Валентина Алексеева - Лебединый крик (сборник) Страница 15

После смерти Бориса Годунова на русский престол был провозглашен его сын Федор.

Было Федору шестнадцать лет.

По всей Руси начали присягать новому царю. Приехали из Москвы чины принимать присягу и у тех, кто был под Кромами.

Однако единого мнения в царском войске не было. Далеко не все ратники хотели служить царю Федору Борисовичу. Еще больше людей потянулось теперь к Лжедмитрию.

Среди войск началось брожение.

– Да хранит Бог нашего Федора Борисовича! – кричали одни.

– Да хранит Бог Дмитрия! – кричали другие.

Заметался Епишка Дно. К кому податься? К кому примкнуть? И тут кричат. И там кричат. Голова кругом.

У Степана Большого спросил. За кого Степан? За Федора? За Дмитрия?

У Калины Гнезда спросил. За кого Калина? За Дмитрия? За Федора?

И Епишка, и Степан были за Дмитрия. Решил за Дмитрия быть и Калина.

Большинство царских ратников прокричало за Дмитрия. Нарушило войско под Кромами клятву свою Годуновым. Побратались, объединились те, кто был в Кромах, и те, кто штурмовал непокорные Кромы.

Донесли в Москву царю Федору Борисовичу:

– Государь, измена под Кромами. Побратались с ворами ратники.

Те из бояр, воевод и рядовых людей, кто остался верен Федору Годунову, бежали из Кром в Москву.

Бежит средь полей дорога

Май. Весна. Молодая зелень в полях проклюнулась. Бежит средь полей дорога.

Верхом на коне едет «царевич Дмитрий».

Окружают его приближенные. Среди них изменившие Годуновым князья и бояре Масальские, Татев, Лыков, другие. Предводители пришедших из Речи Посполитой польских конных отрядов. Атаманы примкнувших к самозванцу донских казачьих сотен.

Идет Лжедмитрий со своим войском на Москву. Открывают русские города перед ним ворота.

– Ура! Государю настоящему – ура! – кричат орловские жители.

Машет Лжедмитрий рукой горожанам. Важно сидит в седле.

– Ура! Государю настоящему – ура! – кричат жители города Мценска.

Машет Лжедмитрий рукой горожанам. Конь, как пава, ступает.

– Ура! Государю настоящему – ура! – кричат жители города Плавска.

Машет Лжедмитрий рукой горожанам. А сердце – уже в Москве. Вот он, чудесный миг! Вот он, желанный час!

Движутся войска самозванца к Москве.

Май. Весна. Молодая зелень в полях клюнулась. Бежит средь полей дорога…

Глава вторая

Конец Отрепьева

Москва. Красная площадь

Москва. Красная площадь. Лобное место.

На Лобное место поднялись двое. Вокруг теснится народ.

– Кто такие?

– Кто такие?

– Дворянин Плещеев.

– Дворянин Гаврила Пушкин.

Явились Пушкин и Плещеев в Москву как посланцы «царевича Дмитрия».

Оглашают обращение «царевича» московским жителям.

Призывают москвичей стать на его сторону.

Зачитывает Плещеев про бояр. Мол, обещает царевич Дмитрий сохранить за ними прежние вотчины и привилегии.

– И учинит им честь и повышение, – добавляет Пушкин.

Читает Плещеев про дворян и приказных людей. Мол, обещает им царевич Дмитрий почет и достойное жалование.

– И милость свою, – добавляет Пушкин.

Читает Плещеев про торговых людей.

Мол, обещает им царевич Дмитрий торговые льготы и доступ во все части русского государства.

– И облегчение с податями, – добавляет Пушкин.

Читает Плещеев про простых людей. Мол, обещает им царевич Дмитрий тишину и покой.

– И благоденственное житье, – добавляет Пушкин.

Лжедмитрий идет к Москве. Где-то у Тулы он или где-то у Серпухова. А тут, в Москве, в самом центре города уже выступают его посланцы.

Не схватили их, как схватили бы в прежние времена. Не бросили в руки пыточным мастерам. Не отрубили головы.

Призывают посланцы свергнуть царя Федора Годунова.

Благосклонно слушают московские жители обращение самозванца.

– Вот оно – новое время идет.

– Новое время и доброе царство.

Трагическое

Не осталось без ответа послание Лжедмитрия. Заволновалась Москва. Задвигалась.

– Долой Годуновых!

– Долой Годуновых!

– Смерть Федору!

Всколыхнулась Москва. Вздыбилась.

Началось в Москве восстание против Годуновых.

Недовольные бросились в Кремль, к царским покоям. Стража не сопротивлялась. Ворвались восставшие в царский дворец. Но ни царя Федора Борисовича, ни его матери, царицы Марии Скуратовой, здесь не нашли.

– На старое подворье пошли, – неслись голоса. – В старый дом Годуновых.

Бросилась разъяренная толпа к старому годуновскому дому. Бросились люди к домам и вотчинам родственников Годуновых. Страшной волной пронеслись погромы.

