Коллектив авторов - Полная хрестоматия для начальной школы. 2 класс Страница 36

– Зато в такой рубашке тепло, – возразил ему Ниссе и погладил рукой кукольную ночную рубашку. – Я никогда еще не спал в настоящей кровати, – сказал он, – так и хочется сразу же пойти и лечь.

– Давай ложись, – согласился Бертиль. – Мне все равно пора наверх. Того и гляди, придут мама с папой.

Ниссе быстро стащил с себя свою одежду, напялил кукольную ночную рубашку, прыгнул в постель, укутался простынкой и натянул на себя фланелевое одеяльце.

– О! – повторил он. – Я совсем сыт. И мне очень тепло. И я ужасно хочу спать.

– Тогда привет! – сказал Бертиль. – Я вернусь утром.

Но Ниссе уже ничего не слышал. Он спал.

…Назавтра Бертиль не мог дождаться, пока мама с папой уйдут. И чего они там копаются! Обычно Бертиль с грустным видом прощался с ними в прихожей. Но сегодня все было иначе. Не успела в прихожей за ними захлопнуться дверь, как он залез под кровать и спустился к Ниссе.

Ниссе уже встал и затопил печь.

– Это ничего, что я жгу дрова? – спросил он Бертиля.

– Ясное дело, ничего, можешь топить сколько хочешь, – ответил Бертиль и оглядел комнатку.

– Знаешь, здесь надо убрать, – предложил он.

– Да, не помешает, – согласился Ниссе. – Пол такой грязный, словно его никогда не мыли.

Бертиль уже поднимался по лестнице. Щетка для мытья пола и лоханка – вот что ему нужно! В кухне на столике для мытья посуды лежала старая, отслужившая свой век зубная щетка. Бертиль взял ее и отломил ручку. Потом он заглянул в посудный шкаф. Там была маленькая-премаленькая чашечка – мама подавала в ней желе. Бертиль налил в чашечку теплой воды из кастрюльки и положил туда кусочек мыла. Затем оторвал маленький уголок от тряпки, которая лежала в чулане. Все это он, как обычно, сложил возле крысиной норки. Ниссе снова пришлось помочь ему спустить все это вниз.

– Какая большущая щетка! – удивился Ниссе.

– Она тебе здорово пригодится, – сказал Бертиль.

И они начали мыть пол. Бертиль мыл, а Ниссе вытирал пол тряпкой. Вода в чашечке совсем почернела. Зато пол вскоре стал почти чистым.

– Садись сюда, возле лестницы, – пригласил Бертиль. – Тебя ждет сюрприз. Закрой глаза! Не смотри!

Ниссе закрыл глаза. Он слышал, как наверху, в своей квартире, шумит и что-то тащит Бертиль.

– А теперь открой глаза! – предложил Бертиль.

Ниссе так и сделал. И увидел – не больше не меньше: стол, угловой шкаф, два очень красивых креслица и две деревянные скамеечки.

– Такого я еще не видал никогда на свете! – закричал Ниссе. – Ты, верно, умеешь колдовать!

Колдовать Бертиль, конечно, не умел. Всю эту мебель он взял в кукольном шкафу сестренки Мэрты. Он прихватил оттуда и полосатый коврик из лоскутков, который Мэрта соткала на своем кукольном ткацком станке!

Сначала они расстелили коврик. Он закрыл почти весь пол.

– Ой, до чего уютно! – воскликнул Ниссе.

Но стало еще уютнее, когда шкаф занял свое место в углу, стол с креслицами поставили посреди комнаты, а обе скамеечки – возле печки.

– Подумать только, как хорошо можно устроиться! – вздохнул Ниссе.

Бертиль тоже подумал, что здесь хорошо, даже гораздо лучше, чем наверху, в его собственной квартире.

Они уселись в кресла и стали беседовать.

– Да не мешает и себя привести немного в порядок, – сказал Ниссе. – А то я такой ужасно грязный.

– А что, если нам выкупаться? – предложил Бертиль.

Чашечка из-под желе скоро наполнилась чистой, теплой водой, клочок старого рваного махрового полотенца превратился в чудесную купальную простыню, и хотя немного воды на лестнице расплескалось, все же той, что осталась, хватило, чтобы выкупаться.

Бертиль и Ниссе быстро сбросили одежку, залезли в лоханку. Вот здорово!

– Потри мне спину, – попросил Ниссе.

Бертиль сделал это с удовольствием. Потом Ниссе потер спину Бертилю, а потом они начали плескаться водой и пролили воду на пол. Но это не страшно – коврик они отодвинули в сторону, а вода быстро высохла. Потом они завернулись в купальные простыни, уселись на скамеечках возле горящей печки и стали рассказывать друг другу обо всем на свете. Потом Бертиль сбегал наверх, принес сахар и маленький-премаленький кусочек яблока, который они испекли на огне.

