Валентин Томин - Избранные труды Страница 38

Но все же, как общее правило, телевидение способно дать зрителю более оперативную информацию, чем печать.

Радио, по крайней мере, так же оперативно, как и телевидение. Но телевидение имеет свои преимущества и перед радио. Телезритель в подавляющем большинстве изучает программы заранее, он знает, что его ждет. А (позволим себе повториться) направленное внимание эффективнее. Даже в тех случаях, когда телезритель не ждет определенной передачи, он все равно просматривает ее с начала и до конца, ибо он воспринимает все передачи подряд, что редко случается с радиослушателями. И еще, на первый взгляд, малозначительная, но нередко оказывающаяся решающей, деталь. Следователь, написавший статью, даже следователь, выступающий по радио, для большинства граждан – абстракция. Следователь же, выступающий перед телекамерой, входит в каждую квартиру конкретным лицом. Телезритель воспринимает его как живого человека. Данные психологии говорят о том, что при прочих равных условиях человек скорее окажет содействие конкретному, лично ему известному лицу. Особенно эффективной телевизионная передача будет в тех случаях, когда возможна передача изображения. Изображения преступника – для его розыска или получения новых сведений о нем. Изображения вещественных доказательств – для выявления их происхождения или розыска похищенного. Изображения потерпевших – для установления их личности[199]. (Речь идет о передаче в эфир прижизненных фотографий и рисунков.) Передача на телеэкраны изображения трупа, на наш взгляд, нежелательна.

Обычно портретное изображение на телевидении дается в течение 3–6 секунд. Но там речь идет об иллюстрации. В случаях же передачи фотографии или рисунка для сиюминутного (в момент передачи) или последующего опознания этого времени недостаточно. Учитывая, что 30-секундное экспонирование – это уже очень много: кадр надоест зрителю и, по существу, перестанет выдавать информацию, период нахождения изображения на экране должен избираться в интервале между 8-10 и 20–25 секундами[200], в зависимости от характера и качества изображения, количества деталей, времени, потребного для комментирования и т. д.

Нетренированное внимание (а оно таково у значительной части телезрителей) с одного раза может не схватить всех необходимых для опознания деталей изображения. Поэтому после того как в эфире прозвучали слова, объясняющие ситуацию и причины обращения к населению, изображение полезно дать на экране еще раз. Это можно сделать, в частности, в виде заставки, завершающей передачу.

Регулярно дает ориентировки для населения телевидение Риги.

В иностранной литературе содержатся сведения об использовании телепередач для того, чтобы предостеречь население от покупки незаконным образом приобретенного имущества[201].

Любопытный аспект свидетельской психологии иллюстрирует следующий случай использования возможностей телевидения. На улице 24-я Северная в г. Омске близ остановки автобуса в двенадцатом часу ночи неизвестная автомашина сбила несколько человек и, не останавливаясь, скрылась. Очевидцев происшествия установить не удалось. Не дал результатов и проведенный следователем совместно с работниками ГАИ обход близлежащих домов. Тогда следователь обратился в комитет по телевидению и радиовещанию. Первая передача результатов не дала. Сразу после повторной в Центральный РОВД, телефоны которого были названы, позвонила работница Шмаргунова, которая вместе со своим знакомым Лепешиным наблюдала происшествие и даже записала номер автомашины, сбившей людей. На вопрос, почему она не явилась в милицию по собственной инициативе, Шмаргунова ответила, что не думала, что это необходимо, и полагала, что в случае если органам внутренних дел понадобится помощь, то последует соответствующее обращение к населению по радио, телевидению или через газету.

Передачи воздействуют не только на интеллектуальную, но и на эмоциональную сферу телезрителя. Это воздействие должно учитываться при решении вопроса о передаче. Недопустим выпуск в эфир таких передач, которые могут вызвать панику среди населения, а также породить ненужные слухи[202].

