Валя Стиблова - Дом возле больницы

Валя Стиблова

Дом возле больницы

Повесть

Витя сидит на пригорке у самой дороги. Тоска такая, что к горлу подкатывает комок. Она кладет серп на кучку сжатой травы, туже натягивает юбку на колени. Значит, завтра в Прагу. Если сдаст экзамены, Витя поступит в училище и будет учиться на медсестру.

Солнце скрылось, оставив лишь оранжевую полоску над лесом. То там, то здесь слышатся птичьи голоса. Запоздалая пчела качается на сладкой клеверной головке, источающей влажный аромат, похожий на запах свежестираного белья во дворе. Ноги зябнут в росистой траве, холодной, как мокрая шерсть. Сегодня Вите особенно не хочется идти домой. Но пора: надо еще вещи собрать, ведь утром вставать чуть свет.

Быстро смеркается. Стоит тишина, обычная в эти предвечерние часы. Издали доносится собачий лай. Шмель, жужжа, на полной скорости врезается в девочку. Она грустно улыбается.

Витя поедет в Прагу и, наверное, останется там жить. Не придется больше ходить за травой для кроликов, пасти гусей и коз. Глупо жалеть. Кому она тут нужна? Схватив серп, Витя со всего размаху срезает траву. Снова задумывается, подперев худенькое лицо ладонями. Большие и грустные, как у олененка, глаза кажутся почти черными в вечерних сумерках. Лучше думать о том, что ждет впереди, а Витя все жалеет, что кузнечики для нее сегодня последний раз отстрекотали, и светлячков ей в этом году уже не увидеть, и траву кроликам больше не носить…

Не торопясь Витя завязывает клевер в мешковину, поднимает серп и бредет полевой тропинкой, потрескавшейся, как черствая корка, — давно не было дождя. В деревне уже зажигаются окна.

Ростом Витя маленькая, на вид ей больше двенадцати не дашь, но она уже окончила восьмилетку. «Ох уж этот аттестат!» — огорченно трет девочка облупившийся нос. Старшая сестра, Лида, работает в городской больнице. Это она все устроила и в Праге, и здесь, дома. Папе Лидина затея с самого начала не нравилась, не говоря уже о мачехе. Но в конце концов их удалось уговорить. Задумавшись, Витя спотыкается о камень. Прыгает от боли, схватившись за большой палец ноги. Как же быстро стемнело! Где-то далеко скрипят ворота, громыхает телега. Витя снова погружается в раздумье.

Прощаясь, учительница подала ей руку и кивнула на аттестат:

— Я все понимаю, девочка, разве тебе до учебы было?!

Витя хмыкает. Почему же это ей было не до учебы? Наверное, учительнице хотелось посочувствовать, что у Вити теперь мачеха. Кстати, вовсе не злючка какая-нибудь, нечего зря наговаривать. Правда, для Вити она по-прежнему пани Керблова, портниха, которая еще совсем недавно шила маме, булавками на ней складки будущего платья закалывала. Но на злую мачеху она вовсе не похожа. А теперь у них с папой малыш родился, Властик. Вот уж кого Витя любит так любит.

Открыв калитку, девочка направилась прямо к сараю. За дверью резко пахнуло душным теплом. Кролики забарабанили лапами и прижали носы к проволочной сетке. Витя на цыпочках дотянулась до верхних клеток и стала охапками раздавать траву.

— Да подождите же вы! — прикрикивает она на кроликов, и грусть ее на время рассеивается.

Тихо смеясь, Витя отталкивает нетерпеливые мягкие мордочки и, сморщив нос, сама становится похожа на пушистого крольчонка. Задвинув за собой щеколду, она бродит по двору. Кудлатый Пунтя, маленькая рыжая дворняжка, довольно повизгивая, вертится возле ее ног. Витя опускается на корточки, берет его на колени и, обхватив руками за шею, поворачивает мордой к себе, чтобы им лучше разглядеть друг друга в прямоугольнике света с кухни, потом грозит указательным пальцем:

— Кур тут без меня не гоняй…

Пунтя наказа всерьез не принимает. Он радостно егозит на Витиных коленях и даже ухитряется лизнуть ее в подбородок. Девочка опускает пса на землю. Голос от жалости к себе дрожит:

— Не бойся, меня все равно не примут. С тройками-то…

Махнув рукой, она решительно входит в сени. По привычке первым делом смотрит на вешалку. Увы, папиной кепки пока не видно. Витя сердито пинает кость, брошенную Пунтей у порога. А дверь на кухню открывает совсем робко:

— Коз подоить?

Мачеха, как всегда, опрятная, подтянутая. Волосы аккуратно причесаны, новое домашнее платье сшито совсем недавно.

— Я уже все сделала, Витя, разве что подмети.

Мачеха по ложечке, скармливает Властику тертое яблоко. Малыш сидит напротив на высоком стульчике. Румяная мордашка расцветает довольной улыбкой.

— Витя, Витя, — лепечет он и шлепает ладошкой прямо по тарелке с сочной кашицей.

