Николай Наволочкин - Знакомые кота Егора

Происшествие на опушке леса

— Не бойся, это моя знакомая корова, — сказал пожилой бурундук. — Хочешь, я пробегу у нее под ногами, и она мне ничего не сделает?

— И я! — пискнул маленький бурундучок. — Ух, какой я ловкий!

Конечно, бурундучку было страшновато. Под ногами у ог­ромной коровы он еще ни разу не пробегал. Но, как известно, все бурундуки очень лихие ребята.

— А она тебя ка-ак поддаст рогом, — каркнула воро­на. — Только из тебя перышки полетят!

Ворона была немножко глуповата и думала, что у бурун­дуков тоже, как и у нее, растут перья.

— А-а, была не была! — воскликнул пожилой бурундук и, скатившись с пенька, прошмыгнул между ног у коровы.

За ним, задрав свечкой пушистый хвостик, пронесся ма­ленький бурундучок.

— Ох, вы набегаетесь. Ох, набегаетесь! — сердито пересту­пила с ноги на ногу ворона и нахохлилась.

Она сидела на суку старого дуба, рядом со своим гнездом, и собиралась полететь в поселок, поискать осколочек зеркаль­ца, а заодно подразнить там молодого пса Черныша. Этот пес постоянно лаял, когда она пролетала над двором, где он жил. Наверное, пес думал, что летит не ворона, а коршун. И вороне это нравилось. «А что, — думала она, — может, я и, правда, похожу на коршуна!» Поэтому ворона и хотела найти кусо­чек зеркальца и рассмотреть в него, как она на самом деле выглядит.

Корова не обращала внимания на разговор бурундуков с вороной. Она как раз в это время нюхала цветы. Беленькие такие цветочки ландыша. Потому что ландыши цветут недо­лго. И если не успеешь понюхать их сегодня, завтра, смот­ришь, они уже завяли.

— Ну вот и не поддала рогом, не поддала! — похвалился, очень довольный собой, бурундучок.

— А ну вас, — обиделась ворона, — а если бы боднула, тогда что? Да и некогда мне тут с вами тары-бары разводить. Покеда!

Ворона неуклюже замахала растрепанными крыльями и полетела в поселок — подразнить Черныша, попугать петуха Петю и поискать кусочек зеркала.

А во дворе, где жил молодой пес Черныш, сегодня был небольшой переполох…

Бабушка белила избу, и дед вытащил на улицу стол, кро­вать, табуретки, валенки, сломанное двуствольное ружье, раз­ные другие вещи и старое зеркало. Все обитатели двора всполошились. Петух Петя понял, что тут хочешь или не хо­чешь, а надо подать голос, и закукарекал! Выросшие Пеструшкины цыплята, молоденькие курочки, заметались по дво­ру. Воробей увидел все это из своего скворечника и улетел от греха подальше. И правильно сделал, потому что в ско­ром времени случилось такое… в общем, случилась большая неприятность.

Пока же во дворе все были встревожены. Даже бывалый охотничий пес Люкс выбрался из своей конуры, подошел к сломанному двуствольному ружью и начал его обнюхивать. Он знал это ружье еще с тех давних времен, когда сам был молодой и красивый и они с дедом хаживали на охоту, и ру­жье это стреляло.

Из всех обитателей двора только молодой пес Черныш, равнодушный ко всему, лежал на крылечке. Лежал он, при­крыв один глаз лапой, а вторым поглядывал на зеркало и думал грустную думу. И никто во дворе не знал, кроме петуха Пети, почему сегодня Черныш такой печальный.

А дело было вот в чем: сидел Черныш возле конуры, ни­кому не мешал, и вдруг подлетела муха, ни с того ни с сего укусила его за ухо и улетела. Видевший все это петух Петя подскочил, хотел ее склюнуть, но промахнулся. И хотя ухо, которое укусила муха, уже давно не болело, все равно псу было обидно.

И надо же было случиться, что как раз в это время ко двору подлетела старая ворона. За дорогу от лесной опушки до поселка она устала и запыхалась. Но увидев знакомый двор, оживилась. «Вот сейчас подлечу да как спикирую! — решила она. — То-то начнется представление!»

И тут Черныш увидел ворону в зеркале. Псу показалось, что нахальная птица летит прямо на него. Черныш, не разду­мывая, прыгнул прямо с крыльца на зеркало!

Зеркало, приставленное к табуретке, свалилось, и, конечно, раскололось на маленькие и большие куски.

Все, кто был поблизости, сразу разбежались. Куры — за поленницу и на летнюю кухню. Петух Петя, пригнув к самой земле голову, умчался в курятник. Виновник проис­шествия пес Черныш забился в конуру, а Люкс — под кры­лечко.

Когда выбежала из дому бабушка, а за ней вышел дед, во дворе уже никого не было, только за поленницей да на летней кухне кудахтали куры.

— Ах, разбойницы! Ну, разбойницы! — всплескивала ру­ками бабушка. — Чтоб вас дождичком намочило!

