Галина Абрамова - Графика в психологическом консультировании Страница 15

Можно, думаю, разделить мнение А. Ф. Лосева о том, что всякая вещь или явление, если их рассматривать как предметы живого человеческого опыта, обязательно будут мифами, так как они будут отнесены к его самосознанию как к постоянно обновляющемуся качеству живой психической реальности. Вещи становятся живыми, но не в физическом их бытии, а в психологическом и историческом. Это относится ко всем вещам, в том числе и к слову как к вещи.

Меня привлекает изложенная Лосевым проблема мифа как событий личной жизни его автора, что не только делает изложение конкретно психологическим, но и позволяет увидеть наполнение понятия миф содержанием, которое можно было бы описывать в качественных характеристиках строения психической реальности, в тех ее проявлениях, которые доступны самосознанию.

Если следовать логике А. Ф. Лосева, мне думается, то миф как средство, опосредующее психическую жизнь человека, является превращенной формой самой психической жизни. Поэтому в нем есть все ее важнейшие составляющие, доступные для самосознания человека. В мифе есть полифоничность и самое разное время, в том числе и вечность, в нем есть пространство с его бесконечностью и границами, в мифе есть все возможные планы пространственно-временного бытия и само бытие.

Миф существует как слово, в нем дана личностная история, так как слово – орган самоорганизации личности, форма ее существования в истории. Именно в слове сознание достигает степени самосознания. Это важные моменты существования мифа, которые позволяют увидеть в нем проявление самосознания личности, но особенным – чудесным образом. Так у А. Ф. Лосева появляется то понятие, которое практически не используют и не анализируют психологи. Это понятие чуда.

Самая краткая и общая формула мифа, позволяющая понять его и одновременно задуматься в совершенном изумлении перед фактом его существования, это формула Миф есть чудо.

Если бы жизнь не подарила того опыта общения с людьми, которое дает психологическое консультирование, когда настолько близко прикасаешься к чужой душе, что испытываешь от этого самые разные чувства, в том числе и восхищение чудесностью изменений, которые могут произойти и происходят с человеком буквально у тебя на глазах, то, возможно, я не стала бы (из «педагогических соображений») писать о чуде, а характеризовала бы миф другими, более научными словами. Но в жизни есть это явление – миф, но в жизни, если она живая жизнь, всегда есть место чудесам, чуду как проявлению жизни во всей ее силе и первозданности.

Когда таким, чудесным, образом проявляется психическая жизнь человека и это происходит у тебя на глазах, впечатление остается на всю жизнь. Впечатление от неотвратимости проявления истины. Она проявляется в том чудесном слове, которое становится для человека его откровением, его историей, его судьбой. Это чудо происходит под воздействием другого человека, который проявил самосознание страдающего человека, подарил ему его форму, его слово. Это чудо происходит и тогда, когда человек, меняясь, сам становится другим и находит свои новые слова, новые формы самосознания, которые соответствуют этому изменению. Чудо – это правда жизни, это правда психической жизни как ее возможность к изменению, к тому, что называют трансформацией, переструктурированием, реорганизацией, а мне бы хотелось назвать живой жизнью. Это не будет тавтологией, так как в психической реальности далеко не мирно соседствуют ее живые и мертвые формы, которые определяют самосознание человека и могут препятствовать или содействовать мифу – чуду живой жизни, обретающему свою форму в имени. Именно имя становится собственным словом личности и собственным словом о личности.

А. Ф. Лосев пишет: «Имя есть собственное слово личности, то слово, которое только она одна может дать и выявить о себе. В имени – диалектический синтез личности и ее выраженности, ее осмысленности, ее словесности. Имя личности и есть то, что мы, собственно говоря, имеем в мифе. Имя есть то, что выражено в личности, что выявлено в ней, то, чем она является и себе и всему иному. Итак, миф есть имя. Но миф, сказали мы, есть еще чудо. Этот третий момент нашей последней формулы также легко присоединяется к полученному более сложному понятию. Именно получается чудесное имя, имя, говорящее, свидетельствующее о чудесах, имя, неотделимое от самих чудес, имя, творящее чудеса. Мы будем правы, если назовем его магическим именем. Миф поэтому есть просто магическое имя. А присоединение, наконец, второго момента, истории, дает последнее преобразование, которое получит такую форму: миф есть развернутое магическое имя… Это максимально простая и максимально насыщенная формула мифа» (23, с.  170).

