Людмила Козлова - Толя Захаренко

Людмила Николаевна Козлова

Толя Захаренко

Все ребята из маленького городка Жабчицы завидовали Толику Захаренко. Каждому хотелось дружить с ним, и у каждого была мечта прокатиться с Толиком на грузовике.

Во всём городке насчитывалось не больше десятка грузовиков, и шофёром одного из них была мама Толика, а папа заведовал гаражом.

Толик мог кататься сколько хотел. Чуть ли не каждую неделю мама брала его с собой в большой город Пинск, когда ездила за товаром на базу.

Но жабчицкие мальчишки не искали в дружбе с Толиком выгоды для себя. Совсем нет. Прежде всего Толик был настоящим товарищем, и умел постоять за друга, и, если надо, выручить его из беды.

Весной, во время распутицы, заболел Серёжа, соседский мальчик. Врачи сказали, что его надо срочно отправить в Пинск, в больницу. А машины тогда не ходили: осенние дожди сделали дороги совершенно не проезжими. Надо было ждать, когда большак пообсохнет.

Толик решил упросить маму, чтобы она завела свой «Газик» и — в путь!

— А если завязнем! — спросила мама и посмотрела на сына.

— Если завязнем, мы подтолкнём, — с готовностью ответил Толик.

— Кто это «мы»! — заинтересовалась мама.

— А ребята из школы! — почти выкрикнул Толик. И начал подробно рассказывать маме, как он договорился со своими друзьями проводить Серёжу в больницу.

Ольга Ефимовна — так звали маму Толика — вела машину очень осторожно.

Серёжа сидел в кабине, а в кузове тряслись мальчишки. Несколько раз им пришлось выбираться из машины прямо в дорожную грязь и выталкивать из разжижённой колеи буксующую полуторку.

Не доезжая до города километров восемь, «Газик» завяз так, что казалось всё — не вытащить!

Мальчишки набрали булыжников, набросали их под колёса, накидали ещё веток, взятых с собой досок… Пристроившись поудобней по бокам кузова, они раскачивали буксующую машину.

Грузовик урчал, гудел. Колёса бешено вращались. Булыжники вместе с грязью летели в стороны.

Подбадривая друг друга, мальчишки напрягали последние силы.

— Ура!!! — закричали все сразу, когда удалось вытолкнуть грузовик.

Довольные, забрызганные грязью, вымокшие, мальчишки снова залезли в кузов.

— Поехали!

Серёжу доставили в городскую больницу вовремя.

В первое утро войны фашистские самолёты бомбили Жабчицы так, словно в городке находилось не десяток стареньких, пропахших мазутом и хлебным зерном грузовичков, а колонны военных машин. От зажигательных бомб горело уже несколько зданий.

Толик с другими ребятами пережидал бомбёжку в поле: рожь была не особенно густая и высокая, но всё же скрывала залёгших в неё детей. Самолёты пролетали мимо, не сбрасывая своего груза в поле.

Рядом с Толиком лежал Шура, братишка, которому недавно исполнилось шесть лет. И хотя Толик был всего на полтора года старше, он чувствовал себя взрослым: братишка должен был выполнять все его «распоряжения». Первое и главное — не реветь и не вскакивать на ноги. Но Шурик всё равно хныкал и норовил во время затишья убежать домой. Толик как умел успокаивал братишку, хотя его самого трясло от страха.

Ещё вчера у Толика была мечта: съездить с мамой в город и накупить там побольше тетрадей для первого класса. И ещё — где-нибудь в поле попросить у мамы разрешения самому повести машину…

Но теперь он мечтал о другом и, утешая брата, говорил ему:

— Превратились бы мы с тобой в птиц каких-нибудь. Превратились и полетели бы на границу. Потом дальше, дальше… Увидели бы, где у фашистов аэродромы, сказали бы нашим лётчикам, и они бы все фашистские самолёты уничтожили…

За ребятами пришли на другой день утром.

— Толик! Шурик! — услышали они знакомый голос…

— Ма-м-а-а!

Ольга Ефимовна подбежала к ним.

— Мальчики мои! Завтра мы уезжаем в Гомель. Толик! Собери своих друзей и обойдите дома, предупредите всех. Отъезд утром.

— А где папа!

— Он ушёл воевать с фашистами.

До Гомеля Захаренко не доехали: заболел Шурик.

— Сойдём на первой же станции, — сказала Ольга Ефимовна.

Первой станцией была Речица.

Наказав ребятам сидеть на узлах возле станции и никуда не отлучаться, она пошла искать квартиру. «Может, — думала Ольга Ефимовна, — кто-нибудь сдаст уголок!»

