Георгий Скребицкий - Длиннохвостые разбойники (сборник) Страница 10

Уже совсем стемнело. Небо усыпано звёздами. Передо мною снова широкий залив и лес на другом берегу. Но утром, когда всходило солнце, лес казался прозрачным и розовым, а теперь он густо-синий. И вдруг, совсем неожиданно, он начинает почему-то светлеть; светлеет, серебрится всё заметнее, всё сильнее. Я оглядываюсь – из-за деревьев медленно поднимается круглая голубая луна. Ночь светлеет прямо на глазах.

Легко и весело пройти теперь до самой деревни по этому посветлевшему голубому лесу. Я иду и вдруг замечаю, что совсем не морозит.

Снег, звёзды, луна, а мороза нет. Да ведь это уже начало весны. Наверное, завтра, как только поднимется солнце повыше, разогреет к полудню, так снег с полей и потечёт. И грачи загомонят у гнёзд на старых ракитах.

Лунная мартовская ночь без мороза, первая весенняя ночь. И как хорошо всё кругом: и мягкий, совсем не хрустящий снег, и узенькая тропинка, ведущая из хмурого леса на простор голубых лунных полей, и протяжный гудок далёкого паровоза… А главное, так хорошо от сознания, что завтра свершится величайшее чудо в природе, то самое чудо, ради которого всё живое: и звери, и птицы, и крохотные букашки – терпит лютый холод и голод зимы, – то самое чудо, ради которого стоит всё перетерпеть и жить.

ЗА СЕЛЕЗНЯМИ

Как только в воздухе запахнет весной, потянут с юга перелётные птицы, тут с нами, охотниками, начинает твориться что-то неладное. В эту пору охотника сразу можно узнать и отличить от обыкновенного человека.

Вот посреди мостовой стоит пожилой человек и, подняв кверху лицо, взволнованно шепчет:

– Раз, два, три… пять… восемь… одиннадцать…

Кругом несутся автомобили, обдают потоками грязи, а он всё смотрит и смотрит вверх и считает: «Двенадцать… пятнадцать… семнадцать…»

– Гражданин, – трогает его за плечо какая-то сердобольная женщина, – тебе что – померещилось что-нибудь?

Но он, не отвечая, продолжает считать:

– Двадцать… Двадцать два, двадцать три…

И так он будет стоять и глядеть вверх как зачарованный, пока вереница гусей не скроется в голубой весенней дали.

В эту пору и самих охотников неудержимо тянет вслед за птицами в леса, на разливы озёр и рек, туда, где природа справляет весёлый праздник весны.

Хорошо тогда сидеть с ружьём в шалаше на берегу тихой заводи и подкарауливать диких селезней. А чтобы подманить их к шалашу, охотник пускается на хитрость: он сажает на воду перед шалашом привязанную за ногу ручную утку.

Утка покрякивает, селезень подлетает. Только стреляй вернее, не промахнись, и ты всегда вернёшься домой с хорошей добычей.

У кого есть ручная, или, как её охотники называют, «подсадная», утка, тот охотник – счастливец. Ну, а как же быть тому, у кого такой утки нет? Тут уж надо идти на двойную хитрость: вместо живой утки сажать на воду чучело (деревянное или резиновое), а чтобы ветер его не угнал, снизу привязывать на длинной верёвке грузик.

Крякать такое чучело, конечно, не может, поэтому приходится самому. Одни охотники крякают в манок, другие просто в кулак, кто как сумеет. Но всё-таки как ни крякай, а вот как настоящая утка – никогда не сумеешь.

Охота без утки плоха ещё тем, что чучело сидит на воде неподвижно. На то оно и чучело. Хорошо, если есть ветерок, тогда деревянная уточка плещется на волнах, будто живая. А когда ветер стихнет, чучело торчит на воде, как колчушка, к нему никакой селезень не подлетит.

Долго думали мы, охотники-безутятники, как бы нам «оживить» нашу приманку. Наконец кто-то придумал и напечатал в журнале отличный способ: к той самой бечёвке, на которой подвешен к чучелу грузик, надо ещё привязать сбоку тоненький поводок с крючком, а на крючок прицепить живую рыбку. Рыбка будет дёргать за поводок, и чучело начнёт шевелиться, будто живая утка. Просто и хорошо.

…И вот я уже сижу в шалаше, а передо мной на неподвижной воде весело плавает моя «ожившая» уточка. На крючок я прицепил шустрого карасика, он живой, энергичный, так и дёргает за бечёвку.

Я достаю из сумки манок и начинаю усиленно крякать. Крякаю полчаса, крякаю час… И вдруг откуда-то издали слышится ответный крик селезня. «Шварк, шварк», – отвечает он мне и, свистя крыльями, опускается на воду… Как он хорош в своём весеннем наряде: голова сизая, грудь тёмно-коричневая, а спина серая с синим зеркальцем на крыле.

Высоко подняв голову и зорко оглядываясь, он плывёт всё ближе и ближе к моей уточке. Ещё секунда – и можно стрелять.