Мне хочется дополнить обсуждение темы мифа только одним примером из практики консультирования, когда рождение мифа произошло буквально на моих глазах. Ситуацию можно назвать ситуацией обретения имени. Женщина жаловалась на своего ребенка, перечисляя подробно все его проступки и «подлости». Самый простой вопрос о том, какие же хорошие черты есть у ее мальчика, вызвал сначала замешательство, а потом инсайт – он добрый, он очень добрый, он так любит дарить подарки, как Дед Мороз. Эти слова «Дед Мороз» стали тем именем, тем мифом, который позволил нам с ней разбираться в отношениях, искать причины всех школьных бед и «подлостей» семилетнего Деда Мороза. Миф, новое имя стал опосредовать отношение матери к мальчику – произошло то чудо преобразования отношения, ради которого стоит жить в профессии психолога. Но это уже лирика.

Символ. Одним этим словом открывается бесконечная тема, которая породила столько интерпретаций и теорий, столько направлений в науке и даже целые науки, что нужно очень четко ограничить свою задачу, чтобы не утонуть в море информации и показать, что символ (символы) опосредуют психическую жизнь, что символы – это особые формообразующие вещи, которые содержат в себе потенциал превращения без потери своего собственного качества и требуют описания их как особой категории медиаторов.

Символ возникает из действия, но это специальное действие, целью которого является создание именно этого символа как средства опосредования самосознания. Символ – это результат самой себя преобразующей психической реальности, это отражение ее полифонической природы, можно сказать, что символ – это продукт полифонии как качества психического. Создание символов – проявление тех качеств психических функций, которые Л. С. Выготский называл натуральными. Думаю, можно утверждать, что создание символов для психической реальности такая же данность, как для сердца его ритмические сокращения. Возможно, эта аналогия не точна, но она позволяет прояснить суть дела – создание символов происходит не потому, что человек это делает специально и преднамеренно, они создаются спонтанно в силу природных качеств психической реальности. В психологии, особенно в психоанализе, имеется множество блестящих работ о происхождении символов из многоуровневой организации психики, о строении символов и их типах, о роли символов в осуществлении человеком разных видов деятельности. Я могла бы перечислить множество имен, известных в психологии и смежных с ней областях науки и практики, так как любой исследователь психической реальности так или иначе выходил на проблему существования в психике самой себя сознающей реальности, самой себя создающей реальности, самой себя проявляющей как другой, изменяющейся во времени и пространстве своей жизни.

Символ возникает в психической реальности человека как средство опосредования ею ее самой. О том, что символ появился, человек обычно узнает без помощи другого реального человека, это знание он получает из своего внутреннего диалога как особый тип переживания значимости того, что с ним произошло, того, что случилось.

Символом как индивидуальным приобретением можно поделиться с другими людьми, которые, воспринимая символ, используя его как медиатор в своей психической жизни, выявляют новые возможности своего внутреннего диалога. Думается, что обмен символами, трансляция символов (форма их может быть самой разнообразной) это та ситуация, когда возникает воздействие одного человека на другого. Средство опосредования психической реальности самой себя у одного человека становится средством опосредования психической реальности самой себя у другого человека. Такие переживания, как родство душ, понимание, сопереживание известны каждому человеку, думается, что в их основе и лежит процесс образования символов, та синхронистичность проявления качеств психической реальности, которая заставляет обсуждать вопрос об особой логике символов. Самым существенным моментом в этой логике представляется обратимость времени, которое позволяет человеку жить в прошлом и будущем своей собственной психической жизни. Именно эта особенность символов требует от психолога понимания направления действия, которое разворачивается в момент создания символа. Все принятые в психологии интерпретации сновидений в большей или меньшей степени ориентированы на качество преобразований, которое осуществляется в психической реальности в тех действиях, которые несет символ. Антонио Менегетти (27) описывает различные символы сновидений и их функцию в психической реальности человека и говорит о том, что образ нижнего белья в сновидении показывает маскировку естественного эротизма с элементами шизофренической агрессии, а газета как образ сновидения является зависимостью от социального Супер-эго, когда у человека отсутствуют истинные ценности.