Майте Карранса - Ловушка Страница 6

Одним великолепным прыжком старый дракон уклонился от удара карлика, вдруг разъярившись еще больше, и перемахнул через Тану и Раэйна, даже не коснувшись их.

Избрав своей целью гнома, чудовище без колебаний устремилось к нему, впившись в колдуна огненным взором и готовясь вонзить когтистые лапы в плоть безумца, донельзя раскалившего его гнев.

— Нет! — воскликнула волшебница Тана.

— Раэйн, сделай же что-нибудь! — взмолился карлик Варлик.

Раэйн знал, что Мириор обязательно погибнет. Только он мог спасти его.

Перед эльфом стояла трудная задача.

Херхес не разрешит ему сражаться рядом с собой, если узнает, что Раэйн погубил гнома намеренно. Тана, которая терпеть не могла несправедливости, обязательно поймет, что смерть Мириора была именно таковой — преднамеренной и несправедливой. А Варлик столь честен, что наверняка сам готов отдать свою жизнь за Мириора…

Все начнут упрекать Раэйна и оспаривать его решение, хотя и правильное, но оно сделает из Мириора мученика, а самого эльфа все сочтут убийцей. Что ж, придется спасать этого труса и предателя, несмотря ни на что. Он так и поступит. Но, но…

— Что случилось?

Мышь перестала работать, клавиатура тоже. Тело Раэйна замерло и совсем перестало реагировать на движения его рук.

«Связи нет! Прерван контакт с Интернетом!»

Нет, такого не может быть! Только не сейчас! Его исключат из рядов воинов, сочтя предателем! Друзья погибнут без него! Он не сможет защитить Тану! Как только дракон расправится с Мириором, он тут же покончит с ней и Варликом.

Никто ему не поверит!

Марина

Хотя брусчатка тротуара была невыносимо жесткой, Марине показалось, будто она лежит под солнцем на песчаном пляже рядом с Патриком. Она видела бицепсы, трицепсы, квадрицепсы и все остальные «ицепсы» ирландца, который не выпускал ее из своих объятий, склоняясь все ближе и ближе…

— Марина! Марина!

Голос принадлежал мужчине, к тому же молодому, и эти два обстоятельства, взятые вместе и по отдельности, тут же оказали воздействие на нейроны Марины, которые уже успели восстановиться и вызвали на ее губах идиотскую улыбку.

Патрик разговаривал с ней, находясь почти рядом, она чувствовала на своем лице его горячее дыхание. Ирландец, самый неотразимый парень в мире, собирался ее поцеловать.

Марина открыла глаза и тут же снова закрыла их. Нет, это был не Патрик. Она лежала в объятиях Энди, тоже симпатичного парня и тоже недоступного, или, точнее, она не знала — столь же он недоступен, как и Патрик.

— Марина, очнись.

Девушка почувствовала, как ее ударили по щеке. Что-то подсказало ей, что это настоящая оплеуха, потому что щека заболела. Неужели Энди способен на подобное?

Сомнений не было, стоял летний день, и солнце, видно, пекло так сильно, что действительность утратила обычные измерения, в связи с чем в воздухе откуда-то возникли говорящие комары и неотразимые парни, которые обнимали ее и не скупились на пощечины. А вдруг она умерла? Скорее всего, так оно и есть!

Перегревшаяся машина дала газ у светофора и оставила после себя шлейф черного густого дыма — чистого яда, от которого Марина закашлялась.

Раз она кашляет, значит существует.

Марина открыла глаза, и, действительно, Энди был рядом и помогал ей встать, совершенно не интересуясь, почему она в полной отключке лежит на земле под палящим солнцем, точно во всем мире для него не было более привычного занятия, чем подбирать валяющихся на земле девушек.

Его вопрос прозвучал совсем не к месту:

— Ты сестра Анхелы? Ты не знаешь, где она?

Лучшего оскорбления было не придумать.

«Анхела, Анхела, Анхела. Все время Анхела».

Можно подумать, что без нее никак не обойтись!

Ему, что, в голову пришло только то, что она лишь СЕСТРА АНХЕЛЫ?

Марина часто ощущала, что ее принимают за кого-то другого. Будто после славного рождения ее восхитительной старшей сестры произошла генетическая катастрофа, и, появившись на свет, Марина стала чем-то вроде козла отпущения, ручной собачонки или ходячей игрушки.

Существом, не дававшим Анхеле скучать, существом, которое прелестная Анхела могла дергать за волосы и переодевать в лягушку.

