Коллектив авторов - Литература 7 класс. Учебник-хрестоматия для школ с углубленным изучением литературы. Часть 2 Страница 27

«Лошади готовы: пора, сударь, ехать!» – раздался голос Григория Васильева, моего товарища по охоте и такого же страстного охотника, как я. Этот голос возвратил меня к действительности. Разлетелись сладкие грезы! Русачьи малики зарябили перед моими глазами. Я поспешно схватил со стены мое любимое ружье, моего неизменного испанца…

1. Охарактеризуйте образ русского помещика в очерке.

2. Сопоставьте крестьянское и помещичье восприятие зимы в очерке, объясните их различие.

3. Какие художественные средства использует автор для создания зримых образов зимней природы?

4. Напишите свой очерк зимнего дня.

Николай Алексеевич Некрасов

Русский поэт середины XIX столетия Н. А. Некрасов главной своей задачей поставил изображение народной души, богатства характеров и таланта русских крестьян.

Стихотворение «Школьник» построено как монолог, обращенный к крестьянскому мальчику, чей образ напоминает автору черты «архангельского мужика» – великого русского ученого М. В. Ломоносова.

Скажите, как в этом произведении передается лирическая позиция автора. Какие художественные приемы использует поэт для создания лирического настроения? Определите стихотворный метр и особенности рифмовки в этом произведении.

Школьник

– Ну, пошел же, ради Бога!Небо, ельник и песок —Невеселая дорога…Эй! садись ко мне, дружок! —

Ноги босы, грязно тело,И едва прикрыта грудь…Не стыдися! что за дело?Это многих славных путь.

Вижу я в котомке книжку.Так, учиться ты идешь…Знаю: батька на сынишкуИздержал последний грош[141].

Знаю, старая дьячихаОтдала четвертачок[142],Что проезжая купчихаПодарила на чаек.

Или, может, ты дворовый[143],Из отпущенных[144]?.. Ну что ж!Случай тоже уж не новый —Не робей, не пропадешь!

Скоро сам узнаешь в школе,Как архангельский мужикПо своей и Божьей волеСтал разумен и велик.

Не без добрых душ на свете —Кто-нибудь свезет в Москву,Будешь в университете —Сон свершится наяву!

Там уж поприще широко:Знай работай да не трусь…Вот за что тебя глубокоЯ люблю, родная Русь!

Не бездарна та природа,Не погиб еще тот край,Что выводит из народаСтолько славных, то и знай, —

Столько добрых, благородных,Сильных любящей душой,Посреди тупых, холодныхИ напыщенных собой!

1. Объясните смысл названия стихотворения.

2. Как и для чего используется в стихотворении антитеза?

3. Какие черты главного персонажа сближают его с образами Мужика из сказки M. Е. Салтыкова-Щедрина и Левши из одноименного произведения Н. С. Лескова?

4. Объясните особенности патриотизма Н. А. Некрасова.

5. Составьте ритмическую схему одного из четверостиший и охарактеризуйте рифмовку стихотворения, объясните, как ритм помогает выявить авторское отношение к образу школьника.

Лев Николаевич Толстой

Русский писатель-реалист второй половины XIX века Л. Н. Толстой по праву считается одним из лучших мастеров, изображавших внутренний мир человека. Он обладал умением передать «диалектику души» в удивительно жизненных образах, то есть показать внутреннюю жизнь персонажа в ее развитии, вызванном противоречиями человеческого характера.

Новелла «После бала» – один из маленьких шедевров мировой литературы. В этом произведении писатель изображает очень сложный, внутренне насыщенный человеческий характер, проявляющийся во всей полноте во время короткого рассказа о единственном эпизоде из его жизни.

Подумайте, почему в этой новелле писатель использует рамочную композицию. Какая важная проблема выносится автором в рамочное повествование?

Л. Н. Толстой мастерски использовал в своих произведениях возможности художественной детали.

Объясните значение таких деталей, как отсутствие боевых наград у полковника, его неуставные сапоги и замшевая перчатка. Проследите все случаи применения антитезы в новелле.

После бала

– Вот вы говорите, что человек не может сам по себе понять, что хорошо, что дурно, что все дело в среде, что среда заедает. А я думаю, что все дело в случае. Я вот про себя скажу.