— Властик! — сердится мать и, наклонившись, смотрит, куда попали яблочные брызги.

— Дулацёк, дулацёк! — кричит Властик и бьет ее ложкой по голове.

Все смеются, и Витя бежит за тряпкой.

— Ах ты бессовестный! — шутливо журит она малыша.

А мачеха чуть укоризненно замечает:

— Ты его так не называй, Витя! Слышала, он уже ругаться научился.

Девочка притихла. Приятно, что ли? Ведь иногда мать сама называет Властика дурачком. Не поднимая головы, Витя проходится тряпкой до самой плиты.

— Возьми на полке лепешки и молоко.

Взгляд у мачехи ласковый, и Витя, все еще кипя от несправедливого упрека, больше начинает сердиться на саму себя: давно пора считать пани Керблову родной. Не желая выдать свое смятение, она как ни в чем не бывало отвечает:

— Хорошо, мама.

Второе слово Витя произносит после небольшой заминки и краснеет, будто тем самым предает память о родной матери. Лепешки так и тают во рту. С весны и до самой осени на обед домой Витя не ходит. Когда выгоняет коз, она берет с собой намазанный маслом хлеб, а возвращается уж под вечер. Правда, мачеха каждый раз напоминает: «Витя, приходи обедать!», но особенно не настаивает. Витя откусывает большой кусок, превращая лепешку в полумесяц, и снова краснеет, признаваясь в душе, что чаще всего отказывалась от домашнего обеда просто так, из упрямства. Неприятно чувствовать себя в доме лишней. В свой последний приезд Лида, оглядев ее сочувственным взглядом, сказала:

— Почему ты у нас такая маленькая? Она тебя плохо кормит?

Лида никогда не называет новую хозяйку дома мамой. Витя тогда сердито буркнула в ответ:

— Почему не кормит? Кормит. Что хочу, то и ем!

Витя жует лепешку, задумчиво глядя в окно.

— Пришей-ка вешалки к полотенцам, — прерывает ее мысли мачеха.

Как бы она не догадалась, что у падчерицы на уме! Витя с набитым ртом торопливо кивает, послушно встает, вытаскивает из-под кровати старый папин чемодан с отставшей оковкой, со вздохом поднимает крышку.

— Дай цимадан! — кричит малыш с высокого стульчика.

— Иди сюда, я тебе покажу. — Витя сажает Властика рядом на пол. — Я в Прагу еду, понял? — объясняет она взрослым голосом и начинает аккуратно складывать в угол чемодана скатанные руликом чулки.

Малыш таращит полные любопытства глазенки и цапает мягкую трубочку.

— Э-э, цюлёк, — мямлит он удивленно.

— Властик, не мешай Вите! — пресекает мать очередную шалость. — И баиньки уже пора.

Детская рожица разъезжается в плаксивую гримасу, но Витя, как всегда, приходит на помощь. Тащит из прихожей ванночку, выливает в нее кастрюлю теплой воды и зачарованно наблюдает, как материнские руки намыливают розовое тельце. После мытья Витя надевает братику пижаму и на прощание прижимает его к себе. В груди поднимается все та же странная тоска. Она спешит передать малыша матери, и та уносит его в соседнюю комнату.

Витя стоит на коленях перед чемоданом, аккуратно укладывает свои вещи. Белье старенькое, рубашки штопаные-перештопаные, зато выглажены собственными руками на славу! «Ты растешь, надо старое донашивать…» Мачеха, конечно, права. Новую кофточку она сшила падчерице сама, платьев у Вити целых два, а вот зимние сапожки подкачали. Витя огорченно рассматривает со всех сторон покоробившихся уродцев; хуже всего, что они еще и жмут. Стоит слово сказать, папа сразу купит новые, но, подумав, какие его ждут расходы — учебники, билеты на поезд, плата за общежитие, — девочка быстро кидает сапоги на дно чемодана и, вздохнув, решает, что проносит их еще зиму. «Ох, и денег же на меня убухают!» — в который раз ужасается Витя. Жить придется в общежитии, язык никак не привыкнет к новому слову. Можно, конечно, у Лиды поселиться, но у них с мужем всего одна комната. Витя берет иголку — надо вешалки пришить. Исколотыми пальцами вставляет нить в ушко. Ловко у нее получается. Всю зиму она вечерами помогала мачехе с заказами, наметывала, белье чинила. Ей это всегда нравилось.

Приходит отец. Не успевает закрыть дверь, Витя уже летит ему навстречу:

— Ты почему задержался?

Папа высокий, сутуловатый; большие темные глаза, так похожие на Витины, все словно извиняются перед дочкой с тех пор, как умерла ее мать. У него сильные, привыкшие к труду руки, после работы на фабрике у него уйма дел по хозяйству, да и в огороде управляется один. Вспомнив о завтрашнем расставании, отец прижимает к себе худенькое лицо дочери, и Витя потихоньку вытирает о его рукав две тоскливые слезинки.