Ольга Шатаева - Этническая толерантность сотрудников организации г. Москвы Страница 4

Религия, по мнению З. Фрейда, возникает в результате обожествления праотца с целью загладить чувство вины, оставшееся после убийства праотца сыновьями. Э. Фромм рассматривает религию как то, что дает смысл существования и объект служения, причем объектом служения не обязательно является Бог. В таком более общем понимании «религиозное» отношение к жизни есть любовь в широком смысле этого слова: «Любовь – это не отношение к какому-то конкретному человеку, а установка, ориентация характера личности, определенное отношение человека к миру в целом»[25]. Называя любовь установкой и ориентацией, Э. Фромм приближается в этом вопросе к коммунологическому направлению, где любовь также рассматривается как принцип жизни индивида. Итак, цель психоанализа по преодолению враждебности в отношениях между индивидами, как ее понимал Э. Фромм, достигается посредством любви: «Он (человек) должен с любовью относиться к окружающим. Если в нем нет любви, то он лишь пустая оболочка, даже если сосредоточил в себе всю власть, все богатство и весь ум»[26].

Соглашаясь с экзистенциализмом, что мир представляет собой отчужденное бытие, Э. Фромм вместе с тем признает наличие в индивиде страстного желания соединения с себе подобными и способом преодоления отчуждения считает любовь, которая начинается с общения, с терпимого принятия другого. «Если я воспринимаю другого человека поверхностно, – заявляет он, – я воспринимаю главным образом то, что нас разделяет. Если я проникаю в суть, я ощущаю нашу общность, я ощущаю, что мы братья»[27].

Психоаналитическая версия толерантности сводится к следующим идеям. Во-первых, толерантность выступает в качестве морального правила, усваиваемого индивидом через воспитание и укореняющегося в психической структуре личности в составе сверх-Я. Во-вторых, способность к любви и толерантности возможно развить у индивидов с помощью метода психоанализа через психотерапевтическую практику или с помощью формирования плодотворной ориентации.

Практика, согласно, пожалуй, наиболее известному и влиятельному французскому социологу П. Бурдье, не есть нечто непрерывное, она является рядом последовательных действий, совершаемых в конкретных ситуациях. Смысл каждого действия задается какими-либо различиями, реализуемыми в этом действии, но в конкретном действии не могут быть реализованы все различия одновременно. Если речь идет о родстве, то на практике существует не однородное пространство однозначно понимаемых отношений генеалогии, но прерывистое множество «фрагментов родства, обретающих иерархический порядок и организацию согласно сиюминутным нуждам»; если о географическом пространстве – на практике оно выглядит как «прерывистое и содержащее пробелы пространство практических маршрутов»; если о календарном времени – практическое время состоит из «отдельных фрагментов длительности, несоизмеримых между собой и обладающих каждый своим ритмом»[28]. П. Бурдье хорошо иллюстрирует эти свойства практических действий на примере обмена дарами. Согласно П. Бурдье, обмен дарами, словами, действиями вообще следует признать «объективно необратимой, относительно непредсказуемой последовательностью, которую создают агенты своей практикой, то есть рядом необратимых решений, в которых и посредством которых они темпорализуются»[29]. Между отдельными действиями существует смысловая связь, и существует она благодаря практической заинтересованности действующего индивида в результате практической вовлеченности его в ситуацию. Практический смысл действия нельзя описать, игнорируя темпоральную связанность отдельных событий. По аналогии, практический смысл, о котором пишет Бурдье, может быть понят как событие, выражаемое действие. В качестве события он не совпадает ни с сознательным намерениям субъекта, ни с универсальной бессознательной моделью, ни с совокупностью объективных факторов, влияющих на действие. Не совпадает но и с самим действием, так как действие и его смысл следует различать. Далее, смысл действия выражается не этим действием, а последующими действиями. Или иначе, всякое действие выражает смысл предшествующих действий. В этом и заключается смысловая связь действий, преодолевающая их дискретность.