Своеобразным методом привлечения населения к участию в расследовании уголовных дел является правовая пропаганда[203] и пропаганда органов МВД во всех ее формах. Выше мы говорили о выступлениях следователя и других сотрудников органов внутренних дел, посвященных конкретному, находящемуся в производстве, делу. Однако этим не исчерпываются все виды контактов с трудящимися. Нередки выступления с лекциями и беседами, в печати и т. д. на общеправовые, морально-этические и другие темы[204]. Эти лекции должны звать на борьбу с конкретными носителями пережитков прошлого. И оцениваться они должны, прежде всего, по тому, насколько эффективно они решают именно эту задачу.

Поясним на примере. Следователь систематически читал лекции и проводил беседы на определенном предприятии. На этом предприятии произошло хищение, расследование которого поручено этому же следователю. Вот тут-то и выяснится, насколько действенной была его агитационно-пропагандистская работа. Если следственные и иные мероприятия по делу пройдут при активном участии работников предприятия, значит его работу следует оценить положительно.

Задача привлечения трудящихся к оказанию помощи расследованию еще не решена до конца тем, что потенциальные помощники приняли решение об оказании содействия следователю. Прежде чем имеющиеся у населения сведения, предметы и документы станут способствовать достижению целей уголовного судопроизводства, нужно, чтобы они в максимально короткий срок, в возможно более полном и адекватном виде дошли до должностного лица, которое в них нуждается. Трансформация субъективного намерения гражданина в судебное доказательство (или в иную полезную для расследования форму) зависит от целого ряда моментов.

Однако это уже тема особого исследования.

Завершая изложенное, нам хотелось бы еще раз обратить внимание на следующее.

Привлечение населения к раскрытию и расследованию преступлений – это элемент следственного (и оперативного) мастерства. Этому делу надо учиться.

Если настоящая книга хоть в малой степени поможет практическим работникам организовывать привлечение населения к расследованию, мы будем считать свою задачу выполненной.

От первого лица (записки милиционера) (1976 год)

Милиционером мы всегда дорожили потому, что он охраняет наше спокойствие, помогает нашему благополучию. Милиционера мы всегда уважали потому, что видели в нем превосходного исполнителя долга. Мы его высоко ценили потому, что он то и дело рискует жизнью. Но думали ли мы когда-нибудь, что милиционера мы полюбим? Полюбим просто, сердечно, дружелюбно. Он привел нас к этому чувству. Привел великолепным соединением мужества с мягкостью, строгости с вежливостью, внимания с твердым руководством

«Товарищ милиционер!..» (Вместо введения)

Слово «милиционер» не слишком авантажно в восприятии. Мне самому оно почему-то режет слух. И когда меня или моего коллегу останавливают на улице возгласом: «Товарищ милиционер!», я думаю: а почему бы собеседнику не взглянуть на погоны и не обратиться по званию – товарищ полковник, например? Ведь работникам милиции присваиваются специальные звания. Есть сержанты, есть генералы милиции.

Из-за этого не очень понятного предубеждения я даже хотел в подзаголовке книги написать не два, а три слова: записки офицера милиции. Куда как солидно! Но отказался от этого, ибо получалось, что я отмежевываюсь от большой группы своих товарищей, имеющих звания младшего начальствующего состава и носящих старшинские, сержантские знаки различия и гладкие погоны рядовых. А ведь читателю в повседневной жизни чаще всего встречаются именно они – сотрудники административной (наружной) службы, зачастую не имеющие офицерских званий инспекторы дорожного надзора. Это в их адрес в первую очередь мечут громы и молнии мелкие хулиганы, недисциплинированные пешеходы или нарушившие правила движения водители. И к ним же стремглав бросается гражданин, попав в затруднительное положение, – за помощью, советом, наконец, просто за справкой…

Лейтенант милиции спешит на свидание

Она позвонила в двенадцать. Сказала, что приехала в Москву в командировку и будет ждать меня через два часа на площади Ногина.

Для того чтобы добраться от Высшей школы[205] до площади Ногина, нужен час времени (путь этот рассчитан до минут поколениями адъюнктов). Но мне не терпелось увидеть ее, и уже в двенадцать тридцать, на ходу надевая шинель, я выскочил на улицу. К остановке подруливал «икарус». Я хотел сделать рывок, но…