Юрий Дмитриев - Соседи по планете: Домашние животные Страница 60

Тонкий слух? Безусловно. А может быть, и еще чувство ритма? Конечно.

Все, кто видел в цирке или на эстраде дрессированных животных, обращали, конечно, внимание, что они работают в сопровождении музыки, или, как говорят, «под музыку». Врожденное чувство ритма помогает им усвоить «уроки», веселит их и бодрит.

Значит — чувство ритма? Безусловно. А может быть, музыкальные способности? И это не исключено. Во всяком случае, к собакам это можно отнести. Возможно, зоопсихологи или физиологи назовут это как-то иначе. Мы же, увидав и услыхав подпевающую своему хозяину или какому-нибудь музыкальному инструменту собаку (а такое бывает нередко), всерьез думаем о какой-то собачьей музыкальной одаренности.

Однако не будем делать никаких выводов. Да и как мы их можем делать (если говорить серьезно), когда ученым далеко не все ясно, когда исследования в этой области только-только начинаются.

Умеют ли животные считать? Умный Ганс не умел. Собаки, выступающие в цирке, тоже не математики. Но значит ли это, что ученых не ждут удивительные открытия на пути исследования «способностей» животных? Конечно же нет. Какие-то математические способности, видимо, у собак все-таки есть. Или особый слух? Не просто очень тонкий — это давно известно. А какой-то особый, может быть, музыкальный? И даже больше. После серии опытов с собаками на опознавание и классификацию гласных звуков (а, о, и, е) «Журнал эволюционной биохимии и эволюции» писал в 1975 году, что «результаты электрофизиологических исследований… указывают на подготовленность слуховой системы млекопитающих к опознаванию речевых сигналов».

А лошади? Об их музыкальности, чувстве ритма известно очень давно. С этим даже связан знаменитый исторический анекдот, о котором рассказывал Аристотель.

В Южной Италии существовал некогда греческий город-государство Сибарис. Его жители так любили всевозможные удобства и удовольствия, что слово «сибарит» уже в те времена стало синонимом праздного человека, безмерно увлекающегося радостями жизни. Одним из любимых развлечений сибаритов было смотреть на танцующих под звуки флейт лошадей. Поэтому всех лошадей в Сибарисе обучали этому искусству.

У Сибариса был постоянный соперник и противник — город Кретон. И вот когда в 510 году до новой эры между этими городами началась война, сибариты бросили против своих врагов кавалерию на сильных и холеных лошадях. Однако, завидев сибарисскую кавалерию, кретонцы не взялись за мечи — они взяли в руки флейты. Услышав первые звуки, лошади насторожились, а когда полилась знакомая мелодия, они танцующим шагом двинулись в сторону музыки, не обращая внимания на усилия всадников, пришли прямо в расположение врага, где сибариты и были взяты в плен.

По другой версии, лошади при звуках флейт поднялись на задние ноги и, сбросив всадников, принялись танцевать. Но так или иначе — это свидетельствует о том, что музыкальность лошадей была известна людям давно. И издавна они использовали эту особенность лошадей.

Ну кто не видел танцующих лошадей в цирке? Кто не любовался их изящным и легким бегом, не восхищался, как при смене музыки они меняют скорость бега, переходят с рыси на шаг и так далее. И ведь все это — в очень точном совпадении с музыкой. Дрессировщики считают, что животных надо дрессировать только под музыку, причем для лошадей она должна быть достаточно четкой, громкой, ритмичной. Это относится и к медведям, и к слонам, и к собакам, а вот обезьяны любят сумбурную музыку!

Сейчас изучается музыкальный слух многих животных. И безусловно, ученых еще ждут удивительные открытия. Изучаются и математические способности животных. И тут много очень нового и интересного. Установлено, например, что «математические способности» (возьму эти слова в кавычки, так как не беру на себя ответственность приравнять их к действительно математическим и действительно способностям людей) проявляют некоторые насекомые (в частности, пчелы), некоторые птицы (особенно попугаи), некоторые млекопитающие (наиболее «одаренные» тут обезьяны). И очень возможно, что и здесь немало сюрпризов преподнесут нам наши самые близкие соседи по планете. Надо только твердо помнить: да, очевидное может быть невероятным.

На первый взгляд совершенно очевидное лишь кажется таковым, на самом деле это невероятное. И, увлекшись этим «похожим», мы можем упустить очень и очень много интересного!

