Людмила Матвеева - Дарю тебе велосипед Страница 10

Сашеньке сделалось совсем одиноко, ещё больше, чем до этого. В эту минуту ему казалось, что он один в целом мире. У всех есть подруги, приятели. У него, у Сашеньки, нет никого. Только родственники. Но родственники не в счёт. Брат Алёша, конечно, очень хороший. Но он взрослый. Он всегда занят, ему не до Сашеньки. Алёша студент, он художник. А художники не бывают свободными. Алёша готовится к выставке, это очень важное дело — готовиться к выставке. Приходится много рисовать. Вот и получается, что у Сашеньки есть старший брат, а как будто его и нет.

Девчонки сели рядышком и шепчутся, и смеются, и толкают друг друга локтями, и радуются своей встрече, как будто она неожиданная, хотя сами же сговорились встретиться в кино. Они ведут себя так, как полагается девочкам, которые не виделись некоторое время — всё равно, год или несколько часов, — а теперь увиделись и рады.

Сашенька отворачивается. Какое ему, в конце-то концов, дело до этих совершенно посторонних девчонок. И помпон глупый, цыплячий. Саша Лагутина, например, никогда не надела бы такую шапку.

Очень нужны нам иногда товарищи по несчастью. А если окажется, что мы ошиблись и у человека всё в порядке, мы почему-то на него готовы обидеться. Хотя он ни при чём. Это же мы сами про него сочиняем, а он нам ничего не говорил и в товарищи не набивался.

В зале много свободных мест, взрослые в это время редко ходят в кино, они ещё на работе. Но вот перед Сашенькой усаживаются большой мужчина и маленькая женщина. Спина у мужчины широкая, из-за такой спины и экрана не увидишь. А женщина всё время прислоняется к своему спутнику плечом, между ними не посмотришь, хоть пересаживайся. Но Сашенька почему-то не пересел — не любит Сашенька занимать чужое место, ещё придут и сгонят. Ладно, в следующий раз он возьмёт билет в первый ряд, тогда уж никто ничего не загородит. А теперь придётся вытягивать шею вбок, чтобы выглянуть из-за чужих спин.

Вот женщина наклонила голову мужчины к себе, что-то шепчет ему на ухо, и он кивает. Сашенька перестаёт думать о том, что они ему мешают. Он думает о том, что когда-нибудь он, Сашенька, вырастет и станет взрослым. Возможно, он будет капитаном, а может быть, геологом или географом. И вот он, бородатый, загорелый, слегка охрипший от дальних дорог, возвращается в свой родной город. И конечно, он идёт в кино — там, в таёжных странствиях, он соскучился без кино. Он садится в свой любимый седьмой ряд, и рядом с ним сидит прекрасная, удивительная красавица. Она сидит рядом и что-то говорит ему, мужественному и сильному человеку. И он кивает, он соглашается с ней — разве спорят с красавицей? Сашенька даже удивляется, какие странные мысли иногда приходят ему в голову. Но мысли ведь приходят, не спрашивая разрешения. А мужчина впереди вдруг говорит раздражённо:

— Ну хорошо, хорошо, я понял, зачем повторять? Поговорю, я же сказал. Может быть, сегодня. Или завтра.

Медленно начинает гаснуть свет. Как таинственно и необыкновенно гаснет свет в кино. Не сразу, не резко — свет и тут же темнота. Нет, медленный переход, плавный, как с некрутой горки въезжаешь в темноту. Сначала становится чуть темнее, потом ещё чуть-чуть сгущаются сумерки, и вот почти совсем темно, а всё-таки не совсем: немного света не дотаяло. И он тает, тает, и в какое-то мгновенье наступает полная чёрная темнота.

Фильм может оказаться интересным или не очень интересным, а вот этот момент постепенного перехода из обычной жизни в мир кино — этот момент всегда полон особого смысла. Это минуты мечты, надежды на необыкновенное, может быть, даже на чудо.

И тут в сумерках мужчина впереди Сашеньки поворачивает голову, Сашенька видит его лицо. Большое мягкое лицо, а нос небольшой, и рот небольшой, и очки блестят. Почему-то стало беспокойно. В чём дело? А в том, что Сашеньке Черенкову показалось, что он не в первый раз видит это лицо. Он знает этого человека, не раз видел его. А где? Когда? Почему-то не может вспомнить. Воспоминание где-то рядом, совсем близко, но, как мышонок, вильнуло хвостиком и исчезло. Мучайся, лови этот хвостик. Где же, где, при каких обстоятельствах Сашенька встречал этого человека с большим мягким лицом и твёрдым профилем? И почему это кажется важным? Ну, видел, ну, не видел. Мало ли кого мы видим и потом забываем. Нет, не мог Сашенька успокоиться.