Судьба царя Федора Борисовича и царицы Марии Скуратовой была трагической. Еще до московского восстания самозванец требовал казни царя Федора и семьи бояр Годуновых. И вот теперь прибыли в старый дом Годуновых вместе с отрядом стрельцов доверенные люди Лжедмитрия.

– Где Федор Годунов?

– Где Мария Скуратова?

– Здесь Федор Годунов.

– Здесь Мария Скуратова.

Схватили стрельцы царицу Марию. Набросились на Федора Годунова. Отчаянно сопротивлялся царь Федор. Однако силы – неравные. Накинули стрельцы на царя веревки. Задушили Федора Годунова. Задушили царицу Марию.

Тут же перед домом Годуновых был собран народ.

– Царь Федор и царица Мария со страху приняли яду, – объявили приверженцы Лжедмитрия людям.

Два гроба с убитыми были выставлены на общее обозрение. Лежит в гробу царь Федор, лежит царица Мария. Следы от веревок видны на шеях.

Затем тела убитых были отвезены на Сретенку в Варсонофьевский монастырь. Тут и похоронили их за монастырской оградой.

Всего лишь 47 дней пробыл царь Федор Годунов на русском престоле.

Горькая сладость

Был у Терехи Ивлева дружок Тимофей Полтина. За что-то сидел в тюрьме.

Когда вспыхнуло московское возмущение, Тереха Ивлев, как и многие другие, тоже кричал:

– Долой Годуновых!

Чуть голос себе не сорвал.

А когда накричался вдоволь, вдруг вспомнил дружка своего Тимофея Полтину.

– Он по воле Годуновых сидит в тюрьме, – стал уверять Тереха.

Так ли это, не так – неизвестно. Однако в московских тюрьмах, конечно, сидело много недругов Годунова.

Навел Тереха людей на лихие мысли. Кто-то крикнул:

– Спасай безвинных!

Повалили люди к московским тюрьмам. Сбили замки с дверей. Выходи на волю, народ невольный!

Доволен Тереха Ивлев. Освобожден Тимофей Полтина.

Обнялись друзья. Расцеловались.

– Тереха!

– Полтина!

– Жив!

– Не помер!

Вот бы по чарке сейчас хмельного.

Хмельное и подвело.

Разгулялись людские страсти. Кто-то вспомнил про московские винные погреба и подвалы. Бросились люди, как мухи на мед, к бутылям и винным бочкам.

Полилось потоком хмельное.

Тереха и Тимофей тоже в какой-то подвал проникли. Выбили верх у бочки. Вот она – горькая сладость. Однако не во что наливать. Нет кружки. Как быть?!

– Шапкой черпай, шапкой! – кричит Тимофей Полтина.

Зачерпнул Тереха шапкой вино. Потекло оно и в рот, и по усам, и за ворот. Зажмурил Ивлев глаза от блаженства. Сладко!

Ушлый народ на выдумку. Кто-то черпал вино башмаком, кто-то хлебал с ладони. Кто-то, как лошадь, мордой в бочку сунулся.

– Красота! – вопил Тереха Ивлев.

– Красота! – отзывался Тимофей Полтина.

Гуляла, ходила по московским винным погребам и подвалам людская глупость. Хмельными рожами улыбалась.

Страшный счет был представлен людям. Более пятидесяти человек скончалось тогда в Москве от дикого винного перепоя. Среди них Тереха Ивлев и Тимофей Полтина.

Люди от злобы слепнут

Не знает предела людская злоба. Люди от злобы слепнут.

Архангельский собор. Один из соборов Московского Кремля. Здесь был похоронен Борис Годунов. Двух месяцев еще не прошло. Свежа могила.

Разошлись людские страсти. Ненависть и зависть по свету бродит.

Поползли среди знатных людей разговоры:

– Не по чину он похоронен в Кремле, не по чину.

– Худороден Борис.

– Есть на Руси знатнее.

Приревновали знатные к Годунову. Все громче, настойчивей речи.

– Не по заслугам лежит.

– Не по праву.

А вот и вовсе истошный вопль:

– Выкидывай его из могилы!

Нашлись среди бояр и такие, кто в этом увидел для себя и прямую выгоду:

– Одобрит такое царевич Дмитрий.

– Милость за это будет.

Раскопали могилу Бориса Годунова. Вынесли тело его из Архангельского собора.

– Туда его, к ним, – сказал кто-то из бояр.

Имелись в виду царица Мария и царь Федор Борисович.

Перетащили тело Бориса Годунова в Варсонофьевский монастырь. Бросили в одну яму с Федором и Марией.

Смутное время. Страшное время. Не знает предела людская злоба. Люди от злобы слепнут.

Хоть жмурься

Еще будучи в Туле, Отрепьев провозгласил о своем восшествии на русский престол.

В Серпухове «царя Дмитрия» ждали царские экипажи. С Конюшенного двора было прислано двести лошадей.