Возвратилась она быстро и не одна. Вместе с ней пришла старая женщина.

— Мальчики! Мы будем жить у этой бабушки. Зовут её Аграфена Васильевна.

— Собирайтесь, милые мои, — заговорила ласково старушка. — Всем места хватит. У меня на огороде морковка растёт. Сладкая. Каротель.

Устроились у Аграфены Васильевны хорошо.

Речица оказалась похожей на Жабчицы: такая же зелёная, тихая. С огородами, садами возле каждого дома.

Через три дня мальчики уже знали на огороде каждую грядку с каротелью, а в саду каждое деревце. Неподалёку от дома, где они теперь жили, протекала река Днепр!

Толик перезнакомился почти со всеми речицкими мальчишками и вместе с ними бегал на берег, где узнавались новости о делах на фронте.

По мосту через Днепр переправлялись пушки, походные кухни. Проходили танки со звёздочками. И, конечно, — пехота. Красноармейцы шутили, завидев на берегу мальчишек!

— Айда с нами! А то кончится война — останетесь без медалей!

А через две недели по тому же мосту, уже обратно, двигались танки с вмятинами от снарядов, торопились понурые пехотинцы… Никто, казалось, не замечал мальчишек.

В день по несколько раз раздавалось: «Воздух!»

И над мостом проносились вражеские бомбардировщики.

Им вслед отвечали зенитки.

В один из очередных налётов огромный мост вздрогнул от страшенного взрыва и рухнул в Днепр.

Со стороны железнодорожной станции двигались фашистские танки.

Мальчишки разбежались по домам.

Гитлеровцы вошли в Речицу — и вся жизнь сразу перевернулась.

Спать ложились с одной думой: «А не случится ли завтра какая беда!»

Окна наглухо закрывали ставнями, даже днём в комнате горела керосиновая лампа.

В городе хозяйничали фашисты.

Ольга Ефимовна стала часто уходить из дома на целый день, оставляя сыновей с Аграфеной Васильевной. Была она добрая, но выходить мальчикам на улицу не разрешала.

— Вы хоть соображаете, что творится в городке. Немецкие танки там! Машины, мотоциклы… Вас раздавят, как котят!

Чтобы хоть как-то скоротать время, Толик рисовал брату цветными карандашами пушки и танки с красными звёздами, которые видел на мосту. Они стреляли в другие танки — чёрные с белыми крестами.

Все танковые бои на Толиных рисунках заканчивались победой Красной Армии.

Ольге Ефимовне нравились рисунки. Но всякий раз посмотрев их, она рвала рисунки на мелкие кусочки и бросала в печку.

Чувствуя обиду сына, она утешала его: «Подрастёшь, сынок… И поймёшь, почему я так делаю…»

Шёл второй год войны с фашистскими захватчиками.

Вероломное нападение гитлеровских войск не принесло им молниеносной победы.

Советская армия, сдерживая натиск врага, наносила ему удар за ударом.

Сокрушительный отпор получили фашисты в боях под Москвой, где нашли себе могилу тысячи гитлеровских солдат.

Во временно оккупированных районах всё сильнее развёртывалось партизанское движение. Летели под откос вражеские эшелоны, горели бензохранилища, склады продовольствия и боеприпасов, взрывались мосты, нарушались линии связи, подпольные типографии печатали сводки Совинформбюро и распространяли их через своих связных.

Гитлеровцы свирепели. Устраивая облавы, они брали заложников, пытали ни в чём не повинных людей, надеясь, что под пытками люди откроют им места стоянок отрядов, выдадут подпольные организации, назовут имена тех, кто борется с врагом. Часто гестаповцы врывались в дома и по доносу или по подозрению в помощи партизанам арестовывали людей.

Однажды ночью в дверь дома Аграфены Васильевны постучали с такой силой, что проснувшийся Шурка заплакал от страха. Бабушка Аграфена, шепча молитвы, засуетилась, стала искать спички. Спичек не нашла, пришлось открывать дверь на ощупь.

Немецкие солдаты ворвались в дом. Они что-то кричали, светили карманными фонариками. Яркие лучи света выхватывали из темноты то икону бабушки Аграфены, висевшую в углу, то лицо перепуганной хозяйки. Но вот лучи фонарика скрестились в том месте, где стояла мама.

Мальчик впервые так отчётливо, ясно увидел её лицо. Оно было спокойно.

— Собирайся! — выкрикнул кто-то из темноты по-русски.

Шурка заплакал.

Толик бросился к маме, стал перед нею. И тут он вдруг ослеп: ничего не было видно. Он не сразу понял, что теперь свет фонарика направлен на него.