С этого события уже минуло четырнадцать лет, а многие их дяди, тети и кузены даже не подозревали, что Марина существует, поскольку ее имени не значилось на почтовом ящике их дома, а ее фотография отсутствовала в столовой на полке буфета.

Марина не блистала нарядами, не отличалась красотой и умом, не являлась гордостью семейства. Все это досталось одной Анхеле. Марина была лишней. Вторая дочь в семье смиренно прожила четырнадцать лет в безвестности, лишь отвечая утвердительно на ненавистный вопрос: «Ты — сестра Анхелы?»

Их родство угадывали лишь по фамилии, и угадавшие, удостоив Марину сочувственным взглядом, шептали: «Вы не очень-то похожи», что в переводе означало: «Бедняжка, она не вышла ростом и красотой, из нее получился гадкий утенок». И вроде бы были правы.

Вся беда Марины заключалась в том, что это считалось непреложной истиной. Марина могла бы работать учительницей, быть просто хорошей тетей, болтливой подругой или торговать дынями… а ей всего лишь хотелось быть такой, как Анхела. Тут даже спорить нечего.

Потому что Анхела в свои шестнадцать лет была самим совершенством.

Эта несравненная блондинка с потрясающими голубыми глазами была к тому же умной, симпатичной, ответственной, влюбчивой и очаровательной. Анхела могла одинаково ловко обращаться с компьютерной программой «Windows», играть на скрипке, губной гармонике или в теннис. Для нее не имело значения, чем заниматься.

Анхела была несравненна, но она же являлась причиной злоключений, которые волей судьбы выпали на долю ее младшей сестры. Анхела была ангелом в царстве смертных, а Марину всегда звали и будут звать «этой» или «СЕСТРОЙ Анхелы».

— Ты что-нибудь знаешь или нет? Я договорился с ней встретиться в четыре, а она не пришла, и ее мобильный молчит.

Марина все хорошо слышала, однако совсем ничего не соображала. Ее неожиданно охватило чувство вины. И дело было в том, что как раз этим самым утром она подумала, как было бы хорошо (она это лишь вообразила), если бы ее сестра Анхела исчезла с лица земли естественным образом, по возможности, без всякого насилия. К примеру, чтобы ее похитили марсиане.

Это случилось после того, как их мать долго и скучно сравнивала свалку в шкафу Марины с безупречным порядком в шкафу Анхелы. Тогда Марине на мгновение пришло в голову, что ее беспорядок, возможно, стал бы порядком, если бы не Анхела. Тогда бы у их матери не было примера для сравнения. Тогда бы она не представляла себе, какой порядок доступен подростку, и явно бы приняла незначительный Маринин беспорядок за самый большой порядок, на какой способен ребенок в четырнадцать лет. Безо всякого сравнения. Без примеров. Без компаса.

То есть, если бы не было Анхелы.

И поскольку одно было связано с другим, Марина подумала, что ее сестра Анхела была бы идеальным кандидатом для того, чтобы марсиане, не задумываясь, похитили ее и увезли с собой на Марс, если бы те существовали и занимались изучением человеческого рода.

Их выбор определили бы красота и привлекательность Анхелы.

Разумеется, ей бы понравилась их планета.

Анхела подметала бы их кратеры, радовала их вечерами, играя на скрипке, и дружила со всеми. И все закончилось бы тем, что марсиане стали чувствовать себя несчастными, жалкими и уродливыми карликами, лишенными каких-либо достоинств.

Совершенство порождает непонимание.

В этом заключалась проблема, усугубленная чувством вины Марины.

Анхела была столь безупречна, что ни за что в жизни не пропустила бы свидания, не предупредив об этом, и ни в коем случае просто так не стала бы не брать трубку. И уж, конечно же, не пропустила встречу с Энди и не отключила мобильник, зная, — ибо она всегда все знала и все рассчитывала наперед, — что тот обязательно позвонит.

Оставались две возможности: либо Анхела распалась на мелкие кусочки, либо и вправду играла на скрипке перед марсианами.

— Марина, иди домой. Случилась беда!

Вот и третья возможность. Беда. Только крупная беда могла вынудить Анхелу пренебречь своими обязательствами. Хотя, как это ни любопытно, голос, сообщивший об этой третьей возможности, принадлежал не Энди.

Марина подняла глаза к небу и снова увидела «ее». «Она» была здесь, паря в воздухе на своих крохотных крылышках.

Хорошо присмотревшись, Марина заметила вздернутый носик, заостренные ушки и лукавые глазки фиолетового оттенка.

«Она» была похожа на одну из тех фей, которые украшали ее книгу детских сказок. Неужели ей мерещится?