София Михайлова-Штерн - Шопен (картины из жизни) Страница 5

— Я очень боюсь! Я знаю, что Фричек сам не участвует в подготовка восстания. Но все его друзья, конечно, принимают самое горячее участие, и все, конечно, попадутся. Они, правда, сберегают его и отстраняют от всех дел, но лучше пусть он уедет.

- Они правы. Фридерик гораздо больше сделает для славы Польши как гениальный артист, чем как слабый воин на поле битвы, — заметил Эльснер.

— Ну, Фричек, наконец, окончательно решил ехать, хотя и с большой неохотой! — проговорил Мохнацкий, входя в комнату.

— Я очень рад, у меня на душе легче стало. Так удачно, что Войцеховский собрался ехать, это его подвинуло, — радовался Николай Шопен.

— Это я написал Войцеховскому, чтобы он выехал ради Фричека, а то бы его не выпроводить. Нет, война будет скоро, а его надо беречь. В нем и Мицкевиче наша слава. Мицкевич в Риме, а Шопен пусть едет в Вену, так мы их обоих сохраним, — уверенно говорил Мохнацкий.

— Да, Фридерик — музыкальный гений, он будет славой и украшением Польши. Я многого жду от него, — поддержал Мохнацкого Эльснер.

Эти уговоры Фридерика происходили в квартире Шопена в начале октября 1830 года.

В июле 1830 года во Франции вспыхнула революция. Была изгнана династия Бурбонов, а вместо них избрали Луи-Филиппа, герцога Орлеанского, который обещал народу различные блага и реформы и, конечно, впоследствии, как и все короли, обманул народ. Но под влиянием этой июльской революции заволновались другие страны. Начались волнения в прирейнских провинциях Германии. Заволновалась и Польша, находившаяся под властью России. Царь Николай I только что был в Варшаве и ответил весьма суровым отказом на справедливые требования поляков относительно притеснений, творимых русскими чиновниками. Нового короля Франции, как "избранного", а не наследственного, он отказался признать, и, повидимому, между Францией и Россией готовилась война. Поляки учитывали, что война даст им возможность вернуть свою национальную свободу.

Польское крестьянство, как и русское, было тогда в рабской зависимости от своих господ. Современных фабрик и заводов не было, были небольшие мануфактуры, на которых работали крепостные и частью свободные от крепостной зависимости городские жители. Волновалось и готовилось к восстанию за национальную свободу главным образом население городов и дворянско-помещичье сословие, шляхта, которая в Польше была довольно многочисленна. В Польше было много мелких шляхтичей-однодворцев, все поместье которых заключалось в небольшом поле, усадьбе и огороде. Такое владение шляхтич обрабатывал сам со своей семьей. В отплату за земельное владение он должен был по первому призыву правительства являться на войну на собственной лошади и с собственным вооружением.

Вот это-то многочисленное сословие, затем уже помещики, владевшие небольшими и крупными имениями, городские ремесленники и мелкая буржуазия стремились освободиться от угнетавшей их власти русского царизма. Царское правительство старалось выкачать из польского народа побольше денежных средств, облагало народ налогами и вводило различные законы, которые стесняли жизнь поляков.

Царское правительство стягивало в Польшу войска, якобы на случай войны с Францией. Начались аресты в Варшаве среди учащейся молодежи, и ясно было, что вскоре и в Польше вспыхнет революция.

Николай Шопен волновался за сына, а Эльснер за своего любимого ученика, на которого он возлагал столько надежд. Товарищи Фридерика по лицею и консерватории почти все принимали участие в подготовке к восстанию. Один только Шопен, поглощенный музыкой и музыкальным творчеством, мало замечал, что творится кругом. Товарищи Фридерика нарочно старались держать его дальше от всяких политических дел, многое скрывали от него, считая, что он, при его слабом здоровьи, никуда не годный воин, а видели в нем будущую славу Польши, глубоко веря в его гений. Поэтому Мохнацкий и другие товарищи старались всячески выпроводить Фридерика заграницу, понимая, что если он останется в Варшаве, то, в случае восстания, примет и даже должен будет принять в нем участие — и, вполне возможно, погибнет.

Пришлось Фридерику готовиться к отъезду. На прощание он дал концерт. Концерт имел обычный огромный успех. Фридерик играл свои произведения для фортепиано с оркестром и для одного фортепиано. На другой день об этом "прощальном" концерте коротко упомянула одна только газета. Остальные газеты и журналы обошли концерт полным молчанием, между тем как раньше и до концерта и после каждого концерта Фридерика о нем много писали. Очевидно, растущий успех и слава Фридерика даже в его родном городе стали поперек дороги другим музыкантам. Начиналась вражда по отношению к молодому, гениальному композитору.

