Всякие диковины про Баха и Бетховена - Иссерлис Стивен Страница 10

 9. Получив знаменитый пинок под зад, избавивший его от архиепископа, Моцарт почувствовал себя вольным человеком. В Вене он был чрезвычайно занят, к нему домой всё время приходили люди и уносили его фортепиано в какой-нибудь дворец или зал, где он давал концерт, ему восторженно аплодировали, но платили далеко не всегда. Деньги — или, скорее, их отсутствие — представляли серьёзную проблему. Несмотря на всю свою активность, Вольфганг словно попал в заколдованный круг — чем больше он зарабатывал, тем больше тратил и тем больше нуждался в деньгах. Сбылись все мрачные предсказания Леопольда. Моцарт строчил письма друзьям, прося у них денег. Пытаясь свести концы с концами и вернуть долги, он работал всё больше и больше и часто ощущал ужасную пустоту внутри. В последние годы жизни в Вене концертные ангажементы иссякли и Моцарт понял, что ему не вылезти из долгов. Один аристократ даже привлёк его к суду. Дело можно было уладить миром, но враги Моцарта постарались этого не допустить. И как он смог нажить столько врагов?

Возможно, Моцарт был высокомерен — он знал, насколько он лучше всех остальных музыкантов (за исключением Гайдна, которого он обожал) — и, наверное, слишком ясно давал это понять менее талантливым знаменитостям. С другой стороны, может быть, ему завидовали просто потому, что он был великим, — его ли в том вина? Единственной постоянной работой Моцарта было сочинение музыки для балов австрийского императора, но это не приносило больших денег, что ужасно его расстраивало.

 Только несколько человек протянули Моцарту руку помощи. В основном это были его товарищи по масонскому братству. Члены полутайного общества масонов, или «Вольных каменщиков», — аристократы и представители среднего класса (как Моцарт) — поставили своей целью достижение свободы и равенства для всех. В те годы связываться с масонами стало довольно опасно, поскольку император начал очень подозрительно относиться к этим идеалистам. Но Моцарт был им верен, он оставался масоном до конца жизни и даже убедил своего отца во время последнего визита Леопольда в Вену — отец и сын виделись тогда в последний раз — присоединиться к братству. Моцарт со всей страстностью относился к целям масонства и написал много музыки, вдохновлённой его идеями (включая знаменитую оперу «Волшебная флейта»). Наверное, Моцарта влекли туда и добрая компания, и добрые пирушки — а также деньги, что ему ссужали братья-масоны! С другой стороны, общение с масонами, возможно, и довело Моцарта до беды.

Годы спустя Констанца мрачно говорила о том, что ей всё время приходилось удерживать мужа от дурной компании. Может быть, она имела в виду масонов, чьи политические идеи были опасно свободными? Или же кто-то — масоны? — пользовался щедрой натурой Моцарта и качал из него деньги? Скорее всего, мы этого никогда не узнаем. 

 10. Нам известно о печальном конце жизни Моцарта, и незачем всё это повторять. Но что случилось с его семьей? После смерти мужа Констанца была, конечно, раздавлена горем — и к тому же разорена. Как содержать себя и двух ребятишек? К счастью, многие люди пришли ей на помощь: одалживали деньги, присматривали за детьми, устраивали в её пользу концерты. В конце концов Констанца разбогатела и снова вышла замуж — за человека, который написал одну из первых книг о Моцарте! Из двух сыновей Моцарта один стал чиновником (я уверен, весьма чиновным), а другой — пианистом и композитором. Забавно, но Констанца окончила свои дни в Зальцбурге — городе, который Моцарт с таким нетерпением стремился покинуть! Сестра Моцарта, Наннерль, тоже провела свои последние годы здесь и умерла в доме, который находился всего в нескольких метрах от дома, где родился её брат. Не правда ли, странно, что две эти старые женщины, никогда особенно друг друга не жаловавшие, жили бок о бок в этом тесном маленьком городке, погруженные в воспоминания о давно умершем гении, которого они так сильно любили — каждая по-своему…

 Сыну Моцарта, пианисту и композитору Францу Ксаверу Вольфгангу, было всего пять месяцев, когда умер его отец. Он был очень талантлив, но тень великого отца преследовала его всю жизнь. Он так никогда и не решился в полной мере проявить свои таланты — боялся осрамить фамилию. Печально, ведь так много людей, связанных с Моцартом, страдали от того, что были к нему близки. Возможно, они сгорали потому, что слишком приблизились к солнцу! Нам повезло больше — сегодня мы можем просто греться в его восхитительных лучах. А три города — Зальцбург, который он пытался игнорировать, Вена, которая пыталась игнорировать его, и Прага — единственное место, где его по-настоящему ценили при жизни, — все эти города наживают сегодня огромные деньги на туристах, толпами стекающихся к любому историческому зданию, связанному с Моцартом. В честь него даже названы известные шоколадные конфеты «Mozartkugel». Могу представить, что сказал бы Моцарт: «Как сладко!»