«Домой, домой, домой!»

(только факты)

Когда мы говорили о некоторых лингвистических, математических, музыкальных способностях животных, мы касались лишь собак и лошадей (это главная тема книги) и лишь упомянули о других животных, с которыми работают исследователи, за которыми наблюдают, делают опыты. В этой главке мы будем говорить о стремлении собак, лошадей, кошек к дому, об их органах чувств, которые, возможно, помогают им выбирать направление, указывают путь.

И опять-таки, поскольку книга посвящена домашним животным, мы будем говорить только о них. Однако это не значит, что такое присуще лишь кошкам или собакам. В предыдущих книгах мы рассказывали, как путешествуют насекомые, говорили, что земноводным и пресмыкающимся присуще чувство пространства и они находят дорогу к родному водоему, даже если оказываются далеко от него, даже если этот водоем уже не существует. Другое дело, как находят, — это пока неизвестно. Мы обсуждали различные гипотезы, связанные с перелетом птиц — они-то уж настоящие путешественники!

Однако путешествие диких животных — иное дело. Их миграционные пути (если речь идет о насекомых, птицах, млекопитающих) относительно традиционны. По одним и тем же «дорогам» они путешествуют из года в год на протяжении, возможно, многих тысячелетий. Земноводные стремятся к родным водоемам тоже постоянно в одном и том же направлении. И стада копытных, допустим, кочуют на определенных площадях. Конечно, механизм ориентации и навигации диких животных тоже еще не изучен (или изучен недостаточно). Путешествия же домашних животных — явления редкие. И маршруты их всегда необычные. Птицы, допустим, летящие на зимовку из Европы в Азию и возвращающиеся весной на родину, следуют всегда одним и тем же маршрутом, лягушки, стремящиеся весной к родному водоему, чтоб именно там отложить икру, тоже проделывают это постоянно и в одном и том же месте. Тут могут играть роль генетически заложенные «компасы» или какие-то «навигационные приборы». А собаки или кошки, отыскивающие за сотни километров свои дома или своих хозяев, таких «приборов» не получили в наследство от родителей и прародителей. И тем не менее…

Но сначала — факты.

Существует несколько хрестоматийных примеров, обойти которые мы не имеем права. Один — с собакой наполеоновского солдата.

Собака эта — маленькая болонка, которая сопровождала своего хозяина во всех походах. Была она с ним и во время похода в Россию. Но затем, как известно, наполеоновской армии пришлось бежать, и в районе реки Березины солдат потерял свою собачку.

Вернувшись во Францию, солдат вышел в отставку и уехал на родину, в деревню. Прошло три года. И однажды вечером к отдыхающему в кругу односельчан отставному солдату подкатилось какое-то уродливое, безобразное существо, со свалявшейся шерстью. Это была та самая болонка, которая, чтоб найти своего хозяина в маленькой деревушке под Бордо, прошла всю Польшу, Германию, половину Франции. Крохотное, слабое существо три года шло к своему повелителю.

Второй хрестоматийный пример. Дело тоже происходило во Франции. В Париже, у подъезда одного отеля когда-то сидел мальчик — чистильщик ботинок, а рядом с ним — черный спаниель. Время от времени спаниель куда-то исчезал, и у мальчика тут же появлялась работа. Оказывается, спаниель поставлял хозяину клиентов: он пробегал мимо какого-нибудь прохожего и как бы нечаянно наступал ему на ботинки заранее вымазанными в луже лапами. Человеку ничего не оставалось, как обращаться к чистильщику. Тогда говорили, что спаниель сам догадался таким способом обеспечивать хозяина работой, хотя это и сомнительно — скорее, собаку выдрессировали. Но так или иначе слава об умной собаке дошла до какого-то богатого англичанина, жившего в этом отеле, и он захотел купить спаниеля и предложил мальчику баснословную сумму за него. Мальчик не выдержал и продал верного пса.

Мы ничего не знаем о мальчике: мучила ли его совесть, тосковал ли он о своей собаке, но знаем, она не могла смириться с потерей хозяина. Доказательство тому — появление спаниеля через три недели в Париже, у отеля, где работал мальчик. Каким-то образом освободившись от привязи, он удрал от своего нового хозяина и вернулся к старому. Как он не заблудился в Лондоне, как умудрился добраться до порта, взобраться на пароход и переплыть на нем Па-де-Кале, а затем добраться до Парижа, — осталось тайной.