Но тут Бертиль вспомнил, что мама с папой должны скоро вернуться домой, и заторопился натянуть на себя одежку. Ниссе тоже стал одеваться.

– Вот было бы здорово, если бы ты поднялся со мной наверх, – размечтался Бертиль. – Ты бы мог спрятаться у меня под рубашкой, и мама с папой тебя бы не заметили.

Это предложение показалось Ниссе необыкновенно заманчивым.

– Я буду сидеть тихо, как мышонок! – пообещал он.

– …Что случилось? Почему у тебя волосы мокрые? – спросила мама.

Вся семья сидела за столом и обедала.

– А я купался, – ответил Бертиль.

– Купался? – переспросила мама. – Где же ты купался?

– В этой чашечке, – сказал Бертиль и, хихикая, показал на чашечку с желе, которая стояла посреди стола.

Мама с папой решили, что он шутит.

– Как хорошо, что Бертиль опять веселый, – обрадовался папа.

– Да, бедный мой мальчик, – вздохнула мама. – Как жаль, что ты целыми днями один.

Бертиль почувствовал, как под рубашкой у него что-то зашевелилось. Что-то теплое, очень-очень теплое.

– Не расстраивайся, мама, – сказал он. – Мне ужасно весело, когда я один.

И, сунув указательный палец под рубашку, он осторожно погладил Крошку Нильса Карлсона.

Алан Александр Милн

(1882 – 1956)

Баллада о королевском бутерброде

Король,Его величество,Просил ее величество,Чтобы ее величествоСпросило у молочницы,Нельзя ль доставить маслаНа завтрак королю.Придворная молочницаСказала: «Разумеется,Схожу,СкажуКоровеПокуда я не сплю!»Придворная молочницаПошла к своей коровеИ говорит корове,Лежащей на полу:«Велели их величествоИзвестное количествоОтборнейшего маслаДоставить к их столу!»Ленивая короваОтветила спросонья:«Скажите их величествам,Что нынче очень многиеДвуногие-безрогиеПредпочитают мармелад,А также пастилу!»Придворная молочницаСказала: «Вы подумайте!» —И тут же королевеПредставила доклад:«Сто раз прошу прощенияЗа это предложение.Но если вы намажетеНа тонкий ломтик хлебаФруктовый мармелад,Король, его величество,Наверно, будет рад!»Тотчас же королеваПошла к его величествуИ, будто между прочим,Сказала невпопад:«Ах, да, мой друг, по поводуОбещанного масла…Хотите ли попробоватьНа завтрак мармелад?»Король ответил: «Глупости!»Король сказал: «О Боже мой!»Король вздохнул: «О Господи!»И снова лег в кровать.«Еще никто, – сказал он, —Никто меня на светеНе называл капризным…Просил я только маслаНа завтрак мне подать!»На это королеваСказала: «Ну, конечно!» —И тут же приказалаМолочницу позвать.Придворная молочница,Сказала: «Ну, конечно!»И тут же побежалаВ коровий хлев опять.Придворная короваСказала: «В чем же дело?Я ничего дурногоСказать вам не хотела.Возьмите простокваши,И молока для каши,И сливочного маслаМогу вам тоже дать!»Придворная молочницаСказала: «Благодарствуйте!»И масло на подносеПослала к королю.Король воскликнул: «Масло!Отличнейшее масло!Прекраснейшее масло!Я так его люблю!»«Никто, никто», – сказал онИ вылез из кровати.«Никто, никто», – сказал он,Спускаясь вниз в халате.«Никто, никто», – сказал он,Намылив руки мылом.«Никто, никто, – сказал он,Съезжая по перилам, —Никто не скажет, будто яТиран и сумасброд,За то, что к чаю я люблюХороший бутерброд!»

Шарль Перро

(1628 – 1703)

Золушка

Жил когда-то дворянин, который женился вторым браком на женщине столь надменной и столь гордой, что другой такой не было на свете. У нее были две дочери, такого же нрава и во всем походившие на нее. И у мужа тоже была дочь, но только кротости и доброты беспримерной – эти качества она унаследовала от своей матери, прекраснейшей женщины.

Не успели сыграть свадьбу, как мачеха уже дала волю своему злому нраву: ей были несносны добрые качества этой девочки, из-за которых ее родные дочери всем казались еще более противными. Она поручила ей в доме самую грязную работу: падчерица мыла посуду и подметала лестницу, натирала полы в комнате хозяйки и ее дочерей – благородных девиц; спала она под самой крышей, на чердаке, на скверной подстилке, меж тем как сестры ее жили в комнатах с паркетными полами, где стояли самые модные кровати и большие зеркала, отражавшие их с головы до ног.

Бедная девушка терпеливо сносила все и не смела жаловаться отцу, который выбранил бы ее, ибо находился в полном подчинении у жены.