После шумной прощальной вечеринки, которую ему устроили друзья и товарищи, пришлось Шопену сказать "прости" Варшаве, родным и друзьям и двинуться в широкий свет из-под теплой опеки родителей, чтобы самому пробивать себе путь-дорогу.

9. Холодный прием в веселой Вене.

Фридерик направился в столицу Австрии, Вену, где он намеревался остановиться подольше, чтобы дать там несколько концертов. У него были с собой письма к различным влиятельным лицам. Да и сам он имел там знакомства в музыкальном мире, так как в 1829 году был не надолго в Вене и даже дал там с большим успехом два концерта.

Только что успели Шопен и Войцеховский приехать в Вену (причем сто лет тому назад железных дорог не было, ехать приходилось на лошадях, а до Вены езды было восемь дней), найти себе квартиру, устроиться, немного отдохнуть, побывать у разных знакомых и влиятельных лиц, как пришло известие о революции в Варшаве.

Воицеховский немедленно собрался в путь, хотел ехать и Шопен, но пришло письмо от родителей, умолявших его остаться в Вене. Воицеховский и другие поляки, находившиеся в Вене, хотя и собирались сами уезжать, уговаривали Шопена остаться. Целая ночь прошла в спорах и уговорах, и, наконец, Шопена уговорили остаться, уверяя, опять-таки, что там он, как слабый воин, мало поможет, а здесь он больше сделает, прославив Польшу, как артист.

Воицеховский и другие приятели Шопена, находившиеся в Вене, уехали, а Шопен остался, подчинившись с болью и тоской общему решению.

Понятно, что такое тревожное состояние духа и беспокойство за родных угнетающе действовало на настроение Шопена. Он и не думал хлопотать об устройстве концерта. Трудно играть, когда душа полна тревоги. Да и Шопен вскоре заметил, что в этот приезд его принимают иначе, чем в прошлый.

Причин для холодного отношения было много, но главная причина была чисто политического характера. Польша в то время была захвачена и разделена на три части, между тремя окружающими ее государствами: Германией, Австро-Венгрией и Россией. Сильнее всех угнетала свою часть Польши Россия; в Австрии полякам жилось сравнительно легче. Но, во всяком случае, раз восстание вспыхнуло в одной части Польши, надо было ждать, что откликнутся и примут участие и остальные части Польши; это, конечно, не могло нравиться австрийцам.

В столице Австрии - Вене - к полякам относились осторожно и недоверчиво, и все польское было не в моде. Шопен уже не встретил прежнего радушного приема у влиятельных лиц, а без них устроить концерт было невозможно.

Затем, музыканты Вены теперь видели в молодом пианисте и композиторе не приезжего гостя, а конкурента, собиравшегося основаться заграницей надолго, конкурента тем более опасного, что они сами признавали в нем большой талант. Личные интересы были дороже всякой справедливости. Поэтому музыканты тоже всячески затрудняли ему устройство концерта.

Сначала из Варшавы получались известия, что поляки побеждают, но затем стало известно, что на Варшаву двинуто много войск из России. Встревоженный Фридерик не находил себе места, он бродил по улицам и бывшим крепостным валам Вены. В этих прогулках ему вспоминались победоносные войска польского короля Яна Собесского, когда-то, много лет назад, спасшего Вену от турецкого нашествия. Ему казалось, что он слышит топот конницы и шум битвы.

Все эти тревоги и ощущения он выразил потом в своих произведениях — полонезах fis-moll и As-dur.

Шопен писал своему другу Яну Матушинскому, получив от него весть о том, что приближается день решительной битвы под Варшавой:

"Друзья мои, что вы делаете, воздвигаете валы под Варшавой, готовитесь к битве! Ах, отчего я не с вами, если не с ружьем в руках, то хотя бы барабанщиком".

А вокруг него Вена веселилась. Столицу Австрии недаром называли "веселой Веной". Нигде столько не танцовали, столько не вальсировали, как в Вене. Два известных композитора вальсов — Штраус и Ланнер — вполне завладели вниманием публики. Вальсы они сочиняли десятками, и вся Вена, танцуя под их изящные мелодии, делилась на два лагеря: сторонников Штрауса и сторонников Ланнера. Газеты и журналы писали о них гораздо подробнее и с большим энтузиазмом, чем о бессмертных творениях Моцарта и Бетховена.