Галина Карпенко - Клятва на мечах

Галина КАРПЕНКО

КЛЯТВА НА МЕЧАХ

БЫЛ МЕСЯЦ АВГУСТ

Уже полны лукошки. Дед с внуком притомились — из дому вышли за клюквой с солнышком; время к обеду, а уходить не торопятся. Скоро погаснут последние ясные дни. Начнётся непогода: закружит по лесу северный ветер, в оврагах и на болотах будут ночевать первые заморозки, почернеет ягода А пока — благодать!

— Давай, Василий, передохнём!

Дед присел на пенёк, вытянул больную ногу. Тихо на поляне.

Василий шарит в сухом орешнике. Орехи брали, брали, да разве все оберёшь? Вот оно, целое побуревшее гнёздышко! Вот ещё… ещё.

И вдруг из кустов на поляну выскочил заяц.

Встал столбиком, потом — прыг-прыг, будто его и не было.

— Видал? — сказал дед. — Небось с наших огородов прискакал. Набил себе пузо капустой да задремал, а ты его растревожил, косого!.. Вот порубят кочаны, он тогда зубы на полку. Будет осину грызть. Беспечный зверь, не запасливый!

Дед на зиму укутывает яблони еловыми ветками, и стоят яблони до весны в колючих валенках. Сунется заяц, окорябает нос, а не доберётся до сладкой яблоневой коры. Пусть в лесу ищет себе пропитание. Яблони не про него посажены да выхожены.

* * *

По дороге домой деда с внуком нагнал их новый знакомый Пётр Николаевич Бодров.

Пётр Николаевич заглянул в лукошки, позавидовал:

— А мне всё не удаётся в лес вырваться. Вот приедет моё семейство, может, тогда!..

— Кто да кто прибудет? — спросил дед.

— Жена, сын Алёшка. Сын Алексей приедет! — Бодров остановился, закурил и зашагал с ними рядом.

— Сколько сыну годов?

— Наверное, они ровесники. Тебе сколько? — спросил Пётр Николаевич у Василия.

— Мужик уже, десятый год, — ответил за внука дед.

Василий и сам мог бы ответить, да помешал орех — крепкий попался, никак не разгрызёшь.

Пётр Николаевич разглядывал Василия-младшего — тоже как орешек. Рыжеватый, в плечах широк, глаза задорные.

— Помощник растёт?

— А как же, — ответил дед, — опора!

Тяжёлые грузовики, гружённые брёвнами, спускались караваном к мосту, чтобы переправиться на тот берег.

— Ну, мужик, до встречи! — Бодров пожал руку деду, внуку Василию и поспешил за грузовиками.

А дед с Василием пошли тропкой через луг в свою деревню Федосеньку.

НА ТОМ БЕРЕГУ

На том берегу — новый посёлок. Там начали строить завод и ставят дома для тех, кто будет на этом заводе работать. Из Федосеньки тоже кое-кто перебирается на новое место.

— Может, и нам перебраться? — спросила деда невестка. — Мне на работу ближе, а Васеньке — в школу.

— Эту избу мой дед ставил. Она ещё сто лет простоит. А в школу бегать — у Васеньки ноги есть, — ответил дед.

В Федосеньке тихо, только сороки стрекочут. А на том берегу бульдозеры роют котлован. По узкоколейке со станции подвозят бетон, плиты, трубы.

Василий со своими дружками бегали смотреть на рабочих в касках, похожих на солдат, на машину, которая тяжело ухала в котловане: похоже было на взрывы боя.

Вскоре котлован обнесли забором, и мальчишкам запрещали подходить к нему.

— Правильно! — сказал дед. — И без того найдёте, где себе шею сломать! Народу, когда тот работает, мешать не следует…

— Разве мы мешали? — обиделся Василий. — Мы глядели, и больше ничего.

А дед своё:

— Глядели!.. Глядели… Один Федот разинул рот, а другой Федот сани ладил. Сладил сани, коня запряг да поехал. А тот Федот всё разинувши рот стоит, пока к нему в рот воробей не залетит…

— Это про что?

— Про что? Мне мой дед присказку такую внушал, когда топором тесать учил.

Дед тоже ходил в посёлок: помогал ставить дома.

— Федосеньские, они — плотники, пильщики да резчики. Они не только Вологду, Петербург строили, — рассказывал дед. — Про это даже в истории написано.

Сам Василий Андреевич мастер не только сруб поставить и крышу над ним поднять. Он ещё украсит свою работу. Стоит готовый дом, поблёскивает окошками, на крыше — конёк, на окошках резные ставни, наличники.

Красота, загляденье!

А Василий Андреевич говорит:

— Поглядели бы, как мой дед резал узоры. Я его превзойти не смогу.