Так заговорил всеми уважаемый Иван Васильевич после разговора, шедшего между нами о том, что для личного совершенствования необходимо прежде изменить условия, среди которых живут люди. Никто, собственно, не говорил, что нельзя самому понять, что хорошо, что дурно, но у Ивана Васильевича была такая манера отвечать на свои собственные, возникающие вследствие разговора мысли и по случаю этих мыслей рассказывать эпизоды из своей жизни. Часто он совершенно забывал повод, по которому он рассказывал, увлекаясь рассказом, тем более, что рассказывал он очень искренно и правдиво.

Так он сделал и теперь.

– Я про себя скажу. Вся моя жизнь сложилась так, а не иначе, не от среды, а совсем от другого.

– От чего же? – спросили мы.

– Да это длинная история. Чтобы понять, надо много рассказывать.

– Вот вы и расскажите.

Иван Васильевич задумался, покачал головой.

– Да, – сказал он. – Вся жизнь переменилась от одной ночи, или, скорее, утра.

– Да что же было?

– А было то, что был я сильно влюблен. Влюблялся я много раз, но это была самая моя сильная любовь. Дело прошлое, у нее уже дочери замужем… Это была Б… да, Варенька Б… – Иван Васильевич назвал фамилию. – Она и в пятьдесят лет была замечательная красавица. Но в молодости, восемнадцати лет, была прелестна: высокая, стройная, грациозная и величественная, именно величественная. Держалась она всегда необыкновенно прямо – как будто не могла иначе, – откинув немного назад голову, и это давало ей, с ее красотой и высоким ростом, несмотря на ее худобу, даже костлявость, какой-то царственный вид, который отпугивал бы от нее, если бы не ласковая, всегда веселая улыбка и рта, и прелестных, блестящих глаз, и всего ее милого молодого существа.

– Каково Иван Васильевич расписывает.

– Да как ни расписывай, расписать нельзя так, чтобы вы поняли, какая она была. Но не в том дело: то, что я хочу рассказать, было в сороковых годах. Был я в то время студентом в провинциальном университете. Не знаю, хорошо ли это или дурно, но не было у нас в то время в нашем университете никаких кружков, никаких теорий, а были мы просто молоды и жили, как свойственно молодости: учились и веселились. Был я очень веселый и бойкий малый, да еще и богатый. Был у меня иноходец[145] лихой, катался с гор с барышнями (коньки еще не были в моде), кутил с товарищами (в то время мы ничего, кроме шампанского, не пили; не было денег – ничего не пили, но не пили, как теперь, водку). Главное же мое удовольствие составляли вечера и балы. Танцевал я хорошо и был не безобразен.

– Ну, нечего скромничать, – перебила его одна из собеседниц. – Мы ведь знаем ваш еще дагерротипный[146] портрет. Не то что не безобразен, а вы были красавец.

– Красавец, так красавец, да не в этом дело. А дело в том, что во время этой моей самой сильной любви к ней был я в последний день масленицы на бале у губернского предводителя, добродушного старичка, богача-хлебосола и камергера[147]. Принимала такая же добродушная, как и он, жена его, в бархатном пюсовом[148] платье, в брильянтовой фероньерке[149] на голове и с открытыми старыми, пухлыми, белыми плечами и грудью, как портреты Елизаветы Петровны[150]. Бал был чудесный: зала прекрасная, с хорами[151], музыканты – знаменитые в то время крепостные помещика-любителя, буфет великолепный и разливанное море шампанского. Хоть я и охотник был до шампанского, но не пил, потому что без вина был пьян любовью, но зато танцевал до упаду – танцевал и кадрили, и вальсы, и польки, разумеется, насколько возможно было, всё с Варенькой. Она была в белом платье с розовым поясом и в белых лайковых перчатках, немного не доходивших до худых, острых локтей, и в белых атласных[152] башмачках. Мазурку отбили у меня: препротивный инженер Анисимов – я до сих пор не могу простить это ему – пригласил ее, только что она вошла, а я заезжал к парикмахеру и за перчатками и опоздал. Так что мазурку я танцевал не с ней, а с одной немочкой, за которой я немножко ухаживал прежде. Но, боюсь, в этот вечер был очень неучтив с ней, не говорил с ней, не смотрел на нее, а видел только высокую, стройную фигуру в белом платье с розовым поясом, ее сияющее, зарумянившееся, с ямочками лицо и ласковые, милые глаза. Не я один, все смотрели на нее и любовались ею, любовались и мужчины, и женщины, несмотря на то, что она затмила их всех. Нельзя было не любоваться.