Владимир Машков - Веселая дюжина

ГЛАВА ПЕРВАЯ,

В КОТОРОЙ ПОКА НИЧЕГО НЕ ПРОИСХОДИТ

Фу-ты ну-ты, чудеса!

Вот счастье привалило — каникулы!

Впереди — целое лето, три длинных-предлинных месяца! Два даже по тридцати одному дню! Очень хорошие месяцы — июль и август! Просто замечательные! А знаете, почему такие длинные? Чтобы мы вволю отдохнули на каникулах!

Я только представил, если бы июль и август были зимой, а летом два февраля подряд, и мне сразу жутко стало. Такое нарочно не придумаешь.

Да, лету конца не видно! Есть только начало — сегодня, продолжение — завтра и остальные дни лета, за которые можно столько всяких дел совершить!

Ну, чем, например, не дело — сесть в трамвай, наполненный ветром, солнцем и грохотом, и покатить на озеро. А там поплавать, понырять и позагорать в свое удовольствие.

Или — такое! Добыть в библиотеке мировую книгу, проглотить первую страницу, а потом походить вокруг, чтобы аппетит разгулялся, и тогда уже наброситься и читать, читать…

И еще! Когда на улице погода, которую любит бюро прогнозов — пасмурно, возможен дождь, ветер умеренный, временами порывы до сильного, то есть, попросту говоря, кошмарная погода, — так вот тогда попросить у мамы рубль и засесть в кинотеатре на три сеанса подряд. Сперва посмотреть мультики, потом — фильм про жизнь зверей в разных странах, и на закуску — настоящее кино!

А еще! Да мало ли что можно совершить за лето! Была бы охота! У меня охоты было — хоть отбавляй! Хоть одалживай эту самую охоту всем желающим.

Вот какими мыслями была занята моя голова в то время, когда я сидел в нашем дворе на буме и болтал ногами.

Я был готов сломя голову ринуться, чтобы воплощать в жизнь свои планы. Но мне нужны были друзья. Их я и ждал.

Первым появился Семка. Мой друг, переваливаясь с боку на бок, не спеша приблизился ко мне и уселся рядом на буме. Мы заболтали ногами вдвоем. Так сказать, заболтали в четыре ноги.

— Не верится, что уже каникулы. — Семка сожмурился то ли от солнца, то ли от удовольствия.

— Ага, — поддакнул я.

И тут во дворе появился Горох. Когда-то (это было давно, но тем не менее правда) Семка и я почти каждый день дрались с Колькой Горохом и его компанией. А потом неожиданно подружились, и теперь он наш верный приятель.

— Вижу, свои парни сидят на буме и грустят. Дай, думаю, развеселю их, — пробасил Колька, счастливо улыбаясь.

— Мы не грустим, а отдыхаем, — объяснил Семка.

Горох уселся на буме, и мы заболтали ногами втроем. Так сказать, заболтали в шесть ног.

— Так все лето и просидим на буме? — спросил Колька, которому уже надоело болтать ногами.

— Надо что-то придумать! — воскликнул Семка.

— Вот именно! — протянул я.

Во дворе появился Генка Правильный верхом на велосипеде. Покружив немного среди песочниц и качелей, Генка лихо подкатил к нам, резко затормозил и ловко спрыгнул на землю.

И тут мне в голову пришла такая идея, что я сразу развеселился.

— Ребята, а что если мы возьмем велосипеды и махнем на пару дней за город? Вчетвером.

— Ура! — шлепнул себя по коленкам Горох. — Давайте к моей бабушке в Зеленое. Лучшего места в мире нету.

— Слишком близко, — возразил я. — Надо бы подальше.

— Хорошо, — согласился Колька. — А в Зеленом ночевку сделаем.

— Идет, — поддержал я Гороха.

Пока мы с Колькой договаривались, куда ехать, Семка и Генка, задрав носы кверху, внимательно разглядывали голубое, без единого облачка, небо.

— Вам что — не нравится? — спросил я напрямик.

— Ну что ты! Очень нравится! — завертел головой Семка.

— Замечательная мысль! — почему-то со вздохом промолвил Генка.

— Так чего вы резину тянете? — возмутился Горох. — Едете или нет?

Небо ребята оглядели и теперь уставились на землю. Наконец Семка отважился. У него в горле что-то булькнуло. Наверное, он проглотил свою нерешительность и произнес:

— А что мы скажем мамам?

— Вот именно. Мамы нас одних не отпустят, — поддакнул Генка.

Ах, вот что их беспокоит! Я как-то об этом и не подумал. Привык — куда хочу, туда иду. Конечно, потом приходится выслушивать длинные мамины речи. Но это не самое страшное в жизни. Мы всегда с мамой миримся и живем душа в душу.

— А зачем мамам говорить? — удивился Горох. — Ничего им не надо говорить.

— Колька прав, — поддержал я Гороха. — Мамам ничего говорить не стоит. Не надо их волновать. У них в жизни волнений хватает. Оставим записки, скоро, мол, вернемся, ждите — и все.

