Юрий Дмитриев - Соседи по планете: Домашние животные Страница 58

Это относится и к лошадям, и к другим животным-математикам. То же и с «устным счетом»: по сигналу дрессировщика собака начинает лаять и продолжает лаять до тех пор, пока не увидит условный сигнал. А подает его хозяин в нужный момент. Например, спросили собаку, сколько будет шесть умноженное на два. Собака начинает лаять. Когда она пролаяла двенадцать раз, дрессировщик подает сигнал, и собака тут же умолкает. Ответ на вопрос правильный!

Лошади и ослики отбивают копытами нужное число ударов и прекращают удары по незаметному зрителям сигналу дрессировщика.

Животные-математики, как мы уже говорили, — фокус. Об этом многие догадываются или даже знают и не сердятся на такой «обман» — все равно интересно смотреть.

А вот с орловским рысаком Умным Гансом было совсем иначе — многие люди были абсолютно уверены, что лошадь обладает математическими способностями. И не только математическими, но и лингвистическими — понимает вопрос, заданный ей не только по-немецки (эта лошадь жила в Германии), но и по-французски, и по-английски. Она подходила к грифельным доскам, на которых были написаны различные слова, и безошибочно выбирала предложенное ей слово (указывала на него мордой). Она отвечала и на очень сложные вопросы: на какой день недели, например, падало определенное число, — отбивала копытом один раз, если падало это число на понедельник, два — если на вторник, три — на среду и так далее. Ганс мог играть и в карты: если требовался туз, он ударял копытом один раз, король — два, дама — три, валет — четыре раза. Если видел десятку, бил копытом десять раз.

Но особенно способен он был в математике — делил и умножал, складывал не только целые числа, но и дроби, отбивая сначала знаменатель полученного числа, потом — числитель.

Его хозяин Вильгельм фон Остен не делал из своего Ганса секрета: любой желающий мог посетить небольшой дом на Грибеновштрассе в Берлине, где по мощеному дворику разгуливал Ганс, и собственными глазами убедиться в способностях лошади.

Началось все в конце прошлого века. Фон Остен очень любил лошадей и считал, что люди недооценивают их способностей. И если уж не все лошади способны логически мыслить, то некоторые — определенно. И в частности — Ганс.

Четырнадцать лет — в жару и мороз, в ненастье и в хорошую погоду, не пропуская ни одного дня, — фон Остен, горевший желанием, как он сам говорил, «доказать способность лошади к мышлению», занимался со своим питомцем. Ганс был способным учеником, и если не так уж быстро усваивал уроки хозяина, то, усвоив их, помнил все прочно.

В 1901 году о необыкновенной лошади стало широко известно. Сотни, может быть, тысячи статей в газетах, журналах были посвящены Умному Гансу, о нем писались серьезные ученые труды. Очевидцы рассказывают, что «работа» Ганса производила неизгладимое впечатление. Лошадь отвечала на вопросы не только правильно, но делала это четко и совершенно не задумываясь. В способности Ганса поверили и некоторые серьезные ученые. Тем более, что обвинять в плутовстве фон Остена не было оснований: он не брал ни с кого денег за демонстрацию «работы» Ганса. Однако было немало людей, которые не хотели или не могли поверить в способности Умного Ганса, считали, что это — либо дрессировка, либо какой-то хитрый трюк. В сентябре 1904 года была создана специальная комиссия во главе с известным в то время психологом профессором К. Штумпфом. Хозяин Ганса не возражал — он-то ведь точно знал, что Ганс действительно мыслит и разговаривает. (Или по крайней мере был твердо убежден в этом.)

Комиссия подтверждает: да, действительно, Гансу никто не подсказывает, никто не помогает. Таким образом, вопрос о дрессировке был исключен. Но если так — необходимо очень внимательно изучить способности необыкновенной лошади.

Для этой цели была создана вторая, еще более серьезная комиссия.

Теперь уже не для проверки — дрессирован ли Ганс, а для проверки самого Ганса.