Уже шёл журнал. Обаятельный милиционер говорил, как опасно перебегать улицу перед транспортом. И светофор светил с экрана тревожным красным глазом. А Сашенька всё пытался заглянуть в лицо человека, сидевшего впереди. И никак ему не удавалось заглянуть.

— Не вертись ты, мальчик, — сказала старушка рядом с Сашенькой. — Какой неспокойный.

— Извините, — ответил он и стал сидеть смирно.

Вот такой он человек. Пришёл в кино, ну и смотри кино. Наслаждайся жизнью. Купи себе мороженое, а если хватит денег, то и шоколадку купи. Нет, тревожится, беспокоится, мечется.

Странный мальчик.

Всего одна ошибка

Вожатая Галя выходит на сцену и говорит:

«Начинаем наш спектакль! Мы посвящаем его окончанию учебного года! Занавес!»

Медленно плывёт занавес, и тут Галю бросает в холод. И руки становятся ледяными, и ноги тоже. Потому что в зале стоят немного расшатанные стулья, несколько скамеек. Но там, в зале, нет ни одного зрителя — никого. И это так страшно, так печально и обидно, что Галя, хотя она и взрослая, и студентка-заочница, начинает громко всхлипывать. И тут чья-то рука ложится ей на плечо.

«Галя! Галочка! Ты что? Ну что с тобой?»

Галя вздрагивает и наконец просыпается. Это был всего лишь сон. Страшный, печальный, обидный сон.

Мама гладит Галю по голове, мама говорит:

— Ну успокойся. Всё будет хорошо. Нельзя же так нервничать.

А Галя? Она всхлипывает, как маленькая, уже не во сне. Она говорит несвязные слова, какие все люди говорят своим мамам, когда мамы их жалеют.

— Я им говорю, а они не сделали, и всем наплевать. Бегаешь, бегаешь. Никакой ответственности. А без афиши тоже нельзя, правда, мам?

А мама?

Мама — это мама, и как все мамы на свете, она понимает одно: дочку, даже совсем взрослую, даже вожатую, даже студентку-заочницу, будущего педагога, надо сегодня утешить, пожалеть, погладить по голове.

— Галочка, деточка, милая. Они дети, а ты взрослый человек, разве взрослые обижаются на маленьких? Ну, непослушные они, ну, безответственные немного. Научатся, вырастут, жизнь научит их, и ты поможешь им. Спи, спи, завтра рано вставать. Всё будет хорошо.

Каждому человеку так хочется верить в эти слова — всё будет хорошо.

— Им легко, — говорит Галя и засыпает.

— Всем трудно, — говорит мама и тоже засыпает.

Сколько нервов нужно потратить, пока что-нибудь дельное получится.

А утром?

О, утром всё совсем по-другому.

Как только вожатая Галя входит в школу, она видит на стене вестибюля, на самом видном месте, возле раздевалки, хорошую большую афишу. Заметную, нарядную, голубую. И синими крупными буквами на ней написано: «Спиктакль! Не пропустите! Он начнётся четырнадцатого в пять! Приглашаем всех! Школьный театр показывает «Красную Шапочку»!»

Афиша аккуратно приколота кнопками. Галя стоит рядом и улыбается, и так хорошо у неё на душе, как только может быть хорошо человеку, которого не подвели, не обманули. Она не верила, что Саша Лагутина выполнит поручение, а Саша взяла и выполнила. И тихо, скромно, без лишнего крика удалилась. Вот, оказывается, какая она, Саша-то Лагутина. То кричит, шумит и носится без толка, а как до дела дошло — серьёзный человек, и больше ничего.

Буквы, правда, немного кривые, видно, что человек спешил. Ну что же, это простительно — действительно, сделали быстро. Зато рисунок очень хороший — с настроением, красивый, радостный рисунок.

Директор школы, Алла Васильевна, подходит к афише, близоруко щурится и говорит:

— Ну, молодцы дети. И нарисовали хорошо, таланты растут, я даже не знала, что в нашей школе есть такие художники. В девятом? В десятом?

— В четвёртом! — гордо отвечает Галя. — Представляете, Алла Васильевна, — Воронин Евгений из четвёртого «А». А вдохновила его на подвиг Саша Лагутина. Помните Сашу Лагутину, Алла Васильевна?

— Как-же, как же. Та, которая всё бегом? Умники дети. Обожаю талантливых детей. Только ошибку исправьте, Галя, вот здесь. — И директор показывает. В слове «спиктакль» вместо буквы «е» написано яркое синее «и». Галя краснеет, что сразу не заметила. Достаёт ручку, синей пастой можно исправить незаметно. Алла Васильевна уходит в свой директорский кабинет, говорит добродушно:

— Золотые дети, прелестные. Все талантливые, все.

Галя исправляет ошибку, получается почти незаметно. Остальное всё красиво и совершенно правильно.

Все, кто входит в школу, сразу замечают афишу.

— Спектакль! Во здорово!

— Пойдёшь?

— А чего? Можно пойти.