Итак, социальная реальность событийна. Наш мир пульсирует от действия к действию, и каждое событие – это новый непредсказуемый заранее смысл. При этом существует смысловая преемственность событий, ткущая ткань наших миров. Мир каждого человека состоит из событий, в которых он участвует своими действиями, совместные миры взаимодействий и коммуникаций состоит из событий, общих для той или иной группы людей. Как такое истолкование реальности должно отразиться в понимании толерантности? Она может быть понятна не просто как условие совместного бытия с другими, но и как укорененность в событии, готовность к событию, открытость принципиально новому смыслу, способность к смыслообразованию и взаимодействию.

Толерантность, таким образом, обеспечивает целостность мира и преемственность взаимодействий. Каждый раз, когда мы сталкиваемся с событием, за которым стоит неизвестный нам мир другого, мы переживаем кризис нашего мира и стремимся преодолеть его, подобно тому, как шизофреники пытаются удержать в единстве свое собственное тело. Начиная действие, мы исходим из единого мира, который не сохраняется в качестве такового, но дробится на множество миров и поэтому требует сборки, склеивания. Непрерывно происходящее в процессе взаимодействия согласование описаний мира обеспечивают онтологическую уверенность, компенсируя ужас перед небытием. Толерантность – это способность согласовывать различные описания мира, способность к порождению совместного с другими людьми смысла.

Понимая таким образом толерантность – это не моральный или религиозный принцип, не императив терпимости. Это умение говорить с другим человеком на его языке, опят исполнения различных ситуаций, умение играть в различные социальные игры. С этой точки зрения, более толерантный человек практически владеет смыслами, недоступными менее толерантному. Поэтому он в большей мере готов к событиям, выражаемым действиями других, к тому, чтобы последующие события были выражены уже взаимодействием.

Проблемы, имеющие определенное отношение к толерантности, содержатся в работах П. Бурдье, посвященных исследованию и анализу стилей жизни и суждений о вкусе различных социальных групп. Наиболее полно данная проблематика представлена в одной из главных и наиболее цитируемых его работ «Различия. Социальная критика суждения»[30]. В книге представлены результаты масштабного исследования, которое затронуло все основные области культурного потребления: живопись, литературу, музыку, кино, а также кулинарные предпочтения и политические пристрастия.

П. Бурдье утверждает, что боязни чужестранцев, племенная воинственность и политика исключения – все это проистекает из сохраняющейся поляризации представления о свободном и безопасном существовании. При этом, по его мнению, соответствующие представления и вкусы не являются чем-то «данным от бога или результатом свободного выбора индивида, но вытекают из его социальных условий социализации и наличного положения в обществе». Для большинства людей такая поляризация означает возрастание их бессилия и незащищенности, препятствует практическому воплощению того, что новый индивидуализм провозглашает в теории и обещает, но не может обеспечить подлинной и радикальной свободы самоопределения и самоутверждения. Поляризуются не только доходы и богатство, продолжительность и условия жизни, но и – причем, возможно, в наибольшей степени – право на индивидуальность. И пока сохраняется такое положение вещей шанс снять наложенное на чужестранцев клеймо остается небольшим, а возможности для этнических чисток и «балканизации» человеческого сосуществования – значительными.

II. Полипарадигмальный подход к рассмотрению категории «этнос»

Изучением этноса, его появления и развития занимались многие как западные, так и отечественные социологи. В рамках дипломной работы я остановлюсь на трудах Т. Парсонса, М. Вебера, К. Маркса, У. Самнера, П. Сорокина, Гумилев Л. Н. и др. ученых.

Т. Парсонс характеризует этнос как «связанный с генетическим родством культурный феномен». При этом речь идет не только о проблеме происхождения этничности из кровного родства, но и о существовании реального (хотя порой и весьма расширенного, почти условного) популяционного единства внутри этнической общности. Эндогамия служит необходимым условием существования этноса – «общность крови является связкой, закрепляющей естественную прочность нации [в смысле «этноса»][31]».