит. Это точно.

В дверях они столкнулись с Костей Мамонтом и Иларием Крохой. У Кости вид был по-прежнему очумелый, а Иларий упрямо хмурился и в чем-то пытался убедить своего приятеля, но, заметив взгляд Милы, замолчал и отвернулся.

Выйдя из замка, они спустились с холма на зеленую лужайку, у реки. Оказавшись под тенью громадной секвойи, вновь поразившей Милу своим величием, они опустились прямо на траву, устроившись тесным кружком.

— Я слышал, как говорили о стороже, — начал Ромка. — Он живой, но находится под проклятием Гипноса. Это когда его тело спит, а разум бодрствует. Представьте: он все понимает, но сделать ничего не может. Бр-р-р… Говорят, было такое, что некоторые сходили с ума еще до того, как с них снимали чары — не выдерживали.

— Но все же хорошо, что он живой, — сказала Мила. — Ведь Черная Метка чаще всего оказывалась на уже мертвых жертвах.

Мила видела, как от ее слов Белку передернуло.

— Бедный Костик, — жалостливым тоном протянула Белка, — он совсем плохо выглядит.

— Да, кстати, почему? — спросила Мила.

— Гильдия убила его маму, — ответил Ромка. — Он живет с отцом. Костя как-то сказал, что его папа так и не женился во второй раз. Говорит, что у Кости не может быть другой мамы. Мама бывает только одна.

— А я не знала, — тихо сказала Белка и, делая над собой усилие, чтобы не заплакать, добавила: — Значит, мы с ним похожи.

Мила вспомнила о том, что говорил Иларий еще в «Перевернутой ступе» — что Белка и Мила из «спасенных». Тогда, тринадцать лет назад, наверное, и погиб Белкин отец. И она его никогда не видела, как и Мила своих родителей.

— Вы думаете, Гильдия действительно вернулась? — нарушила молчание Белка.

Мила не ответила на этот вопрос.

— Помните наш вчерашний разговор о том, что неизвестный, которого мы видели в Архиве, копировал памятки из сферы? — спросила она, задумчиво переводя взгляд с Ромки на Белку и обратно.

— Ну? — шмыгнула носом Белка.

— Мне кажется, мы были правы, когда предположили, что эти люди там, в сфере, скорее всего — пленники Гильдии, — осторожно сказала Мила.

— Я все время думаю, — сказала Белка, — ведь если эти люди погибли, как же в таком случае памятки оказались в мнемосфере? Ведь это невозможно!

Мила не ответила. Она просто не знала. Если мнемосфера составлялась из обрывков чей-то памяти, то это, действительно, невозможно. Мертвые не могут поделиться своими воспоминаниями.

— Вообще-то, это возможно, — сказал Ромка и, судя по его скрещенным на переносице бровям, он только что пришел к какому-то выводу. — Это возможно, если предположить, что кому-то, побывавшему в плену у Гильдии, удалось совершить побег.

Мила и Белка молча с ним согласились.

— Странно, что это произошло прямо напротив Архива, — понизив голос, хотя поблизости не было ни единого человека, сказала Мила.

— Ты думаешь, это имеет отношение к тому неизвестному из Архива, которого мы видели? — спросил Ромка, тоже понизив голос.

Мила глубоко вздохнула:

— Посуди сам: он приходит ночью в Архив, когда никто, кроме сторожа, не может его там увидеть. Мы не в счет — о том, что мы тоже были в Архиве, он знать не может. А через день именно сторожа и именно возле Архива находят полумертвым, разве это не указывает на то, что эти события связаны?

— А в ту ночь его спугнул Карл, — продолжил ее мысль Ромка. — И, по-видимому, он не успел добыть все, что ему было нужно. Поэтому на следующую ночь он вернулся. И в этот раз сторож оказался в самом подходящем месте в самое подходящее время.

— Или, скорее, в самом неподходящем месте и в самое неподходящее время, — поправила Мила, вспомнив, что сказал Ромка о людях, сошедших под влиянием проклятия с ума.

— Я только одного не понимаю, — сказала Мила. — Ведь Гильдия состояла не из волшебников, но чары, наложенные на сторожа, ясно дают понять, что тот, кто это сделал, может быть только волшебником. И на груди сторожа Черная Метка. Как это связать?