О нашем жилище - Вячеслав Леонидович Глазычев Страница 20

«…двор Савостея Петрова да брата его Митки да Марьяна Иванова да Ивана да Оницыфора да Митьки да Петрока да Михалка да Юрки Гридиных детей да Васька Овдокимова из Порецкой волости…»

«А с мосту улицею к наместникову двору: двор Бонды Зеленого да брата его Степанова, а в нем живет дворник Иванко Федоров; двор Федка Климятина, а в нем дворник Иванка Спирид».

Современному читателю, не занимающемуся историей котя бы по-любительски, понять нехитрые эти записи, а их многие сотни, не так просто. В первой выписке упомянут двор на Большой улице, принадлежавший «детям боярским», т. е. торопецкой знати. Размеры двора не указаны, но даже если он был велик, перечислено столько самостоятельных владельцев (лишь они учитывались в описи), что в пределах двора творилось очевидное «столпотворение». Даже если многим из десяти дворовладельцев принадлежали не целые дома, а только части дома после раздела, то при наличии множества необходимых тогда служебных построек окажется, что все пространство, не занятое огородом «на задах», было застроено. Во второй выписке упомянутые «дворники» - это, разумеется, не. дворники в современном понимании, вооруженные метлой или лопатой; это - жильцы, занимающие избы или части изб двора по специальному контракту с владельцем.

Обнаруживается, что кажущаяся иногда чрезмерной просторность российского дореволюционного города за пределами капиталистического его центра представляет собой довольно позднее явление. Это продукт реконструкции городов, начатой губернаторами во время царствования Екатерины II.

Если говорить о городском посадском доме как таковом, то до самого конца XVII века мы повсюду встречаемся с типовым сооружением: это горница, возведенная над высоким «подклетом», служившим и складом для инвентаря, и своеобразным холодильником. Основу жилого дома, от самого бедного до самого богатого, составляла так называемая клеть, четырехугольный сруб, сложенный из шести-семи «венцов», на которые шли солидной толщины (в среднем до 30 сантиметров в диаметре) бревна. Обычно длина бревна 3 или 3,5 сажени, то есть до 7 метров, но попадались и крошечные, двухсаженные избушки, на фасаде которых было всего два «волоковых» (задвигавшихся задвижкой) окошка и одно дымовое - наверху, под самым коньком крыши. Дым от печи в «курной» избе выходил через это единственное отверстие, тогда как настоящие печи устраивались только в хоромах купцов и боярских палатах.

У зажиточных горожан жилые помещения (горницы - из самого слова явствует, что они располагались наверху, на втором этаже), поставленные на подклет, сенями были связаны с «повалушей», сооружением башенного типа в три-четыре яруса. Когда-то и складские помещения, и жилые размещались только на нижнем (но все же втором, над подклетом) этаже, а верхние служили для защиты, для «верхнего боя». С концом разрухи «смутного времени» верхний этаж повалуши был уже занят жилыми помещениями - «светлицами».

Разумеется, жилой дом не стоял один на участке и в тех редких случаях, когда весь двор был в руках одной неразделенной семьи: городская усадьба в значительной степени кормила себя сама, и потому на дворе были и хлев, и сеновал, и отдельные клети-амбары. Если на всем севере Европы, включая и русский север, двор тяготел к объединению под одной крышей (на наших иллюстрациях представлены такие дома, где жилая часть занимает менее трети постройки), то ближе к югу строевого дерева было меньше, крестьяне и посадский люд - беднее, украшающей дом резьбы - меньше, тесноты - больше.

В XVII веке бывшие ранее исключением каменные хоромы знатных и богатых горожан встречаются в России все чаще. Образец был задан боярством и купечеством Пскова и Новгорода, потерявших последние следы былой самостоятельности при Иване Грозном, - насильственно переселенные в Москву новгородцы и псковичи привезли с собой и моду на строительство каменных палат. В целом (наши иллюстрации это показывают вполне ясно) в каменных зданиях практически полностью возобновлялась традиционная планировка деревянных срубов, даже привычные размеры помещений не менялись сколько-нибудь существенно. Облик зданий, однако, изменился чрезвычайно, но об этом - далее: здесь же достаточно заметить, что и до петровских реформ русское жилище зажиточных горожан испытывало немалое влияние европейских образцов и, судя по завещаниям или описям имущества, все интенсивнее наполнялось предметами быта, изготовленными ближними и дальними соседями Руси. С другой стороны, и после преобразований начала XVIII века среднее, а тем более бедное жилище в городе и деревне все продолжает воспроизводить прежние формы. Более того, если сопоставить жилые дворы северных крестьян

XVII века с крестьянскими дворами нечерноземного центра России и тем более черноземных пространств Центра и Юга на конец XIX века, то вместо прогресса мы обнаружим скорее упадок. К тому же, как это ни странно на первый взгляд, заметных различий между домами беднейших горожан (мещан), так называемых государственных крестьян и крепостных крестьян найти не удается до самого конца крепостного права. После его формальной отмены положение на длительный период еще ухудшается - почему?

Здесь нет возможности вникать в содержание сложного исторического процесса: происходило поступательное обнищание большей части крестьянства, сопряженное с ним «отходничество» (обычно семья не могла справиться с податями и повинностями, не отсылая на заработки кормильцев в город) и непрерывность раздела двора и имущества между наследниками. Наконец, и помещики, и царская администрация в равной степени перекладывали заботу о больных, увечных, сиротах на односельчан - и родственников, и соседей. Почему-то широко распространено представление, будто «раньше» повсеместно существовала огромная патриархальная семья, но факты этому решительно противоречат. Большая, неделенная семья периодически возникает в тех условиях, когда нужно было устраиваться на необжитом месте, поднимать целину, корчевать и выжигать для этого лес, наконец, в опасных пограничных районах Северного Кавказа, Нижнего Поволжья, Сибири или Приамурья.

В других ситуациях, да и на тех же местах, но двадцать - тридцать лет спустя начинался неудержимый процесс «отпочкования» малых семей. Уже к концу XVIII века постройка весьма скромного двора обходилась в весьма крупную по тем временам сумму от 40 до 150 рублей. Тщательные сегодняшние исследования выводят на свет не предположения и домыслы, за которые некогда резко критиковал народников В. И. Ленин, а факты, факты, факты… И вот, скажем, в 1797 году крестьянин Лукьян Иванов (крепостной) за «умножением семейства», выделяя старшего сына Василия, дал ему в «надел» часть дворовой и «тяглой» (то есть пахотной, с которой платилась подать) земли, лошадь, корову, запас ржи, овса и соломы. На постройку двора отец передал ему 45 рублей и право на деньги, розданные им в долг в Петербурге в отхожем промысле. Спустя 10 лет, при выделе младшего сына Федора, Лукьян также обеспечил его