Валерий Астапов - Тревога и тревожность. Хрестоматия Страница 48

– не управляется различными формами сокращения активности и осознанности, такими как подавление, развитие симптомов, и различными защитными механизмами.

Определить невротическую тревожность можно только тогда, когда присутствует субъективный подход к проблеме – т. е. подход, основанный на оценке интрапсихических процессов индивида.

Наверное, будет полезным остановиться более подробно на том, почему субъективный аспект важен для понимания сущности невротической тревожности.

Если бы можно было выразить проблему тревожности объективно, т. е. с точки зрения относительных возможностей индивида адекватно реагировать на угрожающую ситуацию, то вполне законно было бы утверждать, что нет нужды различать невротическую и нормальную тревожность. Все, что можно было бы сказать, это то, что индивид, находящийся в состоянии тревожности, менее чем другие способен совладать с угрозами. Например, при слабоумии или поражении головного мозга (больные Гольштейна) нельзя признать обычную (частую) восприимчивость к угрозам невротической. Насколько известно, угрозы, вызывающие частую и сильную тревожность, объективно являются для больных реальными угрозами.

Каждый из нас был свидетелем того, как люди тревожатся в ситуациях, которые нельзя назвать угрожающими ни по своей природе, ни по интенсивности переживаний. Человек зачастую осознает, что причина тревожности являет собой относительно незначительное событие, что опасение «глупо» – и все же по-прежнему испытывает тревогу. Зачастую люди, реагирующие на относительно незначительные угрозы так, будто те влекут катастрофические последствия, описываются как личности, несущие «чрезмерный заряд» тревожности.

Однако это – вводящее в заблуждение описание. В действительности эти люди чрезмерно уязвимы для угроз, и проблема заключается в том, почему они так уязвимы.

Благодаря Фрейду внимание ученых фокусировалось на внутренних психологических процессах и конфликтах, делающих индивида неспособным совладать с относительно незначительной объективной угрозой. Таким образом, проблема невротической тревожности сужается до вопроса о понимании внутренних психологических процессов, лежащих в основе чрезмерной уязвимости индивидов перед лицом угрозы.

Фрейд в одной из своих ранних публикаций говорит, что невротическую тревожность от объективной отличает то, что объективная тревожность ссылается на «реальную» внешнюю угрозу, а невротическая тревожность есть страх чьего-то «побуждающего требования». Значение данного отличия заключается в том, что оно лежит в основе субъективной локализации невротической тревожности. Но, принимая во внимание то, что внутреннее побуждение индивида составляет угрозу только в том случае, если его выражение имеет своим результатом «реальную» опасность, такую как наказание или неодобрение других людей, утверждение Фрейда не является абсолютно точным. И впоследствии он до известной степени изменил свою раннюю точку зрения.

Невротической является тревожность, возникающая не в связи с объективной слабостью, а благодаря внутренним психологическим процессам и конфликтам, препятствующим использованию индивидом собственных сил, т. е. когда невозможность адекватно справиться с угрозой является не объективной, а субъективной.

В целом эти процессы берут начало в раннем детстве, когда ребенок объективно был еще не в состоянии встречать проблемы угрозы межличностной ситуации и одновременно не мог сознательно воспринимать источник угрозы (например, родительские отклонения). Следовательно, подавление объекта тревожности является центральной характеристикой невротической тревожности. Хотя в общем виде подавление личности начинается с взаимоотношений детей и родителей, оно сохраняется в виде подавления страха угрозы на протяжении всей жизни человека.

Подавление страха угрозы приводит к тому, что индивид не знает источника своего опасения. Таким образом, в невротической тревожности присутствует особая причина «беспредметности» аффекта, дополняющая общий источник беспредметной сути тревожности.

Подавление, блокировка сознания, происходящая при невротической тревожности, делает индивида более уязвимым для угрозы, а следовательно, усиливает невротическую тревожность.

Во-первых, подавление страха угрозы обостряет внутриличностные противоречия, чем ограничивает пределы психологического равновесия и создает условия для возникновения угроз в повседневной жизни.

Во-вторых, подавление сокращает возможности индивида различать реальные опасности и противоборствовать им. Например, человек, большей частью подавивший в себе агрессию и враждебность, в то же самое время может занять уступчивую и пассивную позицию по отношению к окружающим, что, в свою очередь, увеличивает вероятность его эксплуатации со стороны общества.

Наконец, подавление усиливает чувство беспомощности индивида, а следовательно, ограничивает его внутреннюю свободу.

