Марина Бутовская - О дохлой кошке и живых котятах Страница 7

– Михи сказала правду. Она нисколько не старалась тебя разыграть. У многих племен Новой Гвинеи культ почитания усопших включает в себя и ритуальное поедание покойника. Иногда и не только пепла. У форе, племени, которое живет на Восточном Нагорье Новой Гвинеи, до начала XX века сохранялась ритуальная трапеза, при которой поедались кусочки мозга умершего. А у другого новогвинейского племени, якай, развит особый культ почитания предков. Они высушивают труп усопшего в хижине у огня или подвешивают между деревьями, завернув в циновки, пока мягкие ткани не разложатся. Мумию усопшего, или его мумифицированную голову помещают в особую хижину поблизости от дома и регулярно наведываются туда с подношениями – приносят пищу, цветы или украшения. Иногда голову умершего украшают цветной глиной, ракушками и камешками.

– Какой кошмар! – только и сказала Аля.

– Да, современному человеку это трудно вообразить. Но самое ужасное в другом: антропологи считают, что из-за этого у папуасов случается тяжелое заболевание нервной системы – куру.

– Пап, это просто какие-то страшные сказки!

– Правильное замечание. Но, изучая эти самые страшные сказки, ученые многое узнали о культуре народа.

– Ничего себе культура! Это дикость какая-то, а не культура!

И тут отчим неожиданно рассердился:

– Нет, Аля, это не дикость. Дикость – это когда человек не выполняет принятых в обществе правил. А ритуал, даже самый неприемлемый на взгляд современного европейца, – это элемент культуры. Другой культуры, не такой, как наша, очень древней и в современном мире почти всюду исчезающей. А неуважение к такой культуре и есть самая настоящая дикость!

Жертвоприношения на похоронах

Во многих культурах прошлого похороны знатных людей – царей, жрецов, колдунов – часто сопровождались человеческими жертвоприношениями. В древней Индии считалось нормой, чтобы жена покойного кончала жизнь на погребальном костре мужа. В ряде традиционных африканских и азиатских обществ на похоронах вождей и царственных особ умертвляли всех слуг покойного, его жен и любимых животных.

Вот как, к примеру, хоронили знатного римлянина-полководца. Его близкие родственники подняли на плечи смертное ложе с покойником и понесли на кладбище. Процессию возглавляла личная почетная охрана. Далее двигались музыканты, выводившие печальные мелодии, вслед за ними плясали танцовщики, на некотором расстоянии от них перемещался глава мимов, загримированный под покойного, изображающий его осанку и походку. За ним двигались люди в раскрашенных восковых масках, изображающих портреты предков покойника. За этими актерами несли тело умершего, а за ним на погребальных носилках следовали символы его прижизненной власти и награды. За этими носилками шествовали родственники и друзья – мужчины в синих одеждах (синий считался цветом траура). Похоронную процессию замыкали женщины. Они плакали и голосили что есть мочи. Специально обученная плакальщица руководила жестами скорби служанок и дирижировала их причитаниями. Перед тем, как носилки с покойником водрузили на погребальный костер, мать покойного открыла ему глаза и всунула между зубов мелкую монетку для уплаты перевозчику на том свете. Чтобы усопший ни в чем не нуждался на новом месте, ему вдогонку На тот свет отправили любимых животных: лошадей, собак, попугаев и даже соловья. Землю окропили вином, молоком и кровью жертвенных животных. Люди, пришедшие почтить умершего, чередой прошли вокруг костра, и каждый бросил в огонь подарки для уходящего: духи, мирру, корицу, вино, масла. На жертвенный костер водрузили также различные кушанья. Женщины рвали на себе волосы и бросали их в костер. Они душераздирающие вопили, в кровь расцарапывали себе лица, били кулаками в грудь.

На похоронах знатных римлян устраивались также гладиаторские бои, которые часто заканчивались гибелью всех участников сражения. Нередко здесь же у костра добровольно кончали с собою близкие слуги умершего или – если усопший был полководцем – солдаты, воевавшие под его началом.

Целую неделю, пока шла конференция, Аля и Михи провели вместе. К концу недели котята научились пить молоко из блюдца, подросли и потолстели. Накануне отъезда, покормив котят, девочки играли с ними и размышляли об их дальнейшей судьбе. Михи взяла на руки одного котенка, самого крупного, с черным хвостом, и звереныш легко куснул ее за палец.

– Вот этого я бы забрала с собой в Германию. А в середине июля, когда мы поедем в Новую Гвинею, я бы взяла его с собой. И подарила бы двоюродной сестре! – сказала Михи.

Аля посмотрела на котенка с уважением: такой маленький – а какая увлекательная поездка ему предстоит!

Из двух оставшихся Аля выбрала самого маленького, с большими ушами и белым пятном на лбу.

– А я бы взяла этого. Если папа разрешит… – добавила она с надеждой. – А третьего можно отдать Кириллу.

– А кто такой Кирилл? – спросила Михи.

– Кирилл – мой сводный брат. Его отец мне отчим, а мамы вообще разные, – объяснила Аля. – Он меня старше, но мы с ним дружим.

– Насчет котят – очень хорошая мысль, – обрадовалась Михи. – Главное, что, когда котятам захочется повидать своих братьев, мы сможем устроить такую общую вечеринку: наши котята и их хозяева – ты, я и твой брат Кирилл.

– Думаешь, родители разрешат? – усомнилась Аля.

– Я уверена. – Михи встряхнула своими африканскими косичками. – Дело-то хорошее!

В тот же вечер участники конференции разъехались по своим странам. Неизвестно, остались ли довольны мероприятием взрослые, но Михи и Аля считали, что им повезло: они подружились и к тому же обзавелись котятами. По дороге домой Аля придумала стихотворение:

А у нас есть в подружках папуас.

А у вас?