Сергей Голицын - Городок сорванцов Страница 10

Примечания:

а) В исключительных случаях объявляется чрезвычайное положение. После четырехкратных сигналов горна «Тревога!» начальник городка берет в руки всю власть.

б) Во время купанья первый закон не действует. На

реке командует начальник городка.

Второй, третий и четвертый законы, а также примечания «а» и «б» — это понятно без всяких объяснений. Поживем — увидим, как ребята научатся двенадцатисекундной точности, как сами будут все делать и сами командовать, как взрослые не будут ни во что вмешиваться (хотя в этом последнем я несколько усомнился).

Ну, а первый закон — «все можно» — я еще не совсем понимал. Саша Вараввинский говорил об автобусе без кондуктора. Значит, во всем, во всем мы будем доверять ребятам? Значит, мы верим им, значит, они никогда не станут обманывать нас? Согласен, что это возможно в далеком будущем. А сейчас?

Недоуменный вопрос Вити Панкина прервал мои размышления.

— «Все можно» — значит, никто ничего мне не будет запрещать? — спросил он, ехидно улыбаясь.

— Да, Витя, — ответил подошедший Владимир Викторович, — никто ничего тебе не запретит. Но ведь ты же сознательный человек, неужели ты будешь, ну, скажем, — Владимир Викторович на минуту задумался, — ты будешь нарочно рвать свои шаровары?

Коротышка Витя выпрямился.

— Что я, маленький, что ли?

— Знаю, знаю, что, ты никогда не будешь себе вредить, — закивал головой Владимир Викторович.

— А если на тихом часе я захочу кричать и бегать? — не унимался Витя.

Все засмеялись: экий Витя, здорово поддел членов штаба — составителей законов.

Южка с Валей тревожно переглянулись.

В глазах Владимира Викторовича забегали искорки.

— Да, Витя, на тихом часе ты можешь не спать; пожалуйста, читай книгу, играй в шахматы, вырезай на палочке узоры. Но не шуми. А если ты начнешь кричать и бегать, то разбудишь товарищей. И вы, ребята… — Владимир Викторович обвел всех внимательным взглядом, — докажите, что вы сознательные. Вы получили нигде не слыханное, исключительное право «все можно». Неужели вы плохо воспользуетесь своей свободой и станете мешать и вредить другим?

Все радостно закивали головами. Даже малышам было ясно — наши четыре закона очень хорошие; они совсем не похожи на те строгие запретительные правила, к каким ребята привыкли в пионерских лагерях.

Южка взглянула на свои часы.

— А теперь… — ее голос неожиданно зазвенел на всю площадь Радости, — пора купа-а-аться!

Ух, как они все понеслись с горы! Даже земля задрожала от топота множества ног.

— Южка, подойди сюда! — резко крикнул Владимир Викторович.

Оторопевшая девочка подбежала…

— Ты с ума сошла! А примечание «б»?

— Да ведь по расписанию сейчас время купаться, — оправдывалась Южка.

— Сейчас же выстраивай их всех на берегу, — . приказывал Владимир Викторович.

Южка испуганно взглянула на него и помчала вниз, к реке.

— Девочка — и начальник штаба! В первый же день все напутала.

Я оглянулся. Сзади стоял «Дон-Кихот» Эдик и презрительно морщил переносицу.

— Беги, беги, помоги Южке, — заметил ему Владимир Викторович.

«Заслуженный мастер спорта» пожал плечами и не торопясь начал спускаться с горы.

Я еще не знал, где буду жить, куда ребята дели мой чемодан, где находится лазарет, но все ж не утерпел и поспешил следом за всеми. Под нашей горой была тихая прозрачная неширокая протока глубиной никак не больше метра. Четыре белых столбика огораживали участок, отведенный для купанья. А сама Москва-река текла по ту сторону длинного песчаного острова, поросшего кое-где чахлыми лозами.

Ребята уже на ходу скидывали одежду, но тут купальщиков перехватывали Южка, Эдик и сам Владимир Викторович.

— Отряды, стройся! — на весь пляж крикнул начальник городка.

Никто не ожидал такого строгого приказа. Все нехотя выстроились в трусах и купальниках, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

Владимир Викторович медленно разделся и в одних трусах встал перед шеренгой.

— Разве вы не знаете, как в пионерских лагерях: за самовольное купанье — вон из лагеря? Купаются все вместе и только тут, — резко отрубил он, показал на пограничные столбики, не торопясь распределил, где, какой отряд купается, кто из взрослых за каким отрядом следит. Сам он взял под свое наблюдение три отряда. Марье Петровне, Алевтине Алексеевне и мне досталось по два отряда.