Работа проводилась в присутствии объективных свидетелей, и с первых же дней Ганс подтвердил, что он не зря звался Умным: он спокойно отвечал на вопросы, кивая головой сверху вниз, если ответ давал положительный, или качал головой из стороны в сторону, если хотел сказать «нет». Он и задачи решал, и слова угадывал, и дни недели определял точно. Да, все так. И тем не менее…

Еще в XIX веке было доказано рядом крупных ученых, что человеку очень часто бывает трудно, а порой даже невозможно скрыть свои мысли: непроизвольное движение рук или губ, выражение глаз, положение тела, даже дыхание могут выдать человека. Молодой ученый Оскар Пфунгст — тогда помощник Штумпфа, впоследствии известный психолог — предположил, что человек, сам, конечно, того не подозревая и не желая, как-то помогает лошади, подсказывает ей положительный или отрицательный ответ, сообщает, сколько раз стучать копытом. (Точнее — когда перестать стучать.) Ну, например, человек спрашивает, сколько будет пять помноженное на пять. Лошадь начинает отбивать копытом удары. Человек внимательно следит за ногой лошади или напряженно считает число ударов. Вот лошадь ударила двадцать четвертый раз. Слушающий напрягся еще больше… Двадцать пятый… Человек сделал какое-то непроизвольное движение, или вздохнул, или глотнул воздух, или чуть поднял голову — для Ганса это оказывалось достаточным, служило сигналом, что больше не надо стучать копытом.

Или — отгадывание слов. Вот лошадь подошла к одной доске. На ней нет нужного слова. И она видит, что наблюдающие за ней люди спокойно смотрят на эту доску. Следующая — то же самое. Но вот лошадь подошла к доске, где написано слово, которое она должна отгадать. И увидала, как экзаменаторы чуть-чуть изменили позы, чуть вытянули шеи, чуть напряглись. И Гансу — удивительно наблюдательному Гансу — было достаточно, чтоб понять: это именно то самое слово, или та самая доска, на которую надо указать. Казалось бы — все просто. Но у Умного Ганса было много сторонников и защитников. И они сами пошли на то, чтоб проделать с Гансом эксперимент: скрыли хозяина от глаз лошади ширмой. Теперь уж никакие жесты или мимика не могли помочь Гансу. И все-таки он продолжал достаточно верно складывать, вычитать, умножать и делить (хотя на этот раз иногда и ошибался).

Телепатия — передача мыслей на расстоянии — так объясняли это многие. Другие были еще более категоричны — лошадь умеет считать. Но Оскар Пфунгст был упрям. Он предложил новую серию экспериментов: лошади задавал вопрос человек, не знавший ответа на него. И тут-то все и выяснилось: когда экспериментатор знал ответ, то и Ганс давал правильный ответ в 98 случаях из 100. Если же экспериментатор сам не знал ответа — Ганс в 90–95 случаях из 100 ошибался. (5-10 процентов угадывания вполне можно отнести к случайностям.)

Пфунгст тщательно проверил все «способности» Ганса. Естественно, никаких языков — ни немецкого, ни французского, ни английского — он не знал. Но «понимал» любой — звук человеческого голоса служил для него сигналом, и он начинал отстукивать ответ, а едва уловимое движение спрашивающего — сигналом для прекращения стука. И все-таки это была лошадь далеко не заурядная, и не зря звалась Умным Гансом. Но талант у нее был не математический и не лингвистический, а талант наблюдателя. Причем очень тонкого: Пфунгст в лаборатории и во время экспериментов с Гансом тщательно измерил движения, которые непроизвольно делал человек, задававший вопросы. Они зачастую оказывались почти неуловимыми — какие-то миллиметры. Но для Ганса этого было достаточно: он их улавливал. Значит, уникальная острота зрения плюс удивительная наблюдательность. Ну, а как же тогда понять правильные ответы на вопросы человека, спрятанного за ширмой? Оказывается, у Ганса было не только острое зрение, но и необыкновенный слух — он подмечал малейшие интонации, крошечные паузы, совершенно неразличимое для человека изменение частоты или глубины дыхания спрашивающего. И это тоже было сигналом для лошади.

Итак — Ганс оказался обыкновенной лошадью (то есть не умел ни читать, ни считать, ни мыслить логично, ни отвечать на вопросы), но лошадью с необыкновенным зрением, слухом и необыкновенной, просто феноменальной наблюдательностью.

Однако вывод комиссии удовлетворил далеко не всех. По-прежнему еще немало людей были убеждены, что Ганс способен мыслить. Особенно упорен был Карл Краль, работавший одно время вместе с Остеном, а с 1909 года, после его смерти, ставший владельцем Ганса. Краль продолжал упорно работать с Гансом и еще больше расширил его «репертуар». Мало того, он приобрел двух арабских жеребцов — Мухамеда и Царифа и занялся их воспитанием. Вскоре и эти лошади обнаружили недюжинные математические способности. Потом появился пони Гансхен, не менее талантливый, чем Ганс, Мухамед и Цариф, и, наконец, слепая лошадь Берто, не уступающая в «гениальности» своим сородичам.