X. Айзенк

Психологические теории тревожности[27]

Все три термина, использованные в названии этой главы, допускают различные толкования, поэтому автор счел необходимым остановиться на том, что именно он подразумевает под каждым их них. Термин «теория» обозначает некое туманное предчувствие, основанное на некоторых клинических наблюдениях и не подтвержденное эмпирически. С другой стороны, теорией можно назвать логическую и строгую научную гипотезу с проверяемыми следствиями, основанную на экспериментальных данных. Если эти два варианта считать полюсами некоего континуума, то теории тревожности, существующие в настоящее время, расположатся на всем его протяжении. Мы решили, что в этой главе стоит подробно рассмотреть лишь последовательные и строго научные теории, основанные на экспериментальных исследованиях с результатами, проверенными в лабораторных и клинических условиях. Ниже мы покажем, что этим требованиям удовлетворяет лишь одна психологическая теория, в целом обязанная своим существованием Павлову и Уотсону, хотя ее основные принципы в последние годы претерпели некоторые изменения.

Определение «психологический» тоже вызывает ряд вопросов; обычно его противопоставляют понятию «физиологический» и отождествляют с такими прилагательными, как «психический» или «когнитивный». Мы считаем, что лучше всего тревожность исследуется в рамках теории, совмещающей когнитивный и физиологический подходы, а не противопоставляющей их. В конечном счете, когниции, воображение, мысли и другие явления обязательно должны иметь в нервной системе физическую, материальную основу. Хаксли (Huxley) в связи с этим сказал: «Нет психоза без невроза», имея в виду, что не существует психического явления без физиологической составляющей. Мы не будем сколь-нибудь подробно обсуждать физиологические факторы, зато обратим внимание на различные интерпретации термина «психологический».

Термин «тревожность» далеко не так прост, как это может показаться на первый взгляд. Даже психологи и психиатры зачастую придерживаются в отношении тревожности «теории глыбы» (lump theory), как ее назвал Рахман (Rachman, 1978). Согласно этой точке зрения, тревожность имеет много проявлений (поведенческих, психических, физиологических), связанных воедино так, что встревоженный человек обнаруживает их все одновременно. Данные проявления можно измерить, и это позволяет определить, когда человек испытывает тревогу, а когда – нет. Ланг (Lang, 1967) одним из первых показал ошибочность такой точки зрения на тревожность, поскольку оказалось, что та представляет собой группу свободно связанных элементов.

Это одна из причин больших споров о природе тревожности, о законах ее возникновения и исчезновения, ее роли в неврозе. Дело в том, что исследователи и теоретики часто рассматривали различные стороны и аспекты тревожности и, соответственно, приходили к разным выводам. В работах Рахмана и Хадсона (Rachman and Hodgson, 1974) содержится подробное обсуждение экспериментальных и клинических данных, поддерживающих эту точку зрения в противовес «теории глыбы».

Как отмечают авторы, тревожность обычно принято считать комбинацией представлений, поведения избегания и конкретного нарушения. Несколько позднее было установлено, что эти три компонента в значительной степени не зависят друг от друга. На основании разнообразных данных и клиницисты, и экспериментаторы пришли к выводу, что необходимо различать тревожность и избегание. Избегающее поведение может меняться в соответствии с изменением страха, разнонаправленно или вообще независимо от страха.

Рахман и Хадсон (Rachman and Hodgson, 1974) предложили обозначать равнонаправленное изменение тревожности и избегания термином «синхрония», а разнонаправленные изменения – термином «десинхрония». Они считают, что, объясняя явления тревожности и избегания, необходимо исходить из различных обоснований. Это не всегда верно. Конечно, избегающее поведение основано на тревожности, вызванной устрашающим объектом или ситуацией, однако избегание, безусловно, представляет собой более сложный тип поведения, чем тот, который можно объяснить, используя лишь термин «тревожность». В конечном счете поведение определяется равнодействующей комплекса сил, воздействующих на индивида в ситуации, где тревожность – лишь одна из составляющих этого комплекса. Например, человек, испытывая сильную тревогу перед публичным выступлением, тем не менее не откажется от него, уступая воздействию мотивирующих сил, – стремлению не показаться смешным, страху потери дружеского уважения, – оказавшихся сильнее тревожности. Поэтому можно считать, что в иерархии психологических явлений, осознанных человеком, тревожность занимает более низкое место, чем избегающее поведение. Избегающее поведение обычно является признаком тревоги, но его отсутствие еще не означает отсутствие тревоги – просто в данном случае есть дополнительные альтернативные источники мотивации.