Но тут происходит что-то невероятное: моя деревянная утка неожиданно бросается в сторону, ныряет, вновь появляется на воде и во всю прыть пускается наутёк.

Чучело «ожило». Забыв об охоте, я выскакиваю из шалаша. Селезень улетает. Но я уже и не думаю о нём, бегу к лодке и пускаюсь в погоню за уткой. Не тут-то было: она удирает и от меня. С трудом настигаю беглянку, хватаю за шею, тащу из воды, утка упорно сопротивляется. Наконец она в лодке, но какая-то невидимая сила пытается вырвать её у меня из рук и утащить обратно в воду. Я хватаюсь за бечеву и после короткой борьбы подтаскиваю к лодке крупную щуку – значит, попалась на моего карася и теперь на крючке. Ещё миг – щука обрывает бечёвку, скрывается под водой.

Вот и конец. Я сижу в какой-то растерянности, сам не могу понять, кто же я: охотник или рыбак? А впрочем, не всё ли это равно, главное то, что у меня нет ни щуки, ни селезня. Получилось совсем как в пословице: «За двумя зайцами погнался, ни одного не поймал».

ДЛИННОХВОСТЫЕ РАЗБОЙНИКИ

Это было в самом начале весны.

В лесу под деревьями ещё лежал снег, но зато на открытых местах уже темнели первые проталины.

Древесные почки начали надуваться, и от этого ветки кустов и деревьев казались не такими голыми, как зимой, а чуть-чуть мохнатыми. Кругом в вершинах деревьев на разные голоса распевали овсянки, синицы, и где-то вдали отбивал барабанную дробь лесной барабанщик – дятел.

Мы с сыном шли по тропинке, прислушиваясь к голосам весеннего леса. Вдруг слышим – впереди нас застрекотали сороки, да тревожно так, словно что-то заприметили.

Вышли мы из-за кустов на лужайку. Смотрим – и понять ничего не можем, что там происходит. По лужку взад-вперёд мечется заяц, а около него – две сороки; то взлетят, то на землю сядут. Заяц на них так и наскакивает. Только какая-нибудь близко подлетит, он – прыг! – прямо к ней, норовит передними лапами ударить.

Отлетит сорока, а вторая уже сзади подлетает. Обернётся заяц и на ту бросится. Глядим мы и никак не разберём, кто же на кого нападает.

Стали подходить ближе. Заметил нас заяц и поскакал в лес. Сороки тоже прочь полетели. Летят, а сами стрекочут: видно, очень не хочется им улетать.

Подошли мы к тому месту, где сороки с зайцем дрались. Вдруг видим – прямо под ногами лежит в ямке маленький серый комочек.

Да ведь это зайчонок! Совсем крошечный, только недавно родился.

Тут мы и поняли, почему заяц на сорок нападал. Это зайчиха своего детёныша так храбро защищала. Значит, неверно говорят, что заяц – трусишка.

Взяли мы зайчонка, отнесли в ближайшие кусты, куда зайчиха только что ускакала, и посадили под самый кустик.

Мать его там непременно найдёт. Звери постоянно своим же следом назад возвращаются. Побежит зайчиха обратно и наткнётся на него. А сорокам зайчонка в кустах ни за что не найти.

Вышли мы обратно на лужайку. Глядим – сороки уж опять на том же месте вертятся. Прыгают, к земле приглядываются, зайчонка ищут. Вот ведь какие! Разбойники, да и только.

ЗЕЛЁНЫЙ ШУМ

Природа южных стран богаче нашей,Цветы нарядней там и много краше.Но мне всего милей берёзовый лесок,Тенистый островок среди лугов и пашен.

Май – это месяц первой зелени, первых цветов, первых весенних гроз.

Помню, однажды такая гроза застала меня в далёкой лесной деревушке. Я возвращался с охоты, спешил в Углич на пароход. И вдруг – гроза, первая гроза в этом году.

Я переждал её в сенном сарае. Как только кончился ливень, я выбрался за деревенскую околицу, прямо в лес, на поляну, да так и остановился. Нужно спешить, а я стою и глаз не могу оторвать от того, что вижу. Передо мной – молодой берёзовый лес, умытый дождём. Он ещё голый, без листьев. Стволы берёзок тонкие, белые, а ветви лиловые. На концах ветвей серёжки висят, а на серёжках – капли дождя.

Снизу от влажной земли пар поднимается, плывёт над поляной. А воздух, воздух какой! Тёплый, влажный, пахнет сырой землёй и горечью набухших берёзовых почек.

Я постоял, посмотрел и пошёл по лесной дороге.

Кругом по деревьям птицы поют: зяблики, овсянки, скворцы, дрозды… Вдали кукушка кукует. Каждый певец на свой манер старается. Одни звонкую трель выводят, другие свистят, третьи щебечут.

А из каждой весенней лужи слышится нежное урчанье лягушек. Вон их сколько, весёлых лупоглазых певцов. Это травяные лягушки. Они первые открывают весенний концерт. Потом, попозднее, когда вода в водоёмах хорошенько прогреется, запоют другие – водяные лягушки. Вот те уже настоящие певцы. Но такие концерты ещё впереди.