Людвиг ван Бетховен

1770—1827

Если бы в 1820 году вы столкнулись нос к носу с Бетховеном на улицах Вены, что, признаться, маловероятно, поскольку вас тогда, скорее всего, ещё не было на свете, вы бы решили, что это престранный тип. Одежда растрёпанная, волосы растрёпанные, шляпа растрёпанная. Растрёпа какой-то, да и только. Бетховен шёл быстрым шагом, энергично жестикулируя и что-то бормоча себе под нос, и время от времени непонятно почему разражался громким смехом. Потом останавливался, пел, мычал или выл нечто невероятное, выхватывал из кармана записную книжку, что-то в неё записывал и топал дальше.

Если бы вы последовали за ним в дом, то изумились бы ещё больше. В комнатах царил полный кавардак: повсюду ноты, большая часть струн у фортепиано порвана, а внутри оно всё залито чернилами, старая рухлядь стоит как попало, кругом валяются объедки, а на самом видном месте может красоваться (выражаясь культурно) невынесенная ночная ваза. Прелестно. И если, придя домой, Бетховен чувствовал себя слишком разгорячённым энергичной ходьбой, он брал кувшин с холодной водой и выливал себе на голову. Вода расплескивалась по полу и протекала в квартиру этажом ниже — Бетховен не был идеальным соседом! Решив принять ванну, он мог сидеть в ней часами, надраивая себе бока, напевая и подрыкивая, как сытый медведь. После этого ему, возможно, вздумалось бы побриться, и тогда он размазал бы мыльную пену по всему лицу до самых глаз, поскольку борода у него росла прямо оттуда. Во время бритья Бетховен обязательно порезался бы, ведь он был так неловок. А если бы вдруг он вас заметил и обрадовался вашему приходу, вы бы тоже оказались в пене, поскольку он бросился бы вас обнимать, забыв, где он и что делает, и опрокидывая по пути столы и стулья. В довершение всего он мог бы раздавить вам руку, сжав её своей волосатой лапой в таком дружеском рукопожатии, что у вас бы слёзы брызнули из глаз!

Однако он мог и вовсе не заметить, что вы идёте вслед за ним по улице и заходите в дом, — ведь бедный Бетховен был глухим! Можете себе представить, каково великому композитору потерять слух и никогда больше не слышать ни единой ноты? Включите телевизор и выключите звук, а потом вообразите, каково прожить так всю жизнь. Ужасно — особенно для музыканта! Поэтому, заглянув ему в глаза, вы бы увидели в них бесконечную печаль. Но если бы вы написали что-нибудь в его разговорную тетрадку — а так, по общему мнению, беседовать с Бетховеном было проще всего, — и ему бы это показалось забавным, его жемчужно-белые зубы сверкнули бы в довольной улыбке, потом раздался бы взрыв хохота и лицо его растянулось бы, как резиновая маска.

Многие боялись встречаться с Бетховеном, так как ходили слухи, будто он не любит людей. В самом деле, когда Бетховен сочинял музыку, он не хотел никого видеть. Но если Бетховену кто-то по-настоящему нравился, он был удивительно любезен и радушен. Он мог быть очень требователен, нередко становился крайне подозрительным даже по отношению к своим ближайшим друзьям и порой вёл себя с ними просто безобразно. Однако потом Бетховен почти всегда ужасно раскаивался и извинялся так искренне, что настоящие друзья прощали ему всё. (Однажды он написал своему другу: «Не смей больше приближаться ко мне! Ты вероломный пёс, и пусть палач повесит всех вероломных собак». А на следующий день он сообщил тому же другу: «Ты честный человек, и теперь я понял, как ты был прав. Так что заходи ко мне сегодня после обеда». Вот такое лёгкое непостоянство!) Бетховен со всеми вёл себя одинаково. Многие великосветские покровители оказывали ему поддержку; Бетховен не был неблагодарным, но он отказывался исполнять прихоти аристократов только потому, что они родились богатыми. Если они хотели, чтобы он был их другом, то должны были принимать его таким, каков он есть — в мятой одежде (он держался подальше от тех домов, где требовалось переодеваться к обеду), с грубыми манерами, громким смехом — и крутым нравом! Бетховен не выносил, когда с ним обращались как с дрессированным животным. Он не любил выступать перед людьми только для того, чтобы доставить им удовольствие, и терпеть не мог, когда кто-дибудь подслушивал, как он упражняется или сочиняет. Бетховен выступал только тогда, когда ему этого хотелось и когда был уверен, что его музыку оценят. Как-то раз он играл в одном аристократическом салоне, а в это время в соседней комнате некий граф шумно флиртовал с хорошенькой девушкой. И вдруг Бетховен вскочил из-за рояля и воскликнул: «Я не буду играть для таких свиней!» Конец шикарной вечеринке.