— Ай, ладно, — махнул на все рукой Семка. — Была не была! Еду!

— Молодчина, — пожал ему руку Горох и повернулся к Генке: — А ты?

— Я не могу, ребята, — пробормотал тот. — Вы меня извините, ребята, но я не могу. Никак не могу, ребята.

Генка покатил „Туриста“ домой. Мы молча смотрели, как легко идет отличный велосипед, который никогда не скрипел, всегда был смазан и сверкал, будто новенький.

Когда Генка с „Туристом“ скрылся во дворе дома, в Гороховом горле произошло извержение вулкана:

— Ну и пускай! Обойдемся без этого маменькиного сыночка! Поедем втроем. Втроем еще лучше.

— Нельзя, — помотал я головой. — Давно пора из Генки сделать настоящего мужчину. И потом… Если в дороге испортится велосипед, ты его поставишь на колеса?

— Навряд ли, — неуверенно промычал Колька.

— И я навряд ли, а Генка наверняка поставит его на колеса. Так что лучше? На себе тащить велосипед или мчаться на нем так, чтобы ветер в ушах свистел?

— Чтобы ветер в ушах свистел, — расплылся в улыбке Горох.

— Выше головы, ребята! — подбодрил я друзей. — Генку я беру на себя. Мы с Горохом запасаемся продуктами. Ты, Сема, добываешь палатку, топорик и нож.

— Ага, — согласился Семка, — я у дяди попрошу.

— Все сносим в сарай Кольки, он далеко от нашего дома, — продолжал я отдавать приказы, — и никто не заметит, что мы затеваем.

Мы засучили рукава и принялись готовиться к путешествию.

Дело двигалось быстро.

К обеду Семка принес палатку, топорик и нож.

К вечеру мы притащили в Колькин сарай все, что могли взять из маминых припасов. Туда же прикатили велосипеды, смазали, почистили и проверили их.

Кажется, все было готово.

Все, да не совсем. Генка больше не показывался во дворе. Этим он нам откровенно давал понять, что никуда не поедет. Но поскольку Генку я брал на себя, мне захотелось с ним потолковать. Наедине, конечно. Я вызвал его по телефону во двор.

Вместо разговора у нас получился вечер вопросов и ответов.

Я: — Гена, известно ли тебе, что Гайдар в 15 лет был командиром полка?

Генка: — Да.

Я: — А что Эварист Галуа совершил великие открытия в математике, когда ему было 19 лет, тебе это известно?

Генка: — Знаю, читал.

Я: — Гена, мы ждем тебя завтра в девять ноль-ноль утра у входа в парк.

Генка: — Я понял.

ГЛАВА ВТОРАЯ,

В КОТОРОЙ ВОВСЮ СИЯЕТ РЫЖЕЕ СОЛНЦЕ

Рыжее солнце било прямо в глаза. Я подставил ему лоб, еще ниже склонился над рулем и еще быстрее завертел педалями.

Я видел, как меня настигают ребята, и крутил педали что есть силы.

Это уже на шоссе мы разогнались, а по городу еле плелись. Но как только покинули городские улицы, то словно взбесились. Может, оттого, что шоссе было таким заманчиво прямым и словно без конца и края, а может, оттого, что попутный ветер, казалось, крутил за нас педали, а может, оттого, отчего я и сам не знаю, но нас понесло.

Первым рванулся Горох. Он заорал что-то невразумительное, и вскоре его сиреневая майка замелькала далеко впереди. Тогда поддали и мы. Мы тоже кричали и отчаянно звонили, обгоняя друг друга.

Мимо нас грохотали "МАЗы", скользили "Волги" и "Москвичи". Но мы их словно не замечали. Шоссе существовало сегодня только для нас. Сегодня мы были его единственными властителями.

Эй, разойдись и разбежись, дай нам дорогу!

Просто удивительно, как мы не врезались в какую-нибудь машину. Но я уверен, что шоферы не хотели с нами связываться и потому уступали дорогу. Они знали, что у нас начались каникулы, и решили: пусть дети побегают и побалуются.

Вдруг что-то пшикнуло в заднем колесе моего велосипеда. Я глянул вниз. Ах, черт, камера лопнула!

— Стой! — крикнул я ребятам в мокрые спины.

Вскоре все колдовали над моим велосипедом. Склеить камеру никак не удавалось, а захватить запасную мы не догадались.

— Эх, Генку бы сюда! — с тоской протянул я и посмотрел в сторону города.

Как это ни печально, но Генка не пришел утром к парку. Мы прождали его с полчаса. А потом оседлали велосипеды и покатили втроем. Я как чувствовал, что без Генки нельзя предпринимать путешествие. Вот невезенье! Километров пять отъехали от города и уже загораем.

Я продолжал с тоской глядеть в сторону города. Но вскоре тоска сменилась надеждой, надежда стала радостью, а радость превратилась в настоящее ликование.