Посреди пляжа встал во весь рост Эдик в красных плавках, стройный, изящный, белый, точно гипсовая статуя. Он дал сигнал свистком, и ребята с криком и визгом бросились в воду. Протока наполнилась ребячьими головами. Дикие вопли, брызги, веселье, игры на воде… А ровно через десять минут Эдик снова дал свисток, и ребята с шумом выскочили из воды, подгоняя отстающих, и выстроились по отрядам. Мы принялись их торопливо считать.

Так повторялось три раза.

После купанья взрослые пошли в гору все вместе. Ребята по двое, по трое обгоняли нас, о чем-то отрывисто переговариваясь между собой. Я заметил, что лица у многих были хмуры и насуплены. Ну, понятно, им обещали свободу, обещали «все можно», а на самом деле, кажется, невидимые уздечки и вожжи тут будут куда прочнее, чем в пионерских лагерях.

— Владимир Викторович, — начала Алевтина Алексеевна, по-детски выпятив губы, — тут же совсем мелко и никакого течения.

— Так будем всегда купаться! — совсем незнакомым и жестким голосом неожиданно отрезал Владимир Викторович и тихо добавил: — Я, может быть, в тысячу раз больше вашего не хочу быть их сторожем во время купанья, но ничего не поделаешь.

— Бедные детки! — искренне огорчилась Алевтина Алексеевна.

— Дорогая моя, не спорьте, — возразила Марья Петровна, — «все можно» — это остроумное изобретение членов штаба и уважаемого начальника городка, — в ее голосе угадывалась легкая насмешечка, — а инструкция по купанью утверждена министерством. Вода всегда есть и будет коварной стихией! — патетически закончила она.

Никто из нас не нашелся, что ответить на столь мудрое изречение.

Я на минуту остановился перевести дух и тут же услышал за своей спиной недовольный голос:

— Вы еще ни разу со мной не разговаривали.

Я оглянулся. Меня догоняла маленькая кругленькая девочка с круглыми, словно надутыми, щечками и толстой светлой косой, обвитой вокруг головы. Девочка, подпрыгивая и семеня мелкими шажками, вскоре поравнялась со мной. Я раньше видел ее несколько раз на совете дружины, но там она упорно молчала и только хлопала глазами. Сейчас она тараторила так быстро, что глотала концы слов; впрочем, иные фразы она повторяла несколько раз, поэтому я кое-как понял скоропалительный поток ее речи.

За две минуты толстушка мне успела рассказать очень многое… Зовут ее Наташа Толстенкова, ей двенадцать лет, она перешла в шестой класс с пятерками и четверками, в далеком будущем мечтает стать хирургом, а сейчас является членом штаба и главным врачом городка.

— Кем? — переспросил я. Моя правая бровь невольно приподнялась.

— Главным врачом, — повторила девочка таким невозмутимым тоном, словно уже год тому назад свыклась с этой ответственной должностью.

— Вы давно должны были со мной познакомиться, — упрекнула она меня, обиженно сложив свои пухлые губы.

— А что же ты сама ко мне раньше не подходила? — спросил я.

— Некогда было, — коротко ответила она и, подпрыгивая, заторопилась вперед.

Не успел я удивиться ответу «главного врача», как мы подошли к белому столбику, вкопанному на горке у начала городка.

Я прочел надпись: «Госпитальная улица»; далее под деревьями выстроились в ряд четыре шатровые палатки. Большие белые с красным крестом флаги гордо развевались над ними. В палатке «Баня» я увидел ведра, шайки, тазы, вкопанные по краям лавочки. К центральному столбу были прислонены два цинковых корыта. В обеих палатках лазарета («для мальчиков» и «для девочек») мы нашли только сложенные стопкой раскладушки. К одной из сосен был привязан голубой рукомойник. Почему привязан? Ах, да! «Мы — друзья леса» и не должны даже гвоздик забить в дерево.

В палатке «Амбулатория» стояли две тумбочки, столик, складные стулья и раскладушка для меня, аккуратно застеленная стеганым одеялом; тут же я нашел свой чемодан, принесенный чьей-то заботливой рукой. Лекарства в тумбочках были разложены совсем не по-медицински: красненькие пакетики отдельно, зелененькие отдельно, маленькие склянки — на одной полочке, большие — на другой. На обеих тумбочках стояли стаканы с цветами.

«Главный врач», или просто Наташа, обратила мое внимание на две крохотные елочки, что росли на травяном полу посреди палатки-амбулатории.

— Я их сперва хотела срубить, — сказала она, — но потом пожалела. Смотрите, какие они хорошенькие. Когда будете утром вставать с раскладушки, перешагивайте осторожнее, чтобы их не сломать.