Она думала, что зеркало разбили куры.

— Ну ладно, — утешал бабушку дед, — новое купим. Он собрал осколки в ведро, вынес их за огород и высыпал там в яму.

Старая ворона сидела в это время на березе и отдыхала от всего пережитого.

Как только дед ушел, она подхватила осколочек зеркала и полетела на опушку леса к себе в гнездо.

Летела ворона над поселком, над огородами, махала кры­льями, которые от старости поскрипывали, а самой все время хотелось где-нибудь остановиться, чтобы взглянуть на себя в зеркальце. «Нет, пожалуй, я и правда похожу на коршуна!» — радовалась она.

Над Луковой поляной ворона не удержалась, села на ста­рую иву. Хорошенько осмотрелась — нет ли поблизости дру­гих ворон или сорок. Все они любят блестящие стеклышки. Увидят, какую драгоценность несет она, — налетят, разорутся, да еще и отберут…

К счастью, кроме веселого жаворонка никого поблизости не было. Ворона положила на сучок осколок зеркала и увиде­ла в нем свой черный клюв.

— Пр-ривет! — сказала ворона своему клюву.

Она долго то одним глазом, то другим рассматривала клюв и наконец решила, что клюв у нее грозный и даже свирепый, точно такой, как у коршуна. А раз похож клюв, значит, похожа и голова. А если похожа голова — похож и хвост. А коли так, то и вся она — вылитый коршун! Был бы осколочек зеркала поболь­ше — это сразу можно было бы увидеть. Нет, не зря поднялся переполох во дворе у пса Черныша, когда она пролетала.

Еще раз полюбовавшись своим клювом, ворона подхватила зеркальце и, уже не останавливаясь, добралась до своего гнезда.

А гнездо у нее было на том самом дубе, в дупле которого жил пожилой бурундук. В этом гнезде у вороны хранилось немало прекрасных вещей. Лежали там очень красивая ко­пейка, блестящий крючок от Андрюшкиной удочки, осколок зеленого стакана, который нечаянно разбил петух Петя, и бе­ленькая пуговица. Ко всем этим богатствам теперь добавил­ся осколочек зеркала!

Если это добро увидят другие вороны — быть беде. Все потихоньку растащут. Чтобы такое не случилось, свои драгоценности ворона запрятала в щелки между прутьями, да еще присыпала сверху сухой травой. Запрятала она и зеркальце и только после этого выглянула из гнезда.

На опушке все было спокойно. Бурундуки носились по стволу дуба — играли в пятнашки. Корова паслась…

И вдруг под ближними осинками кто-то затопал, зат­рещал кустарник. Метнулась оттуда какая-то птица, и на опушку выскочил… В общем, сразу даже не поймешь, кто выскочил, потому что он пере­кувыркнулся через голову и стал шевелить ушами. Бурун­дуки тут же юркнули: пожи­лой — в дупло, молоденький — под корень дуба.

Ворона тоже хотела припу­стить куда подальше, да вовре­мя разглядела, что этот, кото­рый выскочил, — самый обык­новенный заяц.

А заяц перед этим долго мчался по лесу. Куда и к кому он бежал, заяц и сам не знал. Он уже порядком устал, но все равно скакал из последних сил и сам себя уговаривал: «Надо, Тишка, надо!»

Может быть, вы думаете, что Тишка убегал от волка? Ни­чего подобного. Волков в этих местах давным-давно не было. Последний волк выл на опушке в одна тысяча каком-то году, когда Андрюшкина бабушка была еще совсем маленькой.

А мчался со всех ног заяц потому, что ему просто необхо­димо было кого-нибудь встретить, и этому кому-нибудь все, все рассказать.

Тишка, как и положено зайцу, боялся. Хотя волков, как вы уже знаете, поблизости, да и по дальности, не водилось, но зато в лес забегал когда-то по охотничьим делам пес Люкс. И хотя зайцы между собой поговаривали, что Люкс уже стар и даже на луга не бегает, но кто его знает… Не всякому слуху верь.

И заяц бежал. Бежал и приговаривал: «Надо, Тишка, надо!»

И вдруг он увидел, что выскочил на опушку. Здесь лес заканчивался. Дальше зеленел луг. За ним Луковая поляна. А там уж и поселок с охотничьими собаками, мальчишками и бодучими козами.

Все! Дальше пути Тишке не было.

С разбегу, пытаясь остановиться, заяц даже перекувырк­нулся и сел, шевеля ушами, прислушиваясь и осматриваясь. Вообще-то зайцы видят не так уж хорошо. Главное для них — чуткие уши. И тут прямо в его чуткие уши откуда-то сверху кто-то сердитый как скажет:

— Здр-р-расте!

Заяц Тишка чуть было не кинулся обратно в лес, да со­владал с собой, только подпрыгнул от неожиданности и взгля­нул туда, откуда раздался голос. Над ним, на суку старого дуба, сидела взъерошенная ворона и вертела черной головой, разглядывая Тишку.