Михаил Новорусский - Приключения мальчика меньше пальчика Страница 6

Не знаю, захотелось ли ему погреться на солнце или надоело ему плавать в воде. А может быть, он устал и захотел отдохнуть да надышаться воздухом подольше. Только он преспокойно вылез на мой лист, сел на нем, не обращая на меня никакого внимания, и принял покойную и неподвижную позу. Уж не дремал ли он на солнышке?

Я воспользовался этим и стал ходить кругом него да осматривать его со всех сторон. Это был обыкновенный крупный жук, похожий на всех других жуков. Но крылья у него были жесткие, грудь и брюшко — также в жестком панцире. Поэтому весь он похож был на броненосец либо на подводную лодку, окованную железом со всех сторон. Чтоб осмотреть его хорошенько, я лазил под него и видел, что нигде у него нет ни одного мягкого и нежного места. Если бы я стал колоть его иглой, я бы не нашел места, через которое можно проткнуть его. Только сзади под крыльями у него есть небольшая впадина. И, должно быть, в нее-то он и набирает воздух, когда поднимается из воды на минутку, чтобы подышать.

А я уже давно читывал, что все насекомые дышат не ртом, а брюхом.

Затем, у него интересны задние лапы. Они покрыты густыми длинными волосами, и эти волосы помогают ему плавать. Я видел, как в воде он загребает воду этими волосатыми ногами, точно веслами.

Я осматривал его не спеша, потому что мой броненосный бегемот сидел без малейшего движения, и я думал, что он заснул.

Как вдруг, я вижу, он поднимает свои жесткие, негнущиеся, как железо, крылья. Из-под них развертываются другие крылья, тонкие, нежные и огромные, как паруса. Он взмахивает ими по воздуху и медленно, с натугой поднимается ввысь.

— Прощай, милый друг, — успел сказать я ему вдогонку и скоро потерял его из виду. Он исчез где-то вдали над берегом пруда.

Очевидно, он вылез ко мне на лист только за тем, чтобы хорошенько обсушиться для полета. Правда, вода и так скатывалась с него, как с гуся.

— Хорошо, — подумал я, — такому зверю. В воде он плавает, как рыба, и ныряет там всюду, как дома. На суше он может делать все то же, что и мы. А надоест сидеть на одном месте, так он умчится в высь поднебесную, словно птица. Везде ему хорошо и везде он чувствует себя привольно. А я вот сижу тут без движения на убогом листе и никуда не могу перебраться с него. Эх, полетел бы и я сам, посмотрел бы на землю с высоты и окунулся бы в широкий воздушный простор!

VI По водам, как по суху, и на волосок от смерти

Но полететь мне на этот раз не удалось.

Зато мне пришлось пережить на воде новое приключение, такое, о каком я никогда в жизни не думал.

Я достаточно насмотрелся в глубь воды и потому стал теперь озираться по сторонам да соображать, как бы мне перебраться со своего плавучего острова на твердый берег. Придумать это было нелегко, потому что плавать я не умел, а мою дощечку, на которой я приехал сюда, давно унесло от меня легким ветерком.

Теперь я, сколько ни смотрел вокруг, не мог найти ни одной вещицы, которая мне помогла бы попасть на сушу. А и берег-то был в двух шагах от меня! Действительно, близок локоть, да не укусишь! Вся эта часть пруда была покрыта такими же широкими листьями кувшинки, но лист от листа отделялся небольшой полосой воды. Перейти же посуху небольшую полосу воды так же трудно, как и большую.

Оглядываясь во все стороны с гладкого поля своего листа, я заметил, что на воде плавают какие-то удивительные длинноногие животные. Да и плавают они необыкновенно странно. Они не барахтаются, не загребают воды, даже не сидят в воде, а спокойно стоят на поверхности воды, как на стекле и скользят по ней, как будто это — не жидкая вода, а твердый лед.

Величиной они были меньше черного таракана, а по воде скользили так же легко, быстро и плавно, как это делаем мы на коньках либо на лыжах.

Я знал, что на лыжах можно ездить по глубокому рыхлому снегу, и тогда даже большой человек не проваливается в нем. Уж нет ли, думал я, и у этих животных под ногами чего-нибудь похожего на лыжи? Но издали мне было не видно, как это они держатся на воде и почему не тонут.

Любо было посмотреть на этих скороходов. Для них везде жидкая и топкая вода — словно суша, и скользят они по ней скорее всякого парохода. Едут быстро-быстро, без остановки, а то вдруг остановятся и как будто размышляют, продолжать ли им путь в ту же сторону или повернуть в другую?

По-видимому, они ничем не были заняты и только прогуливались да наслаждались хорошей ясной погодой, зеркальной гладью воды и еще своим удивительным искусством стоять на всех ногах поверх воды и не тонуть в ней.

Я видел их несколько штук и скользили они по пруду в разных направлениях.

— Вот бы, — думал я, — взять себе одного такого лодочника. Мигом доставил бы он меня к берегу. Вон как легко и быстро скользит он на воде!..

Вдруг, словно нарочно для исполнения моих желаний, один скороход направился издали как раз мимо моего листа. Неподалеку он раза два остановился, а у самого края моего листа остановился еще раз.

Я сильно обрадовался случаю рассмотреть его устройство. И потому совсем забыл про свое желание — поехать вместе с ним по воде к берегу.

Он был весь длинный да узкий. И голова, и брюшко — заостренные. Ноги длинные, коленчатые, с какими-то коготками. А все брюшко покрыто густыми-прегустыми волосками, и в них запуталось несколько пузырьков воздуха. Очевидно, эти пузырьки и держали его на воде, вроде того, как те резиновые пузыри, на которых я учился плавать, да не успел научиться.

У него были крылья такие же твердые и жесткие, как и у жука. Вероятно, под ними прятались, также как у жука, другие крылья, нежные да пленчатые, на которых он может летать. Ведь если высохнет этот пруд, не умирать же ему здесь? Наверное, полетит тогда разыскивать другой такой же пруд, спокойный да широкий.

По-видимому, весь он был жесткий да твердый. Но по общему облику он скорее напоминал клопа, чем жука.

Рассмотревши его, я тотчас вспомнил, что это и есть так называемый водяной паук. Все почему-то его так называют. И никому не придет в голову сосчитать, что у него всего только шесть ног, между тем как у каждого паука их восемь.

Вспомнил я также, что я где-то читывал про этого водяного скорохода. Вспомнил, что настоящее название ему — водомерка, и что она, действительно, есть клоп, похожий и на постельного, и на цветочного клопа.

Но пока я сидел да вспоминал, мой водяной клоп взмахнул всеми шестью лапами, скользнул мимо моего листа и отправился путешествовать дальше по всему пруду. Я же, как был, так и остался по-прежнему на своем необитаемом, да еще плавучем острове. По-прежнему сидел я на нем недвижимо да глядел на берег, на который я никак не мог попасть.

Что, если придется мне просидеть здесь несколько дней и помереть голодной смертью? Ведь если и придет кто-нибудь сюда к этому пруду, то он не заметит меня, такого крохотного. Весь я теперь ростом с муху. А кто же заметит с берега муху, которая сидит где-то среди пруда на зеленом листе кувшинки?

От этой мысли мне стало так грустно, что я готов был расплакаться. Но плакать мне было стыдно, потому что я хотел делать наблюдения над жизнью насекомых.

— Так буду же терпеть, пока можно, и ждать какого-нибудь счастливого случая! Случай, говорят, всегда приходит к тому, кто умеет ждать.

С горя я лег теперь на спину на своем зеленом ложе и стал смотреть в небо. Там высоко плыли белые кудрявые облачка и то расплывались, изменяли свою фигуру, то таяли совсем и исчезали. А ниже реяли ласточки да стрижи. И так им было привольно в этом воздушном просторе! Невольно я позавидовал им и пожалел, что все люди от природы — такие толстые, большие да тяжелые. Если бы они стали такими маленькими да легкими, каким стал теперь я, они скоро научились бы летать по воздуху.

Пока я мечтал об этом, я не заметил, как у меня почти под самым ухом что-то затрепыхалось. Я вскочил на ноги и увидал летящего дракона. Он был так велик, что тень от него упала на меня и мне показалось, что солнце вдруг затмилось. Вероятно, он хотел присесть на том стебле тростника, на котором сидел комар, но ему показалось неудобным и он затрепыхал крыльями и опять улетел в высь. Я со страхом и удивлением проводил его глазами, пока он не исчез из виду.

Сначала я очень обрадовался тому, что миновала большая опасность для меня, а потом стал жалеть: может быть, это был добрый дракон, и может быть, он помог бы мне перелететь на берег и спастись со своего пустынного острова.

На этот раз мне недолго пришлось охать да вздыхать. Совершенно незаметно для меня, откуда-то с разбега наехала на мой лист водомерка и села на нем. (Рис. 10). Может быть, она скользила очень быстро и издали совсем не заметила моего листа, который стоял с краю одиноко. А наехавши на лист, она очутилась на сухом пути и потому остановилась в недоумении: почему это лапки ее, которые раньше так хорошо скользили, вдруг перестали двигаться.