— Сможешь! Сможешь! У тебя тоже красиво получается! — хвалит Василий деда.

— Нет, не та песня!

Когда дед вырезает узор, то подолгу глядит на ветхие ставни, на потемневшие от времени деревянные кружева.

ЧИЛИКИНА

Василий носит деду в посёлок обед. Конечно, дед мог бы ходить в рабочую столовую, но когда он ест домашнее, то приговаривает: «Так-то оно лучше». Пока дед обедает, Василий заглядывает на соседний участок, где живёт Наталья Чиликина.

Наталья — тоже приезжая, но она прошлую зиму уже ходила в школу.

Василий помнит, как она появилась: сапожки красные, лента васильковая, свитер в клеточку, в крапинку.

Чиликина внесла смятение… И говорила она как-то нараспев, громко, чтобы все слышали: «У нас в городе…», «У нас в городе…»

— Расскажи нам про город, где ты жила, — попросил её учитель Иван Мелентьевич.

— Город… — начала она, — он большой, город.

И ничего больше про родной город не рассказала.

— Зачем хвастала? — попрекнул её Василий.

Чиликина не смутилась.

— Небось сам ни разу в городе не бывал, — сказала она. — Подумаешь, федосеньский!..

Чиликина будто сторожит Василия.

— Пришёл! — кричит она. — Я тебя ещё на мосту увидала: топ-топ-топ, идёт с кастрюлечкой!

Василий носил деду обед в старом военном котелке. Но он не стал объяснять это Наталье.

Отец у Чиликиной шофёр. Иногда Василий возвращается в Федосеньку в кабине его самосвала.

— Я тоже хочу прокатиться, я тоже! — просит Чиликина. Но её отец — мужчина угрюмый — хлопает дверцей перед её носом.

— Василию по дороге, а тебе — баловство, — говорит он.

И Василий катит в кабине до самого дома.

Когда нет самосвала, Василий домой не торопится. Он строит из чурок крепости и дворцы, которых сам никогда не видал.

— Как у тебя красиво получается, — говорит Наталья.

Василий не знает, что, когда никого на участке нет, она громит всё, что, он построил, превращая дворцы в руины. А потом ахает: «Ах, ах, кто же это поломал?» И просит Василия:

— Построй! Построй ещё!

Но однажды Василий её уличил. И ничего в этот день не стал строить, как она его ни просила.

— Что же ты не можешь уважить барышню? — упрекнул его дед и сколотил Наталье крохотную скамеечку, которую Наталья унесла с торжеством, но спасибо не сказала.

А дед пошутил:

— Будешь к барышням без уважения, они за тебя замуж не пойдут.

Дед пошутил, но Наталья, хотя и не слыхала шутки, перестала восторгаться дворцами.

— К нам скоро соседи приедут! — сказала она Василию. — К нам приедут, а к вам нет!..

НА СЕВЕР СПЕШИЛ ПОЕЗД

Далеко от нового рабочего посёлка, от деревни Федосеньки спешил поезд.

— Ты не озяб? — спрашивает Алёшу мама.

Она укрыла его своим пушистым шарфом. В поезде холодновато.

Не раскрывая глаз, Алёша трётся щекой о мамину руку: «За ушком, за ушком…» Мама поглаживает его за ушком лёгкими пальцами. Алёша жмурится — он любит, когда мама его так поглаживает.

Они едут к папе. Пройдёт ночь, и он их встретит.

Стучат колёса, выбивают свою чечётку, покачивается полка, на которой лежит Алёша. Тепло, уютно под маминым пушистым шарфом.

Когда они ехали днём, Алёша смотрел в окно. Лес за окном был жёлтый, зелёный и красный. Он летел мимо поезда хороводом. И хоровод разрывался только тогда, когда они проезжали большие и маленькие станции.

На маленьких станциях поезд не замедлял хода. Алёша даже не успевал прочитать, как они называются.

К вечеру лес погасил свои краски и слился с темнотой. В темноте не видно было станций, только иногда пролетали то огни, то огоньки.

— Теперь до утра будем ехать почти без остановок, — сказал проводник. Он унёс пустые стаканы, пожелав им спокойной ночи.

— Как же мы будем спать? — волновался Алёша. — Мы прозеваем свою станцию.

— Наша станция — самая последняя, — сказала мама. — Поезд остановится и дальше не пойдёт…

Последняя станция встретила поезд солнцем и утренним морозцем.

На перроне Алёша сразу увидел папу. Папа махал им шапкой и кричал:

— Ура! Приехали!

— Петя, а чемоданы? — смеялась мама.

Папа схватил их обоих в охапку, а про чемоданы забыл. Но вот они катят в машине